Фарватер

– Если я погибну, шхуна твоя. И не забудь отпустить уважаемого… как там тебя?… неважно, в общем, ты понял. Пусть идут.

– Да, капитан.

Никакого возбуждения не было, почему-то я был уверен, что не сегодня я погибну. Именно этой уверенности купец обязан своей жизнью. Я сделал ложный выпад, он ринулся вперед, я увернулся, полоснул его клинком, толкнул плечом, и наконец пригвоздил его стопу к палубе шпагой. Он взвыл. Я, оперевшись на рукоять шпаги, посмотрел ему в глаза и сказал:

– Ты пытался, за это дарю тебе жизнь.

Говоря это, я вытащил шпагу из его ноги и махнул своим рукой, чтобы они увели его.

– Если кто-то тоже хочет попробовать, только скажите. Кто-нибудь хочет испробовать свою удачу? Что, никто? Очень жаль.

Я вытер кровь на руке об себя. Свинство, сказала бы Шеба. И этой же рукой похлопал Мэйта по плечу:

– Не сегодня, дружок, не сегодня. Зато можешь забирать корабль, я думаю, Хет не будет против.

Глаза моего потрясающе терпеливого помощника засверкали. Точнее, теперь уже не помощника, а капитана Мэйта.

После того, как мы воссоединились с остальной эскадрой и поделили добычу, Хет обсудил с офицерами достаточно ответственный шаг. Рейд на один из Крацких островов. Конечно, мы и раньше нападали на острова, но это было так, ерунда, детские шалости. А в тот раз мы срубили настоящий куш.

Мы, под флагом Сакрама, естественно, подошли к гавани Мертвая петля. Громом пронесся над островом залп, по бортам пиратских кораблей расцвели дымовые цветы, ядра ударили в форт. Пушки нацелились на нас, открыли огонь, но без особого ущерба. Что островной форт против пятнадцати тяжело вооруженных кораблей? “Скат”, “Анжелика” и “Ла Либре” причалили, остальные остались на рейде прикрывать наши спины.

Ну а дальше никому уже никакие инструкции не нужны были. Парни, с нарочито кровожадными возгласами, сошли на берег. Мы почти не получили сопротивления. Дикий ор из всех углов, все эти леди и джентльмены в своих изысканных платьях, запачканных в грязи и пыли, наши ребята, со счастливым выражением лица, выскакивают из всех углов. И деньги, деньги, деньги повсюду. Звон монет, страшные визги, лязг металла слились в одну чудесную песню богатства. Я увернулся от направленного мне в живот клинка и заколол его владельца. Тут же их стало больше. Я отразил атаку, рубанул по чьей-то шее, но в ту же секунду совершил глупейшую ошибку. До моего слуха донесся свист лязгнувшей рядом стали. Я изменил его направление, но сделал это как-то неловко. Зато очень даже ловко я зарубил нападавшего. Однако стоило мне опустить взгляд, как я чуть не упал. Не каждый день видишь, как с одной стороны из твоей искривленной ноги весело торчит сабля. Встать на нее я, конечно, не мог, пришлось с помощью рук, хватаясь за все подряд, дохромать до самого безопасного вблизи места. Спрятавшись за каким-то домом, я вытащил саблю из ноги и рывком поставил кость на место. Остатки своей и без того сорванной с меня рубахи я превратил в повязку. В своей жизни я выполнял обязанности и юнги, и матроса на промысловом судне, и матроса на крейсерской шхуне, и рулевого, и штурмана, и лоцмана, и квартирмейстера, и помощника, и капитана, но никогда судового врача. Так что судил я по тому, как должна выглядеть здоровая нога. Когда у меня кончился порох и я не имел больше возможности участвовать в бою, я, худо-бедно залатав себя, бесцеремонно отломал доску от какой-то лачуги. Сделав из нее что-то вроде костыля, я дошел, если не сказать дополз, до “Ла Либре”. Врач был на месте, но увидев, чем он занимается, я передумал к нему обращаться. Хаким разрывался между ранеными матросами, так жалобно причитая, что его было жаль больше, чем его пациентов. Мне страшно хотелось завалиться спать, но капитанский долг заставил меня подойти к ним.

– Как идут дела?

Хаким повернулся и, сделав жалобное лицо, застонал так, как умел только он.

– Капитан, ты, видно, издеваешься надо мной!

Я недоуменно нахмурился и, увидев, куда он смотрит, окинул себя взглядом. Фонарь под глазом, рассеченная грудь, на честном слове держащаяся нога. Я с тоской подумал о Хете, всегда выглядящем щегольски. Треуголка, костюм, сапоги, все идеально выглаженное и чистое. О контр-адмирале я вообще молчу. Его форма обошлась ему дороже, чем мне моя жизнь. Естественно, на нем, в отличие от Хета, никогда и царапинки не было. Я же вечно похожу на подбитого пеликана.

