Снимать штаны и бегать

– А не нужны нам ваши деньги! – воскликнул Сквочковский, явно оторвавшись от действительности. – Думаете, все можно купить за ваш презренный металл? Нет! Мы – неподкупны звону злата!

Харитон Ильич, как и следовало ожидать, придерживался другой точки зрения на финансовый вопрос:

– Вениамин Сергеевич! Минутку! Ну что ж это, ядрен-батон? А?

– Вы уж извините, Харитон Ильич, а имеет место некий диссонанс, – трясущимися от обиды губами произнес Брыков. – Этот, с позволения сказать, скульптор, будет по мастерской глину катать, шедевры свои лепить, коньяк хлестать в творческом поиске. При этом будет на каждом углу кричать, что на презренный металл ему наплевать. Ему за это «Почетного» дадут. А я за все это своими деньгами платить буду? Он что, извиняюсь, терпилу во мне увидел?

– Надо оценивать людей по заслугам, а не по толщине кошелька! – упрямо пробубнил Шашкин. Сквочковский, мгновенно повернулся к нему и взметнул к его носу свой толстенький обличающий перст:

– У меня такое неприятное чувство, что вы правы! Вот именно! Заслуги. Но чьи и какие? Ваши, товарищ поэт? Ваши, батюшка? Или вот его – этого денежного мешка? Да если положить купно все ваши заслуги на одну чащу весов, а мои – на другую, любая из моих скульптур с легкостью перетянет!

– Еще бы! – зашипел Брыков – На ваши творения каждый раз по пятнадцати тонн казенной бронзы уходит.

– А вы в качестве награды за труды воздвигните самому себе памятник. Только, желательно, нерукотоворный! – съязвил батюшка.

– Они у господина Сквочковского все нерукотворные. Руками такое безобразие изваять сложно! – подлил масла в огонь поэт.

– Вы… Вы плебеи! Что вы понимаете в искусстве! – вскочил скульптор.

– Да вы своими руками даже снежную бабу слепить не можете! – снисходительно процедил меценат. – За такие «заслуги» надо, по меньшей мере, по этапу пускать. А лучше – сразу к стенке ставить. Вашими «шедеврами» только привокзальный сортир украшать!

– Уголовник! – Сквочковский ударил по столу обоими кулачками. – Это ваше! Ваше место – у параши!

– Что?

Меценат неожиданно исчез, и перед собравшимися во всей своей красе предстал Веня Брык. Он медленно поднялся из-за стола:

– Да ты, акробат, на кого беса гонишь? Да за такой базар я тебя на раз твоей поганой юшкой умою!

Веня Брык, немного постаревший и обрюзгший, но все так же внушающий серьезные опасения за сохранность кошелька или даже жизни, двинулся к обидчику. Скульптор пискнул и, кажется, предпринял попытку залезть под стол. Отец Геннадий перекрестился и постарался отодвинутся подальше от предполагаемого театра военных действий. Кирилл протянул, было руку, стараясь ухватить Веню за локоть.

Но в это время дверь в приемную с треском распахнулась и с размаху врезалась в стену. В проеме показалась чья-то нога, обутая в гигантский болотник. Следом в облаке перегара в кабинет ввалился и счастливый обладатель столь чрезвычайных сапог. Пригнув голову, чтобы не стукнуться лбом о дверной косяк, в приемную проник дядя Пёдыр.

– А-а-а… – промычал он низко и зловеще. В шкафу тихонько звякнули стекла.

– Простите, что за?.. – поднялся, было, со своего места Харитон Ильич. Но дядя Пёдыр уставился на него налитыми кровью глазами и проревел:

– Сеееелнахрррн…

Внешний вид оратора, его повелительная интонация вкупе с запахом дихлофоса из пасти возымели свое действие. Харитон Ильич боязливо вжался в кресло. Дядя Пёдыр обвел присутствующих тяжелым взглядом, остановился на отце Геннадии и пробасил:

– И ты здесь, земеля?

Батюшка хмыкнул и сделал индифферентное лицо. Неожиданный визит не обескуражил одного лишь Василия. Он приветливо махнул гостю рукой со своего места:

– Заходи!

Дядя Пёдыр принял приглашение, но хмурого настроения своего, не смотря на радушие Раздайбедина, не сменил. Подойдя к столу, он достал из кармана серый ком, который при ближайшем рассмотрении оказался очередным выпуском газеты без выходных данных «Правдоруб».

– Ага? – Прогудел он, сурово глядя на Василия.

– Ага, – охотно согласился тот.

– Газета?

– Газета.

– Про меня!

– Про тебя. Как мы и договорились.

– Договор-р-рились? – от голоса дяди Пёдыра снова звякнуло стекло в шкафу.

– А что не так? – наивным голосом поинтересовался Василий.

– Смеются! – мрачно сообщил дядя Пёдыр. – Всей Слободой. Ой, я вам тут сейчас смеху-то наведу…

– Мужчина! Я охрану позову! – вклинилась вдруг в разговор гражданка Тушко. Гость окинул взглядом ее колоссальную фигуру, и на миг в его глазах появилось что-то, похожее на восхищение. Но потом глаза вновь посуровели:

– Зови. Если дозовешься. Они внизу. Лежат.

– Эх ты, Пэ Болдырев! – воскликнул Василий с ласковым отеческим укором. – Ты же кандидат в мэры. Мы тут стараемся, регистрируем тебя в Избиркоме, программу тебе выдумываем, политическую платформу. Газеты вот издаем. А ты – «смеются».

– Меня вся Слобода боится. Как с армии пришел – так уже третий десяток лет и боится – угрюмо пробурчал Пёдыр. – А вы смех вокруг меня развели!

– А чего же тут смешного? – Василий потянулся к шкафу и взял подшивку газет «Правдоруб». Вот, смотри. Ты – самый честный кандидат. В этом номере ты требуешь легализовать взятки врачам, потому что их все равно все дают. В следующем – требуешь устроить резервацию для иностранных студентов и гастарбайтеров, чтобы оградить их от экстремизма и расистских настроений. Здесь вот указываешь на необходимость строительства в городе крематория, а старые городские кладбища отдать под жилую застройку. Мысли у тебя, быть может, немного эпатажные и непривычные для средних умов, но зато передовые и честные.

– Мать ругает… – насупился Пёдыр и опустил глаза.

Василий улыбнулся:

– А за пьянку и драки не ругает?

– Не… Привыкла. Похмеляться только не дает.

Почувствовав некоторое потепление в голосе дяди Пёдыра, скульптор Сквочковский решительно поднялся и сделал шаг к двери.

– Я не понимаю, что здесь происходит, и потому ухожу! Находиться в одном кабинете с хулиганами не желаю. Быть может, уголовникам, вроде господина Брыкова, это подходящая кампания, но культурным людям…

Однако этот свой выпад скульптор определенно сделал зря – Пёдыр одним тигриным прыжком оказался возле него, оглушительно прорычал что-то непонятное, пояснив, впрочем, свое сообщение увесистым подзатыльником. Скульптор мгновенно приобрел заданное ускорение, стукнулся носом об стол, да так и остался на нем, укрыв голову руками и жалобно скуля. Меценат Брыков одобрительно кивнул и прошептал злорадно:

– Словил, петух, по калгану? Будешь знать, как на дурняк честных жиганов форшмачить!

– Говорить. Буду. Я. – паровозным басом сообщил дядя Пёдыр.

Он стоял, немного покачиваясь, и обводил собравшихся взглядом, полным самодовольного торжества. Повисла пауза.

– Говори! – властно сказал Кирилл. С момента появления визитера, он наблюдал за ним со смесью праздного любопытства и азарта, но, похоже, комедия ему наскучила.