– Да, как сын крестьянина, я, может знаю больше чем вообще знают мои собратья, но, к сожалению, это еще не значит, что я много знаю.
Разговаривая с аббатом, Элюа продолжал рассматривать наброски и этюды…
– Господин Жак, где маленькая картина… вы помните, на которой вы работали, когда я у вас был в последний раз?
– Вид Сен-Клу?
– Да, вид Сен-Клу. Как он хорош!
– Вот потому, что я того же мнения об этой картине, потому что вид Сен-Клу лучшее произведении Жака, я унес ее сегодня утром из мастерской и она может никогда сюда не вернется.
– Вы ее продали?
– Дело еще не закончено, но мы надеемся, что случится, как мы планируем. Нам нечего бояться мой друг, что вы будете смеяться над нами, что мы продаем шкуру медведя, не убив его, поэтому я вам все расскажу: его королевское высочество, герцог Орлеанский, регент, Франции, известен своей любовью к искусствам и снисходительностью к художникам. Говорят, в Пале-Рояль у него роскошная галерея, почти вся составленная на его собственные средства и состоит из произведений французских и иностранных живописцев. Поэтому, мы считаем, как и вы, Элюа, что вид «Сен-Клу» очень хорош, я подумал, что эта замечательная картина может занять достойное место в галерее его королевского высочества, герцога Орлеанского.
– Вы знаете, что доктор Венсен Дюбуа, брат аббата, Дюбуа, первого министра регента. Я просил доктора дать мне рекомендательное письмо, и он исполнил мою просьбу. Сегодня утром я совершил удачную попытку и не пошел на уроки, потому вы меня и застали дома. В одиннадцать часов я был в Пале-Рояль, где аббат Дюбуа, меня принял и любезно обещал доказать картину его высочеству, герцогу Орлеанскому. Мы надеемся, что регент ее купит.
– Я буду утешаться мыслью, что ею любуются более достойные и что она сделает честь тому, кто ее нарисовал.
Элюа Денизор говорил очень искренне и радостно, обернувшись к Жаку. Но под внешностью Элюа Денизора еще больше радовался ле Борнье, узнавший откуда Дюбуа стало известно о дружбе графа де Горна с его соседом.
Но Элюа Денизор пришел к своим друзьям не для того, чтоб узнать то, о чем он уже давно догадывался по своей природной сметливости.
– Первый, министр, регента, аббат Дюбуа был с вами любезен господин аббат? – спросил Элюа Денизор, с самым искренним удивлением.
– Очень любезен, – возразил, смеясь аббат Морин.
– Говорят, это редко случается.
– Вот потому я ему еще больше за это благодарен! – сказал аббат.
– Будете ли вы уверены, в любезности аббата Дюбуа, когда узнаете, что он желает организовать неприятности… человеку, которого вы оба любите?
– Если мы узнаем, что аббат Дюбуа планирует неприятности… человеку, которого мы любим? – медленно повторил Морин. – Что вы хотите сказать, Элюа? Объясните.
– Объясните, Элюа! – настаивал Жак.
Маленький, мельник все еще колебался.
– Господи! – сказал он. – Может быть, это только одни предположения, но тот, кто это говорил, не шутил. Его слова меня поразили так, что я непременно хотел их передать господину Жаку, на всякий случай… Поскольку я не предполагал встретить вас сегодня дома, господин аббат.
– И так, как вы нас встретили обоих, мой друг, расскажите о том, что вы нам хотели сказать. В чем дело? Что это за человек, которого мы любим… и которому аббат Дюбуа желает зла?
– Этот человек… Вы интересуетесь графом Антуаном де Горном, не правда ли господа?
– Да, да! – нетерпеливо сказали Жак и аббат. – Что же дальше? Эта человек, ненавистен аббату Дюбуа, – граф Антуан де Горн. Бедный молодой человек должен остерегаться ненависти монсеньора регента, которого он оскорбил!
Жак пожал плечами.
– Это безумие, – удивился он. – Граф де Горн оскорбил регента! Но он нам говорил, помните, мой добрый друг, что с тех пор, как он в Париже, он видел регента только один раз!
– Одного выстрела довольно, чтоб убить! – многозначительно заметил Элюа. – Врага можно нажить за пять минут.