– Как ребята? – снова спросил я.

– Жить будут. Что бы вы без меня делали? – проворчал он в ответ.

– Я тут нужен?

– Нужен, – кивнул Хаким. – Только вот не мне. И не команде. Себе ты тут нужен, капитан! Это безобразие, Дюк! Себя не бережешь, так хоть меня побереги! Я ж с ума сойду!

– Ладно, ладно, – отмахнулся я. – Займись мной, когда освободишься.

– Да конечно, а как же… Ты куда? Вернись щяс же! Дюк!

Я поторопился скрыться от своего судового врача. В гневе он страшнее меня. Через пару часов он был весь в моем распоряжении. Хаким хлопотал над моей ногой долго, периодически бросая на меня озабоченные взгляды, и бормотал:

– Господи, ну что ж вы за люди-то такие, а…

– Обычные, – отвечал я, поводя плечами. – Все, бывает, царапаются. Бывало и хуже…

Он посмотрел на меня с тоннажем скепсиса, но снова бранить не стал.

Этот налет, в общем, пополнил наши карманы на 500 тысяч. Опьяненные богатством, мы чуть не боготворили своего коммодора. Однако ему словно было глубоко чхать на рвущиеся от монет карманы. Его необъяснимая тоска закончилась лишь когда мы однажды, из-за необходимости, пришвартовались в пристани острова Туга. Остановились мы там ненадолго, на пару дней, но и за это короткое время мне успел свалиться снег на голову.

Хет вызвал меня к себе в каюту, чтобы проложить истинный курс шхуны. Он сидел в кресле, сцепив пальцы вместе и невозмутимо глядя, как я распинаюсь перед ним, уперев руки в стол, как вдруг…

– Коммодор!

Я обернулся на распахнувшуюся дверь каюты. Хет спокойно встал и спросил:

– Мистер Корн. Что вам нужно?

Вдруг жандарм протянул руку куда-то за пределы нашего видения и достал оттуда какого-то мальчонку.

– Тим! – взволнованно воскликнул Хет. Я начал раздумывать, кем же должен быть этот шкет, чтобы заставить кровь непробиваемого коммодора пениться и понял…

– Здравствуй, папа, – нахально поздоровался мальчишка, скрещивая руки. Я сгреб карты со стола и отошел. Невысокий, крепенький, с каштановыми кучерявыми волосами, острым подбородком и гордо вздернутым кверху носом. В глазах светилась робость, смешанная с уверенностью. Такое выражение бывает у людей, когда они весь день убеждают себя, что они хозяева всего света, а потом у “его светлости” душа уходит в пятки. Определенно, недалеко яблочко от яблони упало.

– Ваш сын – вор, коммодор, – заметил жандарм. – Спас его только из уважения и благодарности к вам. В следующий раз, боюсь, что вы найдете его с отрубленной рукой.

– Да, да, спасибо, мистер Корн, – невнятно пробормотал Хет. – Передайте вашим коллегам привет от меня.

Жандарм раскланился и удалился, позволив отцу обратить все внимание на сына.

– Объяснитесь, пожалуйста, молодой человек.

Я хотел выйти, но коммодор жестом преградил мне путь и вынудил остаться.

– Я жду.

– Ах, вы хотите объяснений, господин коммодор? – поддержал его игру Тим, беря секстант со стола. – Ну так слушайте. Я спокойно шел по базарной площади, когда вдруг мимо меня пронеслась толпа ребят. Оказалось, что они украли что-то там с прилавка, а так как они были со мной одного возраста, то меня посчитали за одного из их группы и притащили сюда. Все.

Хет тяжело вздохнул.

– Ну, если ты не врешь, скажи мне, где те ребята?

Мальчик поджал губы.

– Я не знаю. Правда не знаю.

– Еще одно слово, Тим, и у тебя на лбу проступит слово “Лжец”.

– Откуда тебе знать, ты был там?

– Да я вижу тебя насквозь, я знаю тебя!

– Откуда?! Откуда тебе знать меня, когда я в последний раз видел тебя вообще? Да ты хоть помнишь, когда я родился?? – сорвался парень. И вот тут – клянусь, я бы так не смог – Хет, как всегда, взял себя в руки и ледяным тоном произнес:

– Ровно 15 лет, 3 месяца и 17 дней назад я сидел и ждал в коридоре у входа в комнату твоей матери и ровно в 8 вечера родился ты. Этого достаточно для тебя?