Снимать штаны и бегать

Кстати, вся необходимая литература приходила в Славинскую городскую Думу по подписке, оформленной за бюджетный счет. Не смотря на патологическую склонность к экономии бюджетных средств, в данном случае Зинаида Леонидовна решила, что здоровье дороже.

Выборы нарушили размеренное течение муниципальной службы гражданки Тушко. Харитон Ильич совсем отбился от рук и взял скверную привычку покрикивать на нее. Московские консультанты и вовсе выжимали все соки, подчас полностью деморализуя несчастную Зинаиду Леонидовну своими требованиями. Ее заставляли раздавать поштучно под роспись блокноты агитаторам, просматривать немыслимое число газет, и потом снимать с них немыслимое число ксерокопий. Очень часто по телефонному звонку ей приходилось бросать одно начатое дело и хвататься за другое. Например, срочно надувать пятьдесят агитационных шариков с надписью: «Сильным – работу, слабым – заботу! Харитон Зозуля». Ей приходилось принимать у подрядчиков детские площадки в Славинских дворах. Причем, принимать на веру, ведь испытать на прочность качели «Детские» и скамью «Малую» она из-за своих габаритов не могла, а песочницу «Обыкновенную» – почему-то не хотела.

Будь Зинаида Леонидовна чуть поумнее, она догадалась бы, что Голомёдов и Раздайбедин в девяноста процентах случаев заставляют ее носить воду в решете, а в оставшихся десяти нагружают самой рутинной и механической работой. Однако мозги гражданки Тушко были устроены таким образом, что попросту не усваивали такой обидный факт. Наоборот, она пребывала в полной уверенности, что всю предвыборную кампанию тащит практически в одиночку.

Однако очередное утро выдалось на удивление тихим. Зинаида Леонидовна священнодействовала. Она ополоснула кипятком большой фаянсовый чайник и накрыла его салфеткой с вышитым поросенком – чтобы сохранял тепло. Вскипятив еще воды, она не стала ждать, пока крышка начнет «танцевать», ибо модные журналы не советовали излишне долго кипятить воду. С ловкостью фокусника она всыпала в фаянсовый чайник большую горсть заварки. Во многих семьях заваривают чай в специальном чайнике, а потом, наливая в чашки, разбавляют заварку кипятком. Но нет! Зинаида Леонидовна была хорошо теоретически подкована, и знала, что по науке следует заваривать чай сразу в большом чайнике и из него же наливать в чашки. Влив кипяток, она плотно накрыла чайник крышкой и укутала полотенцем.

В ожидании, пока чайный лист отдаст не только вкус, но и эфирные масла, придающие чаю аромат, Зинаида Леонидовна принялась любовно выкладывать в шеренгу мармеладных медвежат. Первыми на казнь через поедание были осуждены красные (самые сладкие) мишки. За ними в желудок гражданки Тушко должны были отправиться кисловатые желтые медведи. И, наконец, замыкали печальную шеренгу зеленые – с приятным освежающим мятным вкусом. Не смотря на мрачные перспективы, мордочки медвежат были придурковато-веселыми и вполне гармонировали с умильной улыбкой гражданки Тушко.

В ожидании блаженства, Зинаида Леонидовна осторожно приподнимала край полотенца с поросенком и вдыхала незнакомый аромат. Чай был заказан в модном журнале и доставлен только вчера (судя по этикетке – прямо из Китая). Его очень рекомендовали людям, желающим похудеть. Что-то дразнящее и незнакомое, бархатно-мягкое и в то же время терпкое просачивалось из-под крышки.

Оценить вкус чая можно, если медленно и неторопливо, наслаждаясь каждым глотком, пить его из фаянсовых или фарфоровых чашек через несколько минут после заваривания. Зинаида Леонидовна чутьем опытного потребителя определила – именно сейчас и ни мгновением позже! Она налила чай в фаянсовую чашку, вдумчиво надула щеки и, вытянув губы дудочкой, сдула горячий пар. Она поднесла чашку ко рту и приготовилась сделать первый глоток.

Но ни раньше и ни позже – как это обычно и бывает по закону подлости – на столе Зинаиды Леонидовны зазвонил внутренний телефон. Любой другой звонок она бы проигнорировала, но по этому аппарату ее доставало лишь начальство. С горестным вздохом отставив чашку в сторону, гражданка Тушко сняла трубку.

– Алло! Эй, алло?! – рявкнул телефон голосом Харитона Ильича. – Есть кто, ядрен-батон?

– За-а-асьте! – елейно простонала Зинаида Леонидовна.

– Слышишь? Чаю, ага? Чаю нам сваргань на четырех персон! Побыстрее можешь, ядрен-батон?!

– Да, конечно! Один момент! – радостно проворковала гражданка Тушко. И тут же, повесив трубку, ядовито прошипела:

– Одурел, сморчок усатый?! Я тебе девка сенная?!

Она поднялась, взяла поднос, установила на нем чайник, четыре блюдца и четыре чашки. Поставила сахарницу на поднос, подумала минутку и убрала. Потом, подумав еще немного, все-таки поставила снова. Каждое свое движение она сопровождала булькающими проклятиями:

– Усы, как у выдранной лисы! Ишь, начальник! Вот плюну в чайник – будешь начальник!

Грустно посмотрев на мармеладных медвежат, она прикрыла их газетой от случайных глаз, и с подносом покинула кабинет.

В приемной Харитона Ильича кроме него самого находились неизменные Кирилл и Василий. Так же здесь присутствовал скульптор Андриан Сквочковский, аккуратно выбритый, одетый в летний пиджак салатного цвета и пахнущий добротным одеколоном. При взгляде на хитроумный, явно торжественный узел шейного платка скульптора, сторонний наблюдатель мог бы подумать либо о том, что у Андриана Эрастовича сегодня именины, либо о том, что он скрывает следы нападения стаи голодных вампиров. Сквочковский и впрямь напоминал укушенного: он ежеминутно подпрыгивал на пятой точке, поворачивался то к Василию, то к Кириллу, то к Харитону Ильичу. Иногда вскакивал и подбегал к окну, потирая руки. Словом, пребывал в крайнем возбуждении.

– Свершилось! – торжественно заявил он. И через секунду снова воскликнул, – Да! Это свершилось! Я закончил скульптуру!

В это время в кабинет, натужно сопя, проникла гражданка Тушко. Она с опаской взглянула на Голомёдова и постаралась изобразить на лице преданность и умиление, повернувшись к Харитону Ильичу. Поднос с чайником она установила на стол и замерла, ожидая, что ее пригласят поучаствовать в совещании. Но Зозуля ограничился нетерпеливым кивком головы в сторону двери. Зинаида Леонидовна обиженно засопела, плавно развернулась, напоминая большой противолодочный корабль в узкой бухте, и вышла.

– Что же! – сказал Голомёдов, – теперь дело за малым. Памятник нужно отлить в бронзе, установить на пьедестал, торжественно открыть и пожинать сладкие плоды славы. Давайте определяться с местом установки! До годовщины Бородинской битвы остаются считанные дни.

– А тут в чем загадка? – пожал плечами Харитон Ильич. – По мне так, чем центральнее, тем лучше, ядрен-батон. Народу больше поглядит.

– Рассуждаете вы совершенно правильно! – улыбнулся Кирилл. – Но мы ведь не можем убрать с центральной площади памятник Ленину и на постамент установить нашего генерала. Хотя это был бы идеальный вариант с точки зрения затрат: постамент есть, площадь тоже. Всего и делов – одну бронзовую болванку заменить на вторую. Но не поймут нас. Пенсионеры встанут на защиту Вождя мирового пролетариата. Хохловцевой это отличный козырь на руки. Нет уж. Давайте искать другие варианты.

– Быть может, городской Парк Культуры и Отдыха? – прокудахтал скульптор Сквочковский. – Я бы мог помимо памятника генералу Бубнееву и… некоторые другие свои работы это самое… принести в дар городу за символическую, так сказать, плату? Был бы музей под открытым небом, а?!

– Не пойдет! – Мрачно заявил Василий, отхлебнул чаю и поскреб почти зажившую царапину на щеке. – В вашем Парке культуры и отдыха долгие десятилетия отдых преобладал над культурой. Там работы непочатый край. Половина деревьев упадет, если толкнуть посильнее. Дорожки заросли, лавки разрушены, ограждение повалено. Туда надо полугодовой городской бюджет вбухать, чтобы можно было гулять, не рискуя сломать ноги. Да и времени нет.

– Ну что же! – бодро взмахнул рукой Кирилл, словно проводя черту итога. – Методом исключения, остается привокзальная площадь. Можно, конечно, и в Беспутной Слободе памятник поставить. Но место там абсолютно непроходное. Туда народ не загонишь, массовости никакой. А у вокзала – местечко неплохое. Будем «крутить» памятник в газетах, как новую «визитную карточку» Славина. «Бронзовый герой встречает гостей города» или что-то в этом роде. И по деньгам – тумбу под памятник сообразить и пару клумб разбить…

– Красиво будет! – мечтательно поднял глаза к потолку Харитон Ильич. Скульптор Сквочковский, который к этому времени уже восседал за столом, закинув ногу на ногу, пожевал губами, и благодушно произнес:

– Конечно, красиво! Без ложной скромности скажу, что скульптурный портрет действительно оправдывает то пристальное внимание, которое… – и с шумом втянул в себя горячий чай.

– Которое? – насторожился Раздайбедин.

– Я говорю, народ в мастерскую ко мне валом валит! – горделиво сообщил Сквочковский.

– Какой народ? – Василий отставил свою чашку в сторону.

– Ну, как же! Вот третьего дня поэт заходил. Шашкин, Александр Александрович. Говорит, духом хотел проникнуться. Вдохновения почерпнуть для торжественной Оды в честь генерала. Очень такой, знаете ли, интересующийся человек! Все выспрашивал, когда лепить окончу, когда дома бываю, не боюсь ли, что похитят работу.

– Странно… – тихо произнес Василий.

– Да чего же странного? Скульптура – произведение искусства. А на них во все времена был повышенный спрос, в том числе и у криминального элемента. Я лично этому вопросу не удивляюсь. Его все задают!

– Кто это «все»?

– Вот, хотя бы, отец Геннадий позавчера заходил навестить. Оно и понятно. Духовный пастырь, проповеди составляет – как же не взглянуть на образчик высокой духовности, застывший в глине?

А вчера вот журналисты приходили. Из газеты… Как же ее, постойте? Уж и не вспомню. Но не важно! Тоже ходили, смотрели, вопросы задавали. Восхищались, между прочим!

– Ты кого-нибудь отправлял? – встревожено обратился Раздайбедин к Голомёдову.

– А что тебя беспокоит? – беспечно улыбнулся Кирилл.

– Потому что я тоже никого в мастерскую не посылал и никаких СМИшинок по этому поводу в ближайшие дни не заказывал! Что-то мне слабо верится, что наш проект стал самодостаточным информационным поводом, и про него начали писать бесплатно. У журналюг на такие дела нюх – под выборы они и не чихнут без денег…

– Да мало ли… – пожал плечами Кирилл. – Может, внештатники в поисках темы. Может, студенты-практиканты. Опыта мало, энтузиазма много…

– Нет, не студенты точно, – безмятежно проблеял Сквочковский. – Крепкие такие ребята. Деловитые. Прямо у-у-ух! – и скульптор потряс сжатым кулаком.

– Что-то не нравится мне это у-у-ух! – Василий многозначительно посмотрел на Кирилла.

– Это в тебе, Вася, мракоборец говорит! – нравоучительно заметил Кирилл. – Ты поменьше с темными силами борись и хвостом воображаемым пореже размахивай. Лучше почаще обращайся к реальным фактам.

Голомедов повернулся к Харитону Ильичу:

– А факты у нас такие. По всем нашим замерам, выборкам и опросам общественного мнения узнаваемость у вас, Харитон Ильич, близка к абсолютной. Антирейтинг незначительный. Положительный рейтинг – где-то в районе 65-ти процентов, и имеет все тенденции к росту. Словом, кандидат у нас выходит ровно такой, какого хотел заполучить народ на фокус-группах.

Конкуренты, похоже, остались за поворотом. Хохловцева митингует, но без особого успеха. Дрисвятов доказывает, что не верблюд. Неизвестный кандидат Болдырев пока никак не проявил себя. Вполне возможно, он уже понял, какой контрудар ему нанесен, и просто не решится начать игру. Следовательно, если мы продолжаем греть тему с патриотизмом, выборы остаются за нами!

Многое из сказанного Харитон Ильич не понял, но главный смысл уловил и покраснел в тон поросенку, вышитому на салфетке под чайником. Скульптор Сквочковский, тонко прочувствовав его настроение, решил, что настал момент ковать железо.

– Скажите, ну а теперь то – после такого творческого успеха – я могу надеяться?

– А? – с неохотой оторвался из своих радужных грез Харитон Ильич.

– Я говорю, надеяться я могу? На звание «Почетного гражданина»?