Абрамов сидел за столом и, не отрываясь, смотрел на Татьяну. В его голове все ходило ходуном, и поэтому, он не всегда улавливал смысл ее слов.
– Таня, зачем ты это делаешь? Зачем ты мне все это говоришь?
– Витя, ты еще молод и вся жизнь у тебя только начинается. Зачем я тебе, полевая жена? Ты знаешь, я много думала все это время и поняла, что ты похож на птицу в небе, а Иван, пусть и синица, но она у меня в руке. Я чувствую, что нужна ему, нужна как женщина, как жена. К тебе, кроме любви, у меня ничего нет. Я не чувствую в тебе опору. Прости меня.
– Таня, это несправедливо по отношению ко мне. Ведь я тебя люблю не меньше, а может быть, и больше, чем он.
– Ты еще мальчик, пусть и взрослый, но мальчик. Ты во мне нашел маму. В Союзе у тебя есть родная мама и там я тебе буду не нужна. Там много красивых и умных девушек и ты обязательно найдешь себе ту, которую действительно полюбишь всем сердцем. Ты – хороший человек, но Иван надежнее. Я не хочу второй раз ошибиться и поэтому прошу простить меня за то, что вселила в тебя чувство любви ко мне. Это было моей ошибкой. Прости меня еще раз. Мне пора.
Она встала и направилась к двери, где ее ожидал Марченко. Боль и обида душили Абрамова. Ему было так больно, что он не мог встать из-за стола.
Виктор взглядом проводил ее удаляющуюся фигуру, хорошо понимая, что он видит ее в последний раз.
– Прощай, Татьяна, – прошептал он.
Заметив пробегавшего старшину, Абрамов остановил его и попросил, чтобы он налил ему сто пятьдесят граммов спирта. Через две минуты перед ним стояла кружка со спиртом, котелок воды и кусок хлеба с салом. Виктор выпил спирт залпом, не почувствовав абсолютно ничего, ни горечи, ни жжения. Сделал глубокий выдох и поставил пустую кружку на стол. Отломив кусочек хлеба, он положил его в рот.
В тот миг жизнь для Абрамова потеряла всякий смысл. Он, как никогда, остро почувствовал свое одиночество. Виктор окинул взглядом стены столовой, и все мгновенно опротивело настолько, что он невольно закрыл глаза. Просидев в таком состоянии минут десять, он направился во двор.
Выкурив на улице сигарету, Виктор ушел в свою комнату, где, не раздеваясь и не расправляя койку, рухнул на нее. Этот день был явно не его. Теперь Абрамову оставалось одно – ждать «дембель», чтобы навсегда уехать отсюда и все это окончательно забыть.
***
Всю ночь Виктор не спал. Утром он и Марченко отправились в штаб к руководству. Марченко скрылся за дверью штаба, а Абрамов присел недалеко от двери, достал сигареты из кармана куртки и закурил.
– Здравствуй, Абрамов! – услышал он знакомый голос.
Виктор повернул голову и увидел майора Власова. Он бросил сигарету и приподнялся с камня.
– Рад тебя видеть, – произнес майор и по-отечески похлопал его по плечу. – Не устаю тебе удивляться. В каких передрягах ты только не побывал, а живой и невредимый. Твой командир замучил руководство КГБ в Москве, доказывая всем, что ты – герой.
Абрамов, молча, смотрел на лощеное лицо Власова, на его блестящие сапоги, на Орден Красной Звезды, сияющий малиновой эмалью на правой стороне его шерстяной гимнастерки, и с каждой минутой в его душе вскипала неподвластная ранее ему ненависть.
– Вы, товарищ майор, сомневаетесь в этом? – спросил Виктор, еле сдерживая себя. – Может быть, вы находились рядом со мной на позиции в горах, когда наши самолеты бомбили нас в Кунарском ущелье, и это не моего товарища Петровского ранило осколком нашей бомбы, а вас?
У Власова глаза полезли на лоб от дерзости этого человека. Он стал судорожно глотать воздух, не в силах произнести в ответ ни слова. Но это продолжалось недолго. Оправившись от шока, он схватил Виктора за ворот куртки и всей массой своего тела прижал к стене.
– Ты знаешь, с кем разговариваешь, щенок? – закричал он, брызгая слюной. – Да, я тебя в дорожную пыль сотру. Понял?!
Этот крик привлек внимание военнослужащих, стоявших недалеко от них. Они с интересом стали наблюдать эту стычку.
– Извини, майор, но у тебя ничего не получится, – ответил Абрамов. – Я не из тех, за кого вам вручают боевые награды.
