Снимать штаны и бегать

Зинаида Леонидовна шумно выдохнула и зашуршала юбкой, начиная сложную операцию по извлечению себя из-за стола. Пилюгин, боковым зрением уловив постороннее движение, ревниво прикрыл свои листки локтем и продолжил что-то чертить. Василий поправил очки и вальяжно потянулся. Задвигались стулья, скрипя по паркету. Но вместе с ними в приемной тихо скрипнул чей-то голос:

– Нет… Минутку. Это не все!

Кирилл оглянулся и увидел лицо мецената, который обиженно выпятил нижнюю губу. Меценат говорил тихо, но с непоколебимым упорством.

– Что значит «не все»? Что вас беспокоит? – оторопел Кирилл.

– Я готов. Готов дать деньги! – Вениамин Сергеевич нервно поправил седую прядь. – Но мне нужны ответные гарантии.

– Какие гарантии? – поднял брови Голомёдов. Скульптор, поэт, гражданка Тушко, Харитон Ильич – словом, все, за исключением краеведа Пилюгина, поглощенного очередным завитком на слове «Сволочь», уставились на Брыкова.

– У меня есть одно условие, – все так же негромко, но упрямо заявил меценат. – Я оплачу памятник. И так денег дам. Но взамен я хочу получить звание «Почетный гражданин Славина».

При этих словах Василий загадочно улыбнулся, Харитон Ильич заметно скис, а скульптор Сквочковский подскочил на стуле, будто его укололи в филейную часть канцелярской булавкой. Переводя тревожный взгляд то на мецената, то на Харитона Ильича, он закудахтал:

– Но как же! Я… Я и так позволил занизить свой гонорар до неприлично мизерных сумм! Я согласился на безумные сроки выполнения вашего заказа. Мне же говорили по телефону… Мне, в конце концов, обещали! Почетный гражданин в этом году – это я! Вот, и товарищ мне только что подтвердил, что присвоят! – он обличительно выбросил в сторону Василия пухлый палец.

Брыков побледнел и хрустнул кулаками.

– Позвольте!

– Не позволю! – взвизгнул Сквочковский. – Допозволялись уже! Теперь такие, как вы, уверены, что им все позволено!

– Успокойтесь, товарищи, успокойтесь! – испуганно забормотал Харитон Ильич.

– А в чем проблема, уважаемые? – вмешался Кирилл. – Пусть будет в этом году два «Почетных».

– Понимаете, Кирилл… Нельзя! Устав города придется переписывать, – виновато опустил голову Харитон Ильич.

– А какая, собственно, с этим проблема?

– Шуму дюже много. Это ж через Думу надо пропустить. Проголосовать единогласно. Журналисты, опять, же распишут, ядрен-батон. Вопросы пойдут – зачем. В общем, не надо. Слышите? – и он посмотрел на Кирилла зло и в то же самое время немного умоляюще.

– Подождите, уважаемые! – Обратился Кирилл к спорщикам. – Хорошо, пусть «Почетным» будет кто-то один из вас. Другой – на следующий год.

– Знаем мы эти «следующие года»… – пробурчал Сквочковский, опустив глаза в стол. – Выборы пройдут, а там – кто его знает, кто наверху окажется…

– А вот это вы зря. Цинизм – это еще простительно, но неверие в победу – сродни предательству… – вкрадчиво заметил Голомёдов.

– И этому ренегату – «Почетного»?! – постарался добить поверженного скульптора меценат Брыков.

– А вы! – задохнулся, было, возмущением скульптор, но Кирилл его оборвал:

– Тихо! Давайте обдумаем другие бонусы. Кому-то звание, а кому-то – ценный подарок. Например, поощрительный приз – автомобиль.

– Не нужны мне никакие автомобили! – решительно и гордо тряхнул сединами Вениамин Брыков. – Я их и сам, кому хочешь, целый гараж подарю.

– А мне они еще сильнее не нужны! – кукарекнул Сквочковский. – Из принципа!

– С каких это пор, Ваше Нищебродие? – ядовито осведомился меценат.

– Брэк! Спортсмены расходятся по углам ринга! – скомандовал Голомёдов.

– Э-извините-м-м-м… – прозвучал вдруг интеллигентный баритон поэта Шашкина. – Я вот тут думаю. А в чем предмет нашего спора? Почему вдруг эти господа решили, что именно они достойны почетного звания больше других?

Скульптор и меценат разом повернулись и враждебно уставились на нового собеседника, уничтожая его глазами.

– Э-м-м-м, не надо на меня молчать! – сказал Шишкин неспешно, но с зарождающейся дрожью в голосе. – Насколько я знаю, самовыдвижение кандидатур в этом вопросе не предусмотрено. Кандидатов выдвигает общественность. Далее рассматривает Общественная палата города, членом которой являюсь, в частности, я. Потом кандидатуру утверждает городская Дума. Но вам не приходило в голову, что общественность может выдвинуть и абсолютно другие кандидатуры?

– Понимаю, куда вы клоните! – Брыков зло прищурился. – Вы, конечно, хотите выдвинуть себя?

– Э-во-первых, я так не сказал. А во-вторых, почему бы и нет? Есть мнение, и оно не только мое, а наоборот – исходит от широких масс, что звание давно уже не присуждалось э-литераторам. Это несправедливо. Нельзя превращать его в номенклатурную разменную монету. В последнее время оно и так уже во многом утратило свою значимость. В народе поговаривают, что звание получают не за реальные заслуги, а лишь за близость к сильным мира сего.

При последних словах Харитон Ильич покраснел – не то от стыда, не то от гордости за свое важное положение «сильного мира сего». Андриан Сквочковский же покраснел явно от ярости:

– Заслу-у-уги?! Да какие же это у вас заслуги?

– Я – полковник в отставке! Офицер! – напыжился поэт Шашкин. – Кавалер орденов, имею благодарности от командования, наградное оружие… Вы, кстати, не видите никаких э-м-м-м параллелей? С нашим общим, так сказать, дельцем?

Сквочкойский и Брыков недоуменно переглянулись. Повисла пауза, которую разрушил Василий:

– Асан Асаныч намекает на сходство биографий двух боевых офицеров. Вчерашний герой, генерал Бубнеев, кавалер орденов и все такое, получает общественное признание в виде памятника. Герой сегодняшний – полковник и кавалер Шашкин – в виде звания «Почетного гражданина». Тем самым мы иллюстрируем, что патриоты Славина, вне зависимости от исторической эпохи, всегда могут рассчитывать на заслуженный почет и уважение сограждан. А что, хороший ход!

Шашкин покраснел, как юная гимназистка при виде юнкерских усиков, благодарно посмотрел на Василия из-под опущенных век и забормотал:

– Ну что вы, право же! Я не имел ввиду… Я э-м-м…

Неожиданно в разговор вмешался отец Геннадий:

– Миряне! А вам не кажется, что все гораздо проще? По-моему, уважаемый Асан Асаныч плавно подводит нашу беседу к тому, что он готов побороться и за утешительный приз лотереи – автомобиль.

– Да как вы… – задохнулся от возмущения Шашкин, но батюшка тут же нанес упреждающий удар:

– Алчность, сребролюбие и вожделение червям подобны. Не телесным, но духовным, снедающим не плоть твою, но бессмертную душу. Я же, не алкая благ земных, вопрошаю вас: ежели и есть кто достойный венца признания, не тот ли он, кто самим проведением Господним назначен на роль пастыря неразумных овец? Кто своим смирением и отречением от земных благ доказал…

– Святой отец, вы увлеклись. Ближе к телу! Вы тоже хотите в «Почетные»?! – воскликнул Кирилл, явно заинтригованный таким поворотом. Отец Геннадий хмыкнул, огладил бороду и изрек:

– Я, конечно, не специалист по этим вашим штучкам. Но поймите! «Почетным гражданином» вы назовете не меня. В моем лице вы признаете почетным все духовенство. Тем самым вы воздадите Церкви должное за десятилетия гонений, принесете свое покаяние. Такой шаг будет иметь огромный общественный резонанс среди людей верующих. Они увидят – минуло время безбожия, канула пора гонителей. Пришла заря новой жизни – впереди забрезжил свет истинной веры и человеколюбия. Не о себе пекусь, но об общем благе!

– Резонно! – хихикнул Василий. Кирилл нахмурился, показал ему кулак из-за спины и поинтересовался:

– А если мы откажем, батюшка?

– Не должен брать на себя пастырства тот, кто не может учить пасомых. Целью пастырской проповеди служит приведение людей к нравственному совершенству и богоуподоблению… Но каким путем поведет пастырь овец своих к благу – сие дело пастыря…

– Иными словами, если мы вам откажем в звании «Почетного гражданина», вы не ручаетесь за содержание ваших проповедей? – ехидно уточнил Кирилл. Батюшка не ответил и с безразличным, но многозначительным видом уставился в окно. Меценат Брыков же меж тем тихо, но убежденно заявил:

– Денег не дам…