Былина железных душ

– Знакомьтесь! Это Ходан! – и Берестень указал на лешего в широкой серой рубахе, тоже порванной, левая пола которой была застёгнута поверх правой. Бровей и ресниц у Ходана не было вовсе – только серо-зелёные глаза сияли из-подо лба как огни на болотах.

Тем временем выступил третий леший:

– Гой еси тебе, Дед-Пасечник и тебе, человече, и тебе, человече! – поприветствовал он каждого на особицу. – Я Дубец! – откланявшись, заявил он. Беленир взглянул на него и увидел, что его зелёные как малахит очи горели ровно и красиво, а над ними нависали пушистые ресницы. Борода у Дубца была длинна и, переплетаясь с усами, доходила до самых колен, где завершалась тремя кончиками, расходившимися в разные стороны.

– Привет вам всем! – сказал Беленир. Всесвятлир же был так удивлён, что не смог вымолвить ни словечка. В ответ лешие ничего не сказали и лишь нацелили взоры своих очей на троих путников. Воцарилось задумчивое молчание.

– Как здесь оказалось наше золото? – наконец прервал тишину Беленир.

– А с чего это оно ваше? – спросил напористо Берестень, первый из леших и самый высокий.

– Да, с чего это оно ваше? – добавил не менее настойчиво Дубец.

– Но оно и не твоё! – вставил Ходан.

– И не твоё тоже! – взревел Берестень и ударил Ходана по голове своим кулаком, отчего тот тихо взвыл. Тут бы началась добротная драка, но Беленир повторил:

– Как здесь оказалось наше золото?

Лешие смолкли и с непонятными выражениями лиц уставились на удальца. Белениру стало даже как-то не по себе, и лишь спустя некоторое время он вновь вымолвил:

– Это золото – моё, а вернее моего княжества! Его у меня украли и, видно, бросили здесь, чтобы оторваться от нашей погони. Так что позвольте взять его! – и Беленир сделал шаг к куче полных богатства корчаг и чаш, и чеканных изделий. И все эти ендовы да кубки были полны монетами да золотыми безделушками и сияли для многих очаровательнее солнца и краше ночной луны. Но не успел он подойти, как лешие заслонили ему путь.

– Что упало – то пропало! – важно сказал, подбоченясь, Берестень и нахмурил брови так, что вовсе закрыл ими глаза.

– Мы забираем его себе! – добавил Дубец.

– Да зачем вам, лешим, сