Шурави, или Моя война

Но она быстро захлебнулась под огнем пулеметов БТР.

Вдруг над полем боя повисла тишина: ни выстрелов, ни криков атакующих. Бойцы поняли, что душманы сделали лишь временную паузу, чтобы перегруппироваться и снова атаковать. Виктор вскрыл цинк и начал набивать пулеметные ленты патронами. До рассвета было еще часа два. Выдержат ли они их натиск или нет, никто не знал.

***

«Что это? – спросил себя, Абрамов и начал вглядываться в сереющее на востоке небо. – Нет, это не галлюцинация, я отчетливо слышу звук моторов, неужели это наши ребята, услышав шум боя, идут на помощь?»

– Мужики, «вертушки»! – закричал кто-то из-за сожженного БТРа.

Голос был до ужаса знакомым, но кому принадлежал, Виктор сразу определить не смог. На фоне розового восхода он увидел две черные точки, которые стремительно превращались в «горбатых» (вертолеты огневой поддержки МИ–24). Все задрали головы вверх, следя за винтокрылыми машинами. То ли ему показалось, то ли природа была на их стороне, но стало довольно светло, и они отчетливо увидели красные звезды на фюзеляжах винтокрылых машин. Вертолеты заложили виражи, и вышли на боевой разворот. В эту секунду со стороны спецназа взлетели несколько красных сигнальных ракет, указывающих им местонахождение противника.

Теперь моджахеды оказались в невыгодной позиции, они были, как на ладони, на покрытом валунами склоне горы. Кто-то из них попытался сорвать атаку вертолетов и начал палить из крупнокалиберного пулемета. Но машины уже зашли на позиции моджахедов и начали утюжить их НУРСами (неуправляемые ракеты). Весь склон горы покрылся десятками взрывов. Полетели в воздух камни, руки, ноги, тела убитых духов. Расстреляв боезапас ракет, вертолеты начали поливать склон из пушек и пулеметов. Спецназовцы смотрели, как завороженные на работу вертолетчиков. Воспользовавшись замешательством моджахедов, они тоже стали вести безостановочный огонь, не давая им возможности вести прицельный ответный огонь по вертолетам.

– Так их, так! – шептал Абрамов, стреляя по одиноким фигуркам моджахедов, которые пытались подняться по склону вверх.

Подавив огневые точки врага, вертолеты выпустили в небо шлейф из тепловых ракет и, развернувшись, полетели на базу. Оставшиеся в живых духи начали без боя отходить от разбитых огневых точек. В прицеле пулемета Виктор отчетливо видел их сгорбленные фигурки, которые на карачках карабкались по склону. Он нажал на курок и улыбнулся, видя, как духи кувырком покатились вниз. Краем глаза Абрамов заметил, как в бронетранспортер влез Марченко. Он облегченно вздохнул, радуясь тому, что командир жив.

Виктор вскочил на ноги и в три прыжка оказался около другого БТРа. Там стрелка не было. Видимо, после того, как душманы подожгли одну из машин, он решил покинуть машину. Он сел на его место и повернул пулеметную башню в сторону отходящего противника. Прильнув к прицелу, Абрамов начал искать цель.

«Сейчас, мы проверим, как ты бегаешь, – подумал он и мягко нажал на педаль спуска. – Ничего так не приближает тебя к противнику, как хорошая оптика».

Через мгновение пули стали рвать на части человеческую плоть, разбрасывая по сторонам куски тела. Пустой халат пролетел по инерции с метр и упал на землю. Он стрелял и стрелял по ним, не давая моджахедам подняться с земли. Сухой щелчок остановил Виктора – он расстрелял весь боезапас. Он вылез из БТРа и сел около колеса. Сколько по времени шел этот бой, он не знал, так как его часы по-прежнему стояли. Абрамов посмотрел по сторонам и заметил, как к нему перебежками, виляя между камней, бежал Лавров. Его лицо мало чем отличалось от лица негра, такое же черное и блестящее от пота – белели лишь яблоки глаз и зубы. Он, по всей вероятности, выглядел не лучше своего товарища.

Вдруг, словно кто-то нарочно толкнул Абрамова в бок. Он повернулся и увидел моджахеда, который целился из винтовки «БУР–303» в Лаврова. Виктор успел выстрелить в него первым. Моджахед бросил винтовку и, укрываясь за камнями, побежал вверх по склону. Он вскинул автомат, прицелился и первым же выстрелом попал ему в ногу. Душман заорал так, что двое прятавшихся за камнями духов бросились к нему на помощь. Марченко снял их одной очередью из автомата. Раненный моджахед кричал, не переставая. От его воплей становилось как-то не по себе.

– Виктор, притащи подстреленного, – обратился к Абрамову Марченко.

Забыв, что он его заместитель и мог бы направить за раненым одного из своих бойцов, Виктор осторожно перебрался на другой берег небольшой горной речки и, взяв автомат наизготовку, медленно пошел в сторону раненого моджахеда. Кругом валялись тела убитых и тяжелораненых душманов. Трупы напоминали бесформенные мешки с курагой или кишмишем, которые он видел в детстве на Центральном колхозном рынке Казани.

Абрамов взвалил пленного на плечи и медленно побрел в сторону своих. Пленный – мужчина средних лет с большой черной бородой, тяжело дышал и все время стонал. От него воняло кровью и немытым телом так, что хоть нос зажимай. Виктор сбросил его под ноги Марченко и отошел в сторону. Посмотрев на пленного, Абрамов в который раз отметил про себя, что у него полностью исчезло чувство жалости к врагу.

