Фарватер

– Три недели назад. Я предупреждал, я говорил, мне нельзя доверять детей! – попытался защититься я, когда мы достаточно быстро направились к двери. Коммодор, тяжело дыша, резко распахнул дверь и внезапно остановился. Чудом не налетев на него, я посмотрел, что же его так удивило. Тим, эта маленькая наглая бестия, преспокойно стоял, прислонившись о переборку и весело насвистывая какую-то мелодию. Увидев нас, он ничуть не удивился и с улыбкой сказал:

– Коммодор, капитан, здравствуйте!

Хет молча подошел и обнял его. Я, уловив молчаливую просьбу в глазах мальчугана, отвернулся, намереваясь вернуться в таверну, но меня прервал окрик:

– А куда это вы собрались? Мы отчаливаем. Как только вы соберетесь.

– Есть, сэр, – пробурчал я и отправился на поиски своего экипажа.

На следующий день мы подняли якорь и покинули этот замечательный, цветущий остров, лелея надежду, что еще сюда вернемся. Зато перед выходом в Море один очень великодушный человек таки разрешил нам заняться делом.

Глава XIV

Ждать не пришлось. Первый корабль встретился нам спустя каких-то жалких двух недель. Это была шнява. Никаких проблем возникнуть не могло.

Мы легко обогнали шняву, пробив пробоину в ее бакборте. После этого шхуна обогнула ее с носа и сделал залп и по правому борту. Прежде чем шнява пошла на дно, мы забрали груз с нее и преспокойно удалились. Но важно было другое. Спустя пару дней мне сообщили, что у нас в кильватере два корабля.

Это были корветы. И они нас узнали. Вероятно, видели, как мы напали на шняву.

Я дал приказ вступить в бой, хотя мы могли преспокойно убежать. Никто об этом вслух не говорил, но я знал – всех охватило волнение. Увидев, как парни нервно ходят по шкафуту, то и дело бросая пугливые взгляды на гонящиеся за нами корабли, я покачал головой. Не дело идти на линейный корабль, а тем более, на два таких, с неуверенной командой. Я поднялся на квартердек и, заложив два пальца в рот, свистнул. На меня мгновенно обратилось всеобщее внимание.

– Не был бы я уже столько лет капитаном, если бы не видел страха, затесавшегося среди нас, как шпиона. Я с вами относительно недавно, именно поэтому я отдал приказ идти в бой. Понимаете, я большую часть жизни провел с теми, с кем вы большую часть своей ведете борьбу. Я привык не убегать, вы уж меня простите. Одно слово, и я прикажу на всех парусах бежать, поджав хвост, как побитая собака. Скажите, что вы, пираты, опытные моряки и фехтовальщики, трусливее флотских неженок. Я всю жизнь считал вас, людей, действующих на свой страх и риск, достойными соперниками. Что ж, я вижу – ошибся. Подтвердите мне это и я не стану так рисковать. Я жду. – Я сделал скучающий вид. Первые несколько секунд царила гробовая тишина, но тут кто-то крикнул:

– Их больше, чем нас. Они лучше вооружены, чем мы. Мы не трусим, Дюк, мы лишь констатируем факт. Нам не победить.

– Если вы не уверены в моем корабле, то предоставьте это мне, – с ухмылкой сказал я. – За нее я ручаюсь. А уверены ли вы в себе? Вот о чем я спрашиваю вас. Если нет, то избавьте меня от удовольствия опозориться перед офицерами.

Так же, как только что в воздухе висел страх, над кораблем повис стыд. Тем временем я продолжал:

– В них нет этой заразы – страха. Они верят, что нагнут нас. Я спрашиваю вас – это так?

– Нет.

– Я осилю все, что ни выкинет судьба. – Что ж, ради поднятия духа пойдешь даже на ложь. – Я не боюсь. А вы?

– Нет!

– Ну так готовимся к повороту фордевинд, парни! Мы идем в бой.

Поворот был совершен и шхуна с наглой уверенностью устремилась к проходу прямо между противниками. Мало этого, так мы еще и фок с бизанью спустили! Шхуна медленно, по своим меркам, встала между корветами, подмывая врагов выстрелить. Они не заставили себя долго упрашивать. Однако, одновременно с тем, как крышки орудийных портов открылись и воздух вот-вот должен был разразиться несколькими залпами, паруса на шхуне приготовившимися матросами одним махом были подняты и та в мгновение ока, со скоростью ветра, улизнула. Но выстрелы действительно раздались, хотя большая часть ядр теперь миновали наш корпус. Я говорю “большая часть”, потому что мы не остались безнаказанными. Но цель моя была достигнута – открыв огонь по шхуне, корветы чуть не утопили друг друга. Поняв обман, один из них с яростью погнался за нами. Прежде чем пуститься наутек, “Ла Либре” сделала дразнящий залп, впрочем, не принесший большого вреда. Паруса у нас снова были убраны. Корвет приближался. Тогда “Ла Либре” ускорилась. Корвет предчувствовал победу. И тут мы, резко встав фордевинд, открыли огонь. В другое время наш противник не понес бы больших потерь, но крутость, с которой мы легли на другой галс, дала нам крен, а крен позволил нам прицелиться ниже ватерлинии корабля. Трюм корвета тут же начал наполняться водой. Мы ограбили тонущий корабль и вернулись ко второму корвету, изрядно пострадавшему.

