Роман без героя

Собеседник посмотрел на стенные часы.

– Ну, наша научная дискуссия явно затянулась, – сказал он, направляясь к шкафу с вещами Владимира. – Меня ведь за тобой не кто-то, а ОН послал.

Собеседник профессора мгновенно облачился в парадный костюм Владимира Игоревича, который уже несколько лет висел в шкафу отчего дома.

– Маловата кольчужка-то, – рассмеялся «Володя №2». – Послал за тобой, повторяю, а не за твоим изношенным телом. Твою дряхлую оболочку мы оставим здесь. Тебе она, да ещё с сердцем в предынфарктном состоянии, уже ни к чему…

И он в упор посмотрел в глаза старика. Дремавшие внутри угольки жарко разгорались, будто их раздувал невидимый кузнечный горн.

– Погоди, – взмолился старик. – Значит, всё было… напрасно?

Собеседник покачал головой.

– Ну, почему же? Как у вас тут, в России, говорят? Нет худа без добра. Но ведь и добра не бывает без худа. Гегель на этом себе карьеру философа сделал.

Он снова улыбнулся, почти по-человечески, только угольки в глазах не потухли.

– Так что твоё добро нынче худом для всех обернётся.

Он глубоко вздохнул и развёл руками.

– Так что извини, отец. Ничего личного, вечный долг искупления перед Ним. А потом, не переживай ты так. Ты же знаешь, что пробьёт час, и Он, завершив твой круговорот жизни и смерти, вселит твой Атман в душу розовощёкого пухленького младенца. Девочки, мальчика – не суть важно. Скорее всего даже в младенца женского пола реинкарнирует твою бессмертную душу. Ведь нынче девочки правят бал.

– А с Володей, с сыном-то что моим будет, Посланец?!. – вскричал старик, выпуская из разжавшихся пальцев пустую колбочку из-под сердечного лекарства.

Посланец поднял руку, призывая собеседника к спокойствию.

– Всё уже решено. И его Атман уже во чреве той, кого он любит не меньше, чем тебя, отец. У него своя дорога. А ты по своей дошагаешь лет этак через сто… Это же мгновение с точки зрения Вечности.

– Остановись, мгновение! Ты – ужасно…

Это были последние слова гениального учёного, пока ещё не известного миру.

18.

Альберт Иванович после разноса, который ему устроил на планёрке начальник отделения реанимации, был смят, расстроен и обижен на своих подчинённых, которые за три дня после отправки погибшего водителя «Порше» в больничный морг, так и не выяснили личность умершего.

– Лариса! Я ведь вас просил связаться с ГИБДД Москвы, чтобы выяснить по номеру машины, какому посольству она принадлежит, – выговаривал он насупившейся медсестре.

– Не знают там! – обиженным голосом отвечала Лариса.

– А инициативу проявить?

– У нас любая инициатива среднего медперсонала наказуема…

– А обзвонить посольства?

– Небось, их не два или три в столице. Меня секретарша главного от телефона в приёмной гонит, а со своего мобильника – никаких денег не хватит.

Альберт Иванович в сердцах махнул рукой на надутую Ларису, обидевшуюся на врача-реаниматолога, которого в порыве страсти, на ночных дежурствах, называла ласково и, как она сама говорила, «креативно», – «мой Адик». «Кобель! Пёс безродный! – ругала про себя Лариса своего любовника. – Все мужики, в том числе и реаниматологи, сво!..».

Альберт Иванович заглянул в приёмную шефа.

– На ловца и зверь бежит, – сказала Элеонора, бессменная секретарша главного врача больницы. – Тут из посольства какого-то звонили. Спрашивали, не попал ли к нам их сотрудник.

– Какого посольства, Элеонора Викторовна? Вы запомнили?

– Ну, вот ещё. У меня голова – не компьютер, чтобы её всякой дрянью загружать, – не то в шутку, не то всерьёз ответила Элеонора. – Я записала. Чудная страна такая… Разве запомнишь!

И она передала бумажку, на которой было написано: «Посольство государства Антигуа и Барбуду».

– Где это?

– Я тоже так спросила. Сказали, что расположено оно на островах Малой Аномальной дуги.

– Что расположено, посольство?

– Да эта Барбуду, а не посольство. А адрес посольства найдёте сами.

Через час Альберт Иванович уже говорил с третьим секретарём посольства, который сообщил ему, что несколько дней назад в Москве, «этой, как он выразился, аномалии почище Бермудского треугольника», бесследно исчез атташе посольства по делам культуры месье Жермен Сен, выехавшего в Новую Москву по делам на автомашине марки «Порше Кайен», принадлежащем посольству государства Антигуа и Барбуду.

– Очень хорошо! – неожиданно обрадовался в общем-то не радостной информации Альберт Иванович. – Ваш этот Сен Жермен у нас!

– Простите, но мы такого не знаем.

– Как? – опешил реаниматор. – Только что сами сказали, что, не дав весточки, канул в вечность, как в Бермудском треугольнике…

– Это месье Жермен Сен.

– Какая разница! У нас, простите, говорят, что от перестановки слагаемых сумма не меняется.

– Какая сумма?

– Это я к слову. А вообще, конечно, заплатить будет нужно. В бухгалтерии всё подсчитают. Реанимационные мероприятия, три дня в морге…

– В морге?

– Да, в морге.

– Почему в морге?

– Потому что там ему самое место.

Абонент Альберта Ивановича, говоривший с южным акцентом армянина или азербайджанца, замолчал. Через минуту, когда до него дошёл «скрытый смысл» сказанного, спросил:

– Он что, умер?

– Умер, – подтвердил Альберт Иванович. – Тело выдадим после опознания. И справку о смерти вашего бессмертного Сен Жермена…