– Заткни пасть! – закричал на душмана Лавров и сильно ударил его автоматом по лицу. – Ты, посмотри, что вы сделали с моим товарищем.

Лавров рукой указал пленному на умершего от потери крови Павлова. Тот что-то мычал и отрицательно качал головой. Виктор повернул голову к Орлову и спросил, что он говорит.

– Он утверждает, что не стрелял в этого шурави и не хочет за него отвечать перед нами.

– Прекратить мордобой! Хватит! – скомандовал Марченко. – Лучше перевяжите, его, чтобы не подох. Он нам еще пригодится.

Кто-то из бойцов снял с пленного чалму и сделал из нее жгут, которым стянул раненую ногу. Бойцы разошлись в разные стороны и начали подбирать своих товарищей, убитых и раненых. Еще ни разу их группа не несла таких больших потерь. Отряд потерял убитыми пять бойцов, и одиннадцать было ранено. Духи потеряли в этом бою тридцать одного убитого и столько же раненых.

– Командир, что будем делать с ними?

– Ничего. Пусть подыхают. Если Аллах им поможет, то выживут, ну, а на нет и суда нет.

Виктор окинул взглядом поле боя. В разорванной земле зияли огромные рваные воронки, засыпанные камнями взорванных бомбежкой скал, обгорелый остов БТР. По этому кладбищу спокойно расхаживали огромные грифы и клювами вытаскивали из-под камней куски человеческого мяса. Рядом с ними промышляли серо-коричневые, со щетинистыми мордами шакалы. Откуда появились все эти птицы и животные, можно было лишь догадываться. Один из шакалов тащил из-под камней человеческую ногу в обгоревших белых штанах. В метре от него еще один гриф стоял лапами на теле убитого моджахеда и клювом вырывал из развороченного живота куски мяса, заглатывал их целиком.

– Боже мой! – произнес потрясенный этой картиной Абрамов.

Он схватил с земли тяжелый камень и что есть силы, запустил его в птицу. Однако, ни грифы, ни шакалы никак не отреагировали на это. Только один гриф, возле которого упал камень, нехотя чуть-чуть отпрыгнул от него в сторону.

– Вот она жизнь, Абрамов. Час назад все они были еще людьми, а сейчас стали пищей для птиц и зверей, – произнес Марченко и посмотрел на него.

– Пойдем отсюда! – Виктор дернул за руку Марченко и широкими шагами повел его по горному склону.

– Ты что, снова за старое, гуманист несчастный? Если бы они нас в эту ночь постреляли, то сейчас наши головы обгладывали эти шакалы.

– Давай, не ори, командир! Я просто спросил о раненых душманах. Оставить, значит, оставить, никто с тобой не спорит. Мне все равно, что с ними будет.

Погрузив раненых и убитых внутрь машин, они собрали брошенное духами оружие и боеприпасы. Столкнув с дороги остов сгоревшего БТР, они отправились в обратный путь на двух машинах. Несмотря на победу в непростом для них бою, бойцы не упивались ею. Этого не позволяли трупы товарищей, лежавших внутри машин. Остановив машину командира, Абрамов взобрался на броню его БТРа и сел рядом с ним.

– Как же так получилось, командир, что люди штаба завели нас в засаду?

Он, молча, взглянул на Виктора и отвернулся. По его поведению нетрудно было догадаться, что этот вопрос мучил и его.

***

Отряд уже второй день обживал новую базу и ждал обещанного пополнения из Союза. Марченко постоянно торчал в штабе мотострелкового полка. Он уезжал утром и возвращался поздно вечером. Все хозяйство базы, а также боевая и политическая подготовка легла на плечи Абрамова и замполита.

Кожа на лице Виктора начала нагнаиваться и он три раза в течение дня протирал его спиртом, мучаясь от боли.

– Товарищ заместитель командира, – обратился к Виктору связист группы, – возьмите трубку, вас к разговору приглашает командир.

Абрамов взял трубку и услышал возбужденный голос Марченко.

– Абрамов, срочно приезжай в штаб.

– Что случилось, Иван Тимофеевич?

– Приедешь – узнаешь.

Виктор положил трубку и направился во двор. В коридоре он столкнулся с медсестрой.

– Товарищ лейтенант! Я шла к вам, чтобы обработать раны. Вы куда? Надолго?

– Я в штаб, когда вернусь, не знаю, – ответил Виктор.

– Смотри сами, если осколки камней вовремя не убрать, то можете остаться рябым на всю жизнь. Так и будете ходить с черными точками.

Абрамов с интересом посмотрел на нее. Татьяна стояла в коридоре и держала в руках какое-то медицинское блюдечко, на котором лежали пинцет, марля, какие-то медицинские приборы и пузырьки с жидкостями. Лучи солнца падали ей со спины, и сквозь белую ткань халата отчетливо выделялась вся прелесть ее фигуры.

– Татьяна, я не против процедуры, но давайте сделаем это после моего возвращения из штаба, – попросил ее Виктор. – Как приеду, так сразу сообщу вам о себе.

– Хорошо, товарищ лейтенант, – ответила она. – Кстати, я могу вас называть Виктором в отсутствие подчиненных?

Абрамов усмехнулся ее просьбе.

– Хорошо, – ответил Абрамов. – Я не возражаю, если мы будем один на один.