Я подвел шхуну достаточно близко для абордажа. Матросы перебросили абордажные крюки с ловкостью гарпунщиков и они зацепили их, как леопард цепляет когтями свою жертву. Мы перескочили на вражескую палубу и оказались встречены ее защитниками. Своим первым натиском пираты, как штормовая волна, снесли стену врагов. Тут и там гремели выстрелы и звучали лязги стали, выбивающей искры. Закрывшись от одного нападающего и отбросив другого, я полез на фок-мачту. Через несколько минут флаг был сорван с фор-бом-брам-стеньги. Оставшиеся в живых сдались.

Мои разразились восторженными криками. Я поручил нашему врачевателю немногих раненых, в том числе и военных. Зная их слабости и желания, я приказал открыть анкерки с выпивкой. Среди всеобщего ликования, уголком иллюминатора я уловил движение. Бессознательно обернувшись на него, я увидел поднимающегося с палубы Тима. Хаким протянул было ему руку, но он махнул ему. Тот пытался что-то ему сказать, но парень упрямо отошел на бак. У лекаря было и без него проблем навалом, поэтому он оставил его в желанном покое. Что-то в его виде меня насторожило и я лег на галс по направлению к нему.

– Ну, все еще уверен, что на суше тебе делать нечего?

Он неопределенно опустил голову на плечо и ничего не сказал.

– Живой хоть, целый? – спросил я.

Он что-то невнятно буркнул.

– Так, парень, – я потерял всякое терпение. – У меня нет времени сидеть тут и с заботливым взглядом выжидать, когда ты соизволишь сказать что-нибудь. У нас там ахтерштевень перебило, между прочим.

– Ну так идите, – рассеянно отозвался Тим. – Это вы ко мне пришли, я вас не звал.

Я засмеялся.

– Ладно, малыш, ты победил. Выкладывай давай, где у тебя червоточинка.

Парень сглотнул и еле слышно ответил:

– Я убил его.

– Кого? – испугался я.

– Того солдата. Он замахнулся шпагой, пошел на меня… Я даже не понял, что случилось…

Он поник и приложил ладонь к глазам, как будто она была единственным, что ему хотелось видеть. Я не знал, что сказать. Когда от моей руки впервые пал человек, я даже не задумался над этим, хотя был, как он. Как-то не до этого было.

– Ну… Ты победил… многие бы гордились. Не каждый в твоем возрасте…

– Тоже мне повод для гордости, – с горечью хмыкнул Тим и добавил, еще тише, чем раньше: – Как будто тут, – он положил судорожно сжатый кулак на грудь, – что-то сломалось.

– Ох, поверь мне, если бы у тебя треснул киль со шпангоутом, ты бы не говорил об этом так спокойно.

– Мама так же погибла.

Увидев, что от моих попыток шутить только хуже, я отбросил их и принял серьезный вид.

– Малыш, – я положил руку ему на плечо, – ты не виноват. Это жизнь, такова уж она. Жестока, но прекрасна, и надо жить! Даже такой ценой… Так посмотреть, самая последняя трюмная крыса дороже всех сокровищ вельмож, только вот это никого не волнует. Ничего не поделаешь, остается только смириться. Только на подлость идти не надо, ну так ты на это не способен. Ты только знай, что ты не виновен. Ничто так не разъедает сердце, как чувство вины.

Он молчал, а я продолжал:

– Я знаю чувство, о котором ты говоришь. Правда, как человек не такой благородный, как ты, не при таких обстоятельствах я его познал. Правда в том, что я спился тогда. Но ты сильнее меня, ты переживешь, верно, сынок?

Я попытался заглянуть ему в глаза, сам не заметив, как последнее слово вылетело у меня. Он не двигался, словно окаменев, только лишь пробормотал:

– Даже не знаю, как жить теперь…

– Хэй! – решив пойти другим путем, я взял его за плечи и повернул к себе. – Ты – мой матрос, я твой капитан, и я приказываю тебе встряхнуться, стиснуть зубы и жить дальше! Слышишь ты меня, жить дальше! Умереть ты всегда успеешь, а вот жить другого шанса не будет.

Он неохотно поднял на меня взгляд.

– Иди отдыхай теперь, потрещи с товарищами, послушай их кровожадные истории и чтоб я твою кислую физиономию больше не видел, ясно?

Я потрепал его по голове и чуть ли не силой оттолкнул от фальшборта в сторону кубрика. Он поплелся туда с таким трудом, будто ему привязали балласт на обе ноги. Убедившись, что он достигнет места назначения, я продолжительно выдохнул и почесал затылок. Боже ж ты мой, неужели мне теперь еще и депрессивных мальчишек успокаивать придется? Да еще и чьими словами.