Тайная сила, или Король воров. Серия «Мир детектива: бессмертные персонажи»

– Согласны ли мы! Но после всего того, что вы для нас сделали на протяжении этих пятнадцати лет, мы были бы слишком неблагодарны, чтобы не принять с радостью вашего предложения. Жить под одной крышей с вами, жить с вами, около вас, – это высшее счастье какое мы только могли ожидать! И за которое мы должны благодарить Бога!

– Хорошо! – весело сказал аббат, – так решено: мы идем все трое смотреть домик, который, я уверен, вам понравится. Потом, мы отправимся на улицу Сен-Жак, к домовладельцу господин Леблону, и заключим контракт, а через восемь дней мы устроимся в новой и общей резиденции!

– И она нам понравится! – воскликнул Жак. – Не правда ли, матушка?

– О, конечно! Она нам понравится! Ах, если бы это только зависело от меня, мы бы сегодня же переехали!

Сказано, сделано! Через восемь дней Женевьева с сыном перебрались в новый домик, который им очень понравился, и устроились там, как мы уже описали. Условия эти долго обсуждались вначале, Женевьева ни за что не хотела поселиться в самых лучших комнатах первого этажа.

Но аббата нельзя было переспорить.

– Я поселюсь наверху, иначе я не буду жить с вами! – решительно сказал он матери и сыну.

– Вы не подумали, моя добрая Женевьева, – сказал он, оставшись с ней вдвоем, – в нашей дружбе нет ничего предосудительного, тем более, что на протяжении пятнадцати лет никто ее не порицал. Поэтому, нельзя допустить, чтобы после пятнадцати лет, какой-нибудь дурак осмелился бросить в нас грязью. Будем жить не только на одной улице, но даже под одной крышей, когда вы будете жить напротив комнаты вашего сына, это будет вашей охраной от клеветников, а если вы будете ближе ко мне, это развяжет их языки.

– Вы правы, – ответила она, – я не подумала, что это не совсем удобно, если вы будете на втором этаже между мной и Жаком. Я и не подозревала, – добавила она с улыбкой, – чтобы в мои годы… с моей внешностью… могли увидеть во мне больше чем друга… и сестру. Но…

– Но, мой друг, – прервал аббат, улыбаясь, в свою очередь, – есть люди, которые стараются найти дурное там, где его нет!.. Где его не может быть!

– Из-за этих людей, вам будет хуже всех, но мне, к сожалению, придется покорится!

На протяжении четырех лет ничто не нарушало спокойствия наших друзей. Ничто не потрясло их счастья!

Они наняли служанку, так как это было необходимо при двух хозяйствах, и были ею очень довольны. Гильомета была британка, немолодая уже, но трудолюбивая, проворная и чистоплотная, хорошо шила и недурно варила.

Аббат заботился о процветании её последнего качества. Он любил хорошую готовку, из-за чего у него сначала и были небольшие прения с Женевьевой Фойоль.

Бесполезно экономная, Женевьева не допускала, чтобы можно было тратить много денег на изысканные кушанья и старые вина. Она всегда помнила аксиому: «Нужно есть, чтобы пить, а не жить, чтобы есть!..»

Но когда меню обеда, состоявшего из рыбы жареной, курицы, зелени и десерта, ей казалось слишком велико, она тихо ворчала: «Можно обойтись без рыбы».

– Добрая Женевьева, – говорил ей аббат, – я не скрываю, я люблю хороший обед и надеюсь, вы согласитесь об этом позаботиться. У вас три тысячи ливров в год, у меня – шесть тысяч. Отчего же нам не пожить хорошо с этими средствами; так как мы живем вместе, то и расходы у нас должны быть общие. Хороший аппетит не преступление!

– Конечно, не преступление… Но разве не предосудительно чересчур об этом заботиться? Наконец, мне кажется, религия осуждает обжорство! Религия и рассудок порицают обжорство в тех, кто этим злоупотребляет, мой друг. Кто делает из того страсть и жертвует всем: своими собственными интересами, своим здоровьем и своим состояниям! Но мы до этого не дошли, если мы хорошо завтракаем и обедаем, мы не отказываем в помощи несчастным. До сих пор мы не причинили вред ни нашим желудкам, ни нашим карманам! Не огорчайтесь, добрая Женевьева, что после дня, проведенного нами всеми в труде и заботах, у нас будет к обеду курица, рыба и несколько стаканов хорошего вина. Но если вы все-таки видите в этом грех, я беру его на себя!

Этот разговор с аббатом, окончательно убедил Женевьеву. Так что с этого времени, она не только не восставала против гастрономических склонностей своего друга, но даже поощряла их. Когда аббат забывал, она уже сама заказывала Гильомете какое-нибудь лакомство и приносила к обеду старого вина.

***

Все эти четыре года наши три друга прожили совершенно счастливо.

Жак в середине 1718 года, оставил Клода Жилле и стал работать в своей собственной мастерской. По советам Клода Жилле, он занялся пейзажем и два раза в неделю отправлялся в деревню или в лес вблизи Парижа и делал этюды с натуры.

Молодой художник гордился, когда по воскресеньям, в дни отдыха, в домике на набережной Театен, он показывал свои наброски для будущих картин, а аббат хвалил его, как знаток, мать просто верила в его крепнущий талант. Оба предсказывали ему блестящее будущее.

– Ты будешь великим живописцем, Жак! – говорил аббат Морен. – Ты будешь великий живописец!

– Жак! – повторила счастливая Женевьева. – Все будут дорожить твоими произведениями. Твое имя прославится, как имя великого художника. Тебе будут расточать почести. Ты заработаешь много денег.

Женевьева Фойоль, как коренная нормандка, считала, что лучшее следствие славы – деньги.

Жак улыбнулся.

– Да услышит вас Бог! – отвечал он, пожимая им руки. – Я буду великим живописцем! Но кому я буду этим обязан? Вам!.. Вам обоим!

– Прежде, всего аббату! – сказала Женевьева. – Скажу откровенно: я сначала не верила в твое призвание. Аббат мне сказал: «мальчик имеет склонность к живописи, надо его определить к живописцу».

– Это правда, я первый понял призвание Жака, – возразил аббат. – Но как мать, моя добрая Женевьева, вы имели полное право отвергнуть мои советы.

– Это было бы не хорошо, если бы я пошла против вас, когда вы были так уверены в его призвании!

– Все-таки Жак должен именно вас благодарить, что вы не помешали ему стать художником.

– Скорее он должен благодарить вас, что вы догадались; что он станет славным художником!

– Я должен благодарить вас обоих! Благодарить, любить и благословлять, как одного, так и другого. Только тогда это будет справедливо! – прервал Жак их спор.

Между обитателями домика на набережной Театен никогда не бывало других споров.

Но в один печальный день, гармония и счастье наших друзей едва не было уничтожено.

Жестокая смерть чуть не разлучила трех друзей.

Это случилось 15 января 1719 года. Накануне вечером Женевьева жаловалась на легкую боль в левом боку и в груди и кашляла два или три раза.

– Ничего, – сказала она, когда аббат и сын хотели послать за доктором. – Мне было холодно, когда я ходила на рынок с Гильометой, а теперь начинается насморк… В моей комнате затоплен камин, я пойду, лягу и посплю, а завтра мы забудем об этом.

Но Женевьева ошиблась.

Она не могла встать утром, проведя бессонную ночь: кашель усилился, дыхание сделалось трудней, и она совсем ослабла.

Аббат Морин часто слышал, как хвалили доктора, жившего на площади Сент-Андре, брата первого министра регента Венсена Дюбуа.

Жак побежал за ним.

Болезнь продолжалась долго. Напрасно доктор пытался ее приостановить, – она только развилась все сильней.

Наконец, однажды вечером, доктор радостно сказал Жаку и аббату:

– Ваша мать спасена.

Какая это была радость! Еще несколько минут тому назад они переживали за нее. Несмотря на успокоительные слова доктора, Женевьева Фойоль думала, что ей остается жить недолго и пожелала тайно переговорить с аббатом Морином, чтобы с помощью их доброго и достойного друга ей можно было предстать перед судом Всевышнего.

Выйдя из комнаты больной, аббат заметил на лице Жака почти печальное удивление, причиненное ему этим долгим и торжественным разговором.

– Ступай, Жак, обними свою мать, – сказал аббат с выражением такого энтузиазма и внутреннего восторга, что молодой человек был поражен. – Да сохранит Господь, твою обожаемую мать!

Но благодаря помощи Бога и доктора Венсена Дюбуа Женевьева была спасена.