Кровь на колёсах

– Эй, Миша? А может, это твой тесть позвонит? – спросил его тогда Измайлов. – Это же он втравил нас в эту историю.

– Там и без него есть кому звонить. Они его подставлять под это звонок не станут. Он им ещё нужен, – оборвал его Ланге. – Ты же знаешь, сначала они работали через тебя, а потом вдруг сами вышли на меня. С чем это связано, я пока не знаю.

Сейчас, в тишине камеры, он старался вспомнить тот голос в телефонной трубке. Он встал с топчана и начал шагать от стены к стене. Ходьба немного отвлекала его от страшной мысли о возможной мести семье со стороны людей Хозяина.

Неожиданно он услышал за дверью знакомый голос, который не мог не узнать. Именно этот голос сообщил ему о выезде Абрамова.

– Измайлов! Ты почему друзей сдаёшь? Спастись хочешь? Ты же знаешь, предателю долго не жить. Выбирай, кто из вас подохнет первым: твоя беременная жена или ты!

– Кто это? – до смерти испугался Измайлов. – Что вам от меня нужно?

– Молчание, – ответил голос. – Меня зовут Молчание.

– Умоляю вас, не трогайте мою жену! Она здесь ни при чём!

– У тебя два часа. Решай сам, или ты, или она! Ты должен умереть, ты это знаешь, такова воля Хозяина!

Измайлов прижался щекой к двери и зашептал:

– Где гарантии, что вы не тронете мою жену и детей?

– Какие могут быть гарантии, гарантии дает лишь страховая компания. Выбирай! У тебя два часа! – повторили в коридоре.

Прижавшись к двери ухом, он услышал удаляющиеся шаги.

Слёзы отчаянья потекли из его глаз: «Откуда они знают, о чём я говорил с Абрамовым? Ведь он говорил, что никто не узнает о его показаниях. Тем более он не должен был делиться этими показаниями с местными милиционерами. Тогда от кого они так быстро узнали об этом разговоре?»

Он в состоянии страха и безысходности метался по камере, судорожно решая: «Что делать? Вызвать Абрамова и рассказать ему всё. Но он не сможет помочь семье. Что же делать?»

Сейчас он проклинал себя за то, что связался с наркотиками. Чего ему не хватало? В своё время они предупреждали, что если он их продаст, то они в первую очередь убьют его родственников. По их словам выходило, что он должен сразу покончить с собой, чтобы не попасть в руки милиции или отрезать себе язык. А теперь смертельная угроза нависла над его беременной женой.

Измайлов снял с себя рубашку и начал её рвать на мелкие полосы. Разобравшись с рубашкой, принялся за майку. Из матерчатых полос он связал верёвку, которую прочно закрепил за решётку окна. Затем накинул петлю на шею и закрыл глаза. Умирать ему не хотелось, но другого выхода не было.

Единственное, о чём сейчас думал Измайлов, была беременная жена и дети.

– Прощайте, – прошептал он пересохшим языком и спрыгнул с верхнего яруса койки.

Его тело несколько раз дернулось в конвульсиях, а затем вытянулось струной и затихло.

В двери открылся глазок, кто-то заглянул в камеру…

* * *

О самоубийстве Измайлова я узнал ближе к вечеру, после возвращения из КГБ, куда меня ещё до обеда пригласил Каримов. Это приглашение стало для меня неожиданностью.

– Вы мне не подскажете, с чем связано столь срочное приглашение? Нельзя ли перенести эту встречу на более позднее время? У меня сейчас очень много работы.

– Нет, – услышал я в ответ, – есть необходимость срочно встретиться.

Лишь потом по истечении времени я пойму, с чем была связана эта поспешность.

Прибыв в КГБ, я узнал от Каримова, что их местный отдел намеревается обратиться в МВД Республики Татарстан с просьбой о передаче им арестованного нами Измайлова. От него я также узнал, что стороны якобы уже достигли договоренности и передача должна состояться буквально на днях, после подписания необходимых документов.

Я был против этой несвоевременной процедуры, так как считал, что мы сами в состоянии отработать его по полной программе. Тем более что сам Измайлов пошёл на контакт и готов дать все необходимые показания. Передача его в ведомство госбезопасности сводила на нет всю нашу предыдущую работу с ним. Ещё находясь в здании КГБ, я решил, что весь сегодняшний вечер уделю делу Измайлова. Его необходимо было дожать, и я уже в голове прокручивал всевозможные варианты нашего разговора.

В отделе милиции меня ошеломила весть о гибели арестованного. Я уединился в кабинете, не зная, что делать дальше. Смерть важного обвиняемого была сколь неожиданной, столь и несвоевременной. Только вчера, после неоднократных попыток мне наконец-то удалось найти с ним контакт. Он рассказал много интересного об этом непростом деле. Я не писал его показания, так как рассчитывал, что сегодня уговорю его дать показания официально, под запись следователя. И вдруг!..

Что могло заставить этого человека влезть в петлю? Зная его бойцовский характер, я мог предположить только одно: наш вчерашний с ним разговор стал достоянием третьих лиц. Этой третьей стороной, по всей вероятности, можно было считать людей, тесно связанных с поставками наркотиков. Только они могли как-то повлиять на его волю и заставить покончить с жизнью.

Я пригласил к себе Старостина.

– Как был обнаружен труп Измайлова? – спросил я. – Кто из наших оперативников дежурил сегодня в изоляторе временного содержания?

– Дежурил Сердюков, труп обнаружен сержантом Курицыным во время раздачи ужина.

– Пригласите его ко мне.

Ждать пришлось минут десять. Наконец в дверь кабинета постучали, вошёл испуганный Сердюков.

– Расскажите, каковы ваши обязанности по ИВС, – попросил я. – Как так получилось, что вы недоглядели за Измайловым?

– Виктор Николаевич! – заикаясь, начал Сердюков, – я последний раз обходил камеры в двенадцать часов дня. Заглянул в глазок. Увидел, что Измайлов сидит на нижней койке. Никаких признаков возможного суицида я не заметил. Он был в нормальном состоянии, как всегда. В тринадцать тридцать ему передали обед. В восемнадцать тридцать при раздаче ужина арестованный Ким увидел висевшего на веревке Измайлова. Я тут же вызвал скорую, но врач только зафиксировал смерть в результате асфиксии. Он сказал мне, что, судя по трупному окоченению, смерть Измайлова наступила между пятнадцатью тридцатью и восемнадцатью часами. В качестве верёвки были использованы рубашка и нательная майка.

– С кем общался Измайлов в последние часы?

– В связи с вашим указанием Измайлов содержался в отдельной камере, без контакта с другими осуждёнными. Виктор Николаевич, за всё моё дежурство я лишь дважды покидал помещения ИВС, один раз на обед, а второй раз минут на двадцать в районе шестнадцати тридцати. Мне позвонили по телефону и попросили, чтобы прибыл к бухгалтеру отдела, так как на моё имя поступил перевод.

– Перевод получили?

– Нет. Не получил. Кто-то, наверное, пошутил надо мной, – явно тупил Сердюков.

– Когда вы направлялись в бухгалтерию, кто оставался в ИВС?

– Дежурный по ИВС сержант Курицын и Семёнов.

Далее я вызвал сержанта Курицына. Интуиция подсказывала мне, что он может что-то знать. Через пять минут он был у меня.

Я пристально смотрел на него и молчал. Не выдержав моего взгляда, тот начал ёрзать на стуле. Я решил блефануть и, достав из стола чистый лист, протянул ему. Курицын непонимающе глянул.

– Вам что, непонятно? – спросил я совершенно спокойно. – Предлагаю вам написать явку с повинной.

– Вы что? – обомлел Курицын. – Какую явку? Я никого не убивал и к смерти задержанного никакого отношения не имею! Мне было запрещено вообще подходить к этой камере, я и не подходил. Никто меня около неё ни разу не видел!

– Если это не вы, тогда кто подходил к камере Измайлова? – спросил я всё так же спокойно. – Или ты мне сейчас всё расскажешь, или сегодня же ночью уедешь под конвоем в Набережные Челны. Там ты быстро заговоришь, это я тебе обещаю.

– Я никого не видел, – заныл Курицын. – Я ничего не знаю!

– Вот и хорошо, значит, поедешь в Челны, – резюмировал я, давая понять, что этот вопрос уже решён. – Оружие при тебе?