– Безумие! Глупости! – говорю вам. Так же, как ненависть аббата Дюбуа к графу! И откуда эта ненависть?
– Элюа нам все сообщит, рассказав то, что он слышал, не будем ему мешать бесполезными расспросами и возражениями, так как мы еще не знаем в чем дело, – сказал аббат, успокаивая Жака.
– Говорите, Элюа, – продолжал аббат, – мы вас слушаем, мой друг. Но, сначала скажите, где вы слыхали то, что вы говорили о графе де Горне.
– В небольшом трактире, в предместье Сен-Антуан, господин аббат. Я вам уже сказал, что, выйдя из булочной, я был голоден и зашел в первый попавшийся трактир и…
– И в этом трактире…
– Случай посадил меня рядом с двумя лицами, разговор которых возбудил мое внимание.
– К какому классу принадлежали эти люди?
– К какому… господин аббат, я не парижанин, и потому, согласитесь, мне трудно с первого взгляда различить, кто к какому классу принадлежит. Как мне кажется, один был клерк у нотариуса, а другой, который много говорил, – полицейский или солдат.
– Рассказывайте, я вас больше не буду ни спрашивать, ни прерывать!
– Войдя в трактир, – продолжил свой рассказ Денизор Жаку и аббату, – я разместился за столом, напротив сидевших уже там клерка и полицейского. Они завершали завтракать, а я только начинал. Около них стояло пять или шесть пустых бутылок. Или они много выпили, или им показалось, что я занят своим завтраком, или моя внешность не беспокоила их, только мое присутствие их не стесняло, и они продолжали громко разговаривать. Вначале я и не обращал на них внимания. Клерк нотариуса обратился к своему товарищу:
– А я все-таки утверждаю, невозможно, чтобы дворянин… принц, если он имеет право носить этот титул, потому что принадлежит к знаменитой фамилии в Брабанте, говорю тебе, невозможно, чтобы граф де Горн мог бояться мести такого неудавшегося священника, как аббат Дюбуа!
При этом хорошо знакомом для вас имени, я насторожил уши и стал слушать, как ответит полицейский:
– Ты ошибаешься, когда аббат Дюбуа кого-нибудь ненавидит – знатного вельможу, принца, или простого смертного, – тот уже может писать своим праотцам. Ты забываешь, что этот «неудавшийся священник», как ты называешь аббата Дюбуа, – первый министр, а у первого министра длинные руки.
– Что же граф де Горн сделал аббату Дюбуа?
– Этого я не знаю, и даже не стараюсь узнать, потому что иногда очень опасно быть любопытным! Я знаю только то, что за графом де Горном следят – и будет беда, если найдут хоть малейший предлог, для обвинения! … Он недолго останется в Париже!
– Ты тоже следишь за ним?
– Нет! У меня другая обязанность: я слежу за его любовницей, маркизой Парабер.
– Какое отношение имеет к делу маркиза де Парабер? Разве она тоже в немилости у аббата Дюбуа?
– Лично у аббата – нет, но она замешана в другом деле, между графом де Горном и монсеньором регентом. И регенту досталось! Как можно быть таким неосторожным, как граф де Горн!.. Едва он появился в Париж, как уже стал на ножах с регентом! Хочешь знать мое мнение, мой милый? Если бы я был другом графа де Горна, я бы не колебался ни минуты и сказал бы ему, «собирайте ваши пожитки и отправляйтесь скорей в Филадельфию, чтобы вам не пришлось опять попасть в старый замок де Верт, из которого вы так ловко выбрались. А если нет, доверьте вашу душу Богу, потому что раньше, чем через полгода, аббат Дюбуа уже это решил, а регент не будет противиться, – вы умрете, вас убьют в наказание за преступление, которое вы не совершали!»
В то время, когда Элюа рассказывал, а аббат Морин и Жак внимательно слушали, внизу послышался голос, от которого они вздрогнули все трое.
– Не беспокойтесь, добрая мадам Женевьева! Не беспокойся Гильомета! Они наверху, я сам доложу о себе, послышался знакомый голос.
– Это он! – сказал аббат Морин, быстро вставая.
– Кто он? – спросил Элюа, тоже вставая.