Сначала Власов покраснел, затем побелел. Он резко отвернулся от Виктора и чуть не споткнулся о лежащий на дороге камень. Его кожаная коричневая папка вылетела из рук и упала в дорожную пыль, что вызвало оживление среди стоявших недалеко от них солдат. Они громко засмеялись, наблюдая, как майор в «зеркальных» сапогах лезет за ней. Через секунду его сапоги приобрели привычный для Афганистана цвет: они стали бархатисто-серыми. Серой стала и его новая шерстяная гимнастерка, испачканная пыльной папкой, которую он сунул себе под мышку. Власов злобно посмотрел на Абрамова и чуть ли не бегом скрылся за дверью штаба.
Из двери показался Марченко и направился к нему.
– Абрамов, что произошло? В дверях я столкнулся с твоим земляком, так он вместо приветствия обложил меня матом.
– Да ничего не произошло, командир. Просто он споткнулся и чуть не упал в солдатскую мягкую пыль, вот и психанул, наверное.
– Смотри, Абрамов, допрыгаешься ты с этим майором. Он и так тебе кислород перекрыл в отношении наград, сейчас, наверняка, что-то новое придумает.
– Да, Бог, с ним, с этим майором, – произнес Виктор, – Бог ему – судья. Что нового, командир?
– Здесь за городом, в десяти километрах от нашей базы, стоит строительный батальон. Они тянут дорогу. Так вот, вчера на базу не вернулись девятнадцать машин, возивших гравий из соседнего карьера. Командование просит нас разыскать их и, конечно, солдат, если те еще живы.
– Понятно, – ответил Абрамов. – Тогда поехали поднимать бойцов.
Они быстро добрались до базы. Марченко вылез из кабины машины и во все горло закричал:
– Тревога, в ружье!
Виктор вместе с бойцами побежал в казарму. Руки автоматически схватили автомат и «лифчик» с патронами. Он выскочил во двор, прежде чем Марченко начал крыть всех их матом.
– Мужики, пропала автоколонна строительного батальона. Стройбат отправился за щебнем на девятнадцати КАМАЗах. Получен приказ организовать розыск колонны и, по возможности, оказать им помощь. Идем на четырех БТРах. Задача ясна?
Все молчали, значит, поставленная командиром задача была всем понятна.
– Я иду на первой машине, Абрамов – замыкающий.
Они быстро вскочили на броню, погрузили ящики с боеприпасами и вышли за ворота базы. Местные жители стали шарахаться в разные стороны и наблюдать за нами из подворотен своих домов. Поднимая клубы серой пыли, машины набрали скорость и вскоре покинули город.
***
Виктор сидел на броне, крепко вцепившись в поручень. БТР трясло на рытвинах и ухабах, и ему то и дело приходилось хвататься за скобу. Абрамов внимательно разглядывал лица новеньких бойцов. Они заметно отличались от старослужащих бойцов. Лица у них светились, и сейчас, им казалось, что война где-то далеко, что рейд отряда – это просто увеселительная прогулка. Глядя на них, Виктор невольно вспомнил Павлова, Лаврова и Петровского.
Один из бойцов, в новом, еще не запыленном комбинезоне, плотно прижался плечом к нему. Похоже, парень очень переживал свой первый выход на «дорогу». Его тело била мелкая дрожь, словно девицу при первом поцелуе. Он стыдился своего состояния и смотрел на него, словно ища у Виктора поддержки.
– Ничего, Герасимов, это все пройдет. И со мной так было. Так что не стесняйся, ты же живой человек, и это естественная реакция твоего организма, чтобы как-то успокоить его, – произнес Абрамов.
Похоже, что его слова немного успокоили Герасимова. Временно забыв о страхе, он начал всматриваться в дорогу.
«Пришло время доказать молодым, кто есть кто. Трудно самоутвердиться в этой боевой жизни. У вас, мужики, сегодня вступительный экзамен в боевую жизнь. Сдашь – уцелеешь, нет – уедешь домой в «черном тюльпане»», – размышлял Виктор, продолжая рассматривать напряженные лица новеньких бойцов.
Вскоре они увидели дорогу, ведущую в карьер, где машины стройбата должны были грузиться щебнем. Карьер был пуст, лишь ветер гнал в их сторону серую пыль.
«Похоже, их здесь и не было – подумал Абрамов. – Значит, машины перехватили раньше, до карьера. Тогда где они?»
Колонна развернулись, и направилась в обратную сторону. По дороге они нагнали двух стариков-афганцев. С ними долго о чем-то говорили Орлов и Марченко. Замполит подбежал к Виктору и, протянув руку, забрался на броню. Расталкивая своими могучими плечами бойцов, уселся рядом с ним.
– Что они сказали? – спросил Абрамов у него.
– Смешно. У одного брат – моджахед, а у другого, служит в царандое (в милиции), а сами друзья. Вот и разбери: кто из них враг, а кто друг.
Машины тронулись.
– Командир, куда двигаемся? – закричал Виктор по рации.