Тайная сила, или Король воров. Серия «Мир детектива: бессмертные персонажи»

Дружба аббата Морина с Женевьевой Фойоль, после её болезни, еще более укрепилась и стала еще нежней, внимательней.

Часто, очень часто с того дня, когда Женевьева целовала своего сына, аббат мельком глядел на нее и шептал со слезами в голосе.

– Чудная женщина! Чудная женщина!..

***

– Что случилось? – сказала Гильомета, увидав аббата Морина на пороге дома раньше обычного. – Господин аббат, ведь вы каждый день возвращаетесь в шесть часов вечера!

– Где Жак? – спросил он.

– В своей мастерской, – отвечала Гильомета.

– И Женевьева там?

– Да, господин аббат.

Аббат быстро поднялся по лестнице на второй этаж и тихо открыл дверь в мастерскую. Они не слышали, как он вошел и не заметили его. Аббат несколько секунд смотрел на них. Жак сидел у мольберта и рисовал, а его мать вязала у окна.

Когда его взгляд скользнул с молодого человека на его мать, он тихо прошептал:

– Чудная женщина! Чудная женщина!

Жак поднял глаза.

– Добрый друг! – воскликнул он.

– Господин аббат! – обрадовалась не менее Гильометы Женевьева.

– Да, это я, – сказал аббат, садясь в кресло, подвинутое ему Жаком. – Я сегодня изменил моим профессорским обязанностям ради вашего сына!

– Ради моего сына! – повторила Женевьева.

– Я обещался Жаку оказать небольшую услугу, а что обещано, нужно, исполнять, не правда ли? Итак, я исполнил свое обязательство и надеюсь, что Жак будет мной доволен! Хотя я еще не знаю о решении по делу, но не могу сдержаться, чтобы не рассказать обо всем Жаку. Вы думаете я неправ, Женевьева?

Женевьева ничего не поняла и молчала в ответ.

Жак понял и покраснел от удовольствия.

– Вам удалось, мой добрый друг? – сказал он.

– Да.

– Вы видели?

– Того кого нужно было увидеть. Конечно.

– И?..

– И мне обещали, что она будет завтра или послезавтра представлена на рассмотрение знаменитого светила.

– Какое счастье! Как вы любезны, мой добрый друг, и как я вам очень благодарен.

Жак обнял аббата.

– Вот в чем дело, – сказал Жак, становясь перед матерью на колени, – ты меня простишь, дорогая матушка, поскольку несколько часов у меня была тайна от тебя? Мой добрый друг просил не говорить тебе о важной для меня попытке, чтобы не огорчить тебя, если бы она не удалась. Ты помнишь пейзаж, который тебе так нравится – вид Сен-Клу, от которого еще вчера ты пришла в восторг?

Женевьева утвердительно кивнула головой.

– Да, помню, – ответила она. – Где же эта прелестная картина? Ты ее продал? Господин аббат нашел покупателя?

– Нет еще, – сказал аббат, – но есть надежда.

– Ты слышишь? – возразил Жак, обращаясь к матери, – есть надежда! Угадай, кто покупатель? Угадай!.. Нет, ты не угадаешь, я тебе лучше скажу: его королевское высочество герцог Орлеанский, монсеньор регент. Наш дорогой доктор и друг Венсен Дюбуа передал аббату Морину рекомендательное письмо к аббату Дюбуа, своему брату, первому министру регента. Мой друг отправился сегодня утром на прием, аббат Дюбуа его хорошо принял и обещал показать мою картину его королевскому величеству! Герцог Орлеанский любит живопись. Он ценитель и знаток. Если ему понравится мой «вид Сен-Клу», он, может быть, его купит. Но меня льстит не то, что я получу деньги, а то, что мое имя станет известно, когда эта картина будет куплена регентом, и у меня появится надежда, что я получу заказы при дворе… Что с тобой, дорогая матушка? Отчего ты так побледнела? Ты дрожишь, у тебя слезы на глазах?.. Что с тобой?

И правда, Женевьева задрожала, когда Жак назвал предполагаемого покупателя, и еще больше разволновалась, когда Жак рассказывал все подробности. Смертельная бледность покрыла её лицо, нервная дрожь пробежала по её телу и глаза наполнились слезами.

Она смотрела на Жака, беспокойно спрашивающего у неё об этом волнении, и не знала, что ему отвечать.

Аббат пришел к ней на помощь.

– А, я понимаю, что это значит, моя добрая Женевьева, – сказал он, наклонясь к ней, – вы испугались, что Жака позовут к регенту… В эту минуту у вас говорит сердце матери. Вы должны радоваться, что вашему сыну, начинающему художнику, открывается такая блестящая дорога. Вы боитесь, чтобы Жаку не повредил воздух, которым дышат в Пале-Рояле, вы страшитесь за неизбежные для него столкновения. Дорогая моя, есть много правды в том, что говорят о регенте, но есть много лжи. Во всяком случае, правда то, что он имеет вкус, этого никто не оспаривает, и он покровительствует искусству. Что же тут дурного, если у нашего Жака будет могущественный покровитель в лице его королевского высочества герцога Орлеанского. Вы боитесь, что его там удержат силой? Умная овечка не позволит волку себя похитить! Она знает, как вернуться в стадо. К тому же, как ни говорят о волке Филиппе Орлеанском, у него доброе благородное сердце и он может быть великодушен с овечкой. Я вас успокоил, моя добрая Женевьева. Вы не сердитесь на меня, что я способствовал тому, чтобы регент как-нибудь пригласил вашего сына во дворец и сказал бы, протянув ему руку: «У вас есть талант, молодой человек, я позабочусь о вашей будущности». Слезы полились из глаз Женевьевы, но она уже не дрожала, не бледнела и только улыбка играла на её лице.

– Я безумная, аббат, – отвечала она, – простите меня! Все, что вы ни сделаете – хорошо! Дай Бог, чтоб ваши надежды исполнились, и регент стал покровителем Жака!

Едва Женевьева закончила эту фразу, на пороге мастерской явилась Гильомета:

– Сударыня, мадемуазель Эдме стоит внизу и спрашивает: можете ли вы ее принять?

Маленькая торговка и маленький мельник

Эдме – молодая девушка, которую, как аббат Морин рассказывал аббату Дюбуа, Жак Фойоль и граф де Горн, шесть недель тому назад, спасли от нападения воров, когда она возвращалась домой со своей теткой госпожой Леклерк.

Госпожа Леклерк и её племянница, спасенные от воров, горячо благодарили своих избавителей и просили нас как-нибудь зайти к ним в магазин, когда они будут на улице Бок.

Хотя граф де Горн был тронут этими просьбами, но он мало об них думал и на протяжении шести недель заходил к ним пару раз на десять минут.

Жак поступил иначе. На другой же день, после ночного приключения, он отправился узнать о здоровье тетки и племянницы. Они долго разговаривали. Узнав, что молодой живописец живет неподалеку от них на набережной Театен вместе со своей матерью, они просили позволения прийти в воскресенье к Женевьеве Фойоль.

Аббат Морин, которому было известно о приключении, собрал сведения о тетке и племяннице Леклерк. Сведения были удовлетворительными. Госпожа Леклерк была добрая и честная вдова, – она взяла к себе свою сиротку племянницу Эдме, воспитала ее, работая за двоих.

Жак объявил тетке и племяннице, что его мать и его добрый друг аббат Морин ждут их.

Они пришли в следующее воскресенье и затем не пропускали ни одного праздника, чтобы не зайти в гости.

Но Эдме, кроме воскресения, всегда находила предлог уйти из магазина и несколько раз в неделю бывала у Женевьевы.

Недоволен был только пятнадцатилетний крестьянский мальчик Викторин Каше, который всегда провожал Эдме на набережную Театен, в знакомый нам домик и потом ждал ее у дверей.