По лагерям

В остальном, встречалась дичь совсем мелкая. Я не разменивался – взять с таких было нечего. Вот рагулька пробежала, а вот мохшатка выглянула. А мне – не до охоты.

Оставив позади благоухающие луга, я оказался вблизи опушки леса, пройдя который, путник выходил на подступы к Лагерю Бродяг.

Ни опушка, ни лес меня не интересовали. Только чаща, в которой укрылся следующий беседчик и торговый партнер.

Я быстро прошел опушку, игнорируя разномастных зверей, и ловко нырнул в лес, там воздух делался прохладнее и мягче.

Действие травы и грибов понемногу прекращалось. Отпускало медленно, но постепенно восприятие мира принимало формы обыденного бытия. Со временем я научился воспринимать мир в любом состоянии, пускай не так гладко, как наставлял Финниган:

– Нужно учиться жить в таком мире, каков он есть, и задаваться вопросами в самом обыкновенном состоянии».

Я бы сказал несколько иначе – нужно учиться жить и задаваться вопросами в любом состоянии, у меня их было два.

Невольно вспоминаются строки Барда:

…

Легко заглянуть в чужое окно,

Гораздо сложнее в себя самого.

…

Каждый день приучены жить,

Лицемерно глядя на других.

…

Среди всех, только в сотне один,

Кто захочет сменить этот мир!

…

Я захрустел валежником, пробираясь через стройные, кое-где покрытые мхом стволы, а солнце, нет-нет, да плеснет в глаза, заставляя жмуриться.

Сочащийся свет шел свысока и глушился кронами, а ближе к земле стволы без ветвей отбрасывали на мягкий лесной ковер аккуратные тени. Местами пышно и сладко цвели кустарники: приземистые кусты были увешаны гроздьями тяжелой и несъедобной ягоды.

Я ловил себя на мысли: любым временем здешний лес прекрасен; как не наведаюсь – легче дышать, особенно в разгар дня. Даже ночью, если ты достойный охотник или опытный голубчик, можешь лесом наслаждаться, не дрожа от страха при виде здешних обитателей.

Ходить-бродить по таким местам в нашем мире – настоящая отрада для души. Однако же, хочется большего.

Вот давеча приснились железные машины, в воздухе сражались. Высоко так летели… что не разобрать местность под ними, только очертания да цвета.

Пускали друг в друга огромные снаряды – вроде целого полена, только из металла, с хвостом огненным, на скорости бешенной. А я сам только смотрел, и никакой машиной не управлял.

Как бои надоели, стал разглядывать, что под ними. А там деревьев без меры, и густые зеленые шапки свысока – точно бархатистая ткань; узенькие реки отражают свет, а редкие вершины гор покрыты золотым отблеском. Я смотрел, как проносились поля, поделенные дорогами на лоскуты, и как холмы, поросшие деревьями, плыли подо мной, оставаясь недвижимыми. И как же захватило желание пройтись по тем дорогам и лесам! А потом ужас взял неописуемый! – железные птицы не могут ходить, не созданы для того, и все великолепие – только любоваться, и другим завидовать.

***

В глухой чаще леса, на свободном пятачке, окруженном пятью широколиственницами, стояла изба, оставленная, как поговаривали, лесничим, который позже стал одним из магнатов. Кто это был и правда ли стал богачом, история умалчивает. Но жилище не пустовало.

В заброшенной избе жил Норман. Голубчик занимался всем понемногу: приторговывал, редко охотился, иногда пытался устроиться в шахту, но получал от ворот поворот. Откровенных прохиндеев там не ждали.

Дело в том, что Норман обладал той редкой особенностью, что вынуждала ею пользоваться без всякого согласия: все его намерения отпечатывались на лице безоговорочно, каждый беседчик без труда определял, врет ли Норман, али правду говорит, радеет за дело оговоренное, или делает вид. Вот такая оказия.

Как не сложно догадаться, голубчик силился попасть в шахту только за одним – набивать карманы под завязку каждый раз при удобном случае. А стража у шахты только и умеет при малейшем сомнении выдворять пинком сомнительную шалупонь. У них и снаряжение имеется: латами покрыты с головы до пят, оружие отличное, выкованное на совесть, и все необходимое в инвентарях да общих сундуках под замками уложено; и дисциплина среди них жесткая, за малейшую провинность вылетишь из коллектива. Туда, чтобы попасть, знатно выслужиться надо, перед свитой и Великим Магнатом лично. Сам я не представлял, чего такого сделать можно, чтобы приняли. Но и не горел идти туда работать, все же не стражник я.

Единственный способ попасть в шахту – иметь бумагу соответствующую, с печатью и дозволением на посещение. Норман же всякие дела привык решать без посредников, напрямую, и в чем-то был прав.

Как нельзя лучше Нормана охарактеризовал Финниган:

– Врет на чистом глазу, а парня жалко.

Пришел я к Норману по вялотекущим делам. Во дворе его не оказалось, раскидистые деревья покрывали избу слабыми вихристыми тенями, и если не знать, что домик заселен, думать не возьмёшься, что некий голубчик там обитает.

Я приблизился к дверце, рассматривая комковатую деревянную ручку, распахнул настежь и зашел в нехитрое убранство, не запираясь. В избе только незатейливая лавка да стол с разложенными продуктами. Однако не тесно.

Усевшегося на деревянной койке здоровяка с соломенными длинными волосами я обнаружил не сразу. Бездушных вообще иной раз не замечаешь. Он подорвался и вопрошающе глянул. Его грубые, массивные черты лица обострялись, вытачивались при моем состоянии.

Я подошел ближе и кивнул:

– Приветствую, чем могу помочь? – мягко пробасил Норман.

Возникший он или нет, я не знал наверняка, потому строил диалог по стандартной схеме.

_______

1. Мне нужны камешки для магов.

2. Не желаешь ли болотной травы?

3. Ромбо просил передать свитки.

4. Я принес несколько трофеев.

_______

– Мне нужны камешки для магов.

– Камни-то? Неужели новенького посыльного отыскали?

– Я работаю с посредником. Я…

– Не объясняй! – отмахнулся здоровяк. – Руду принес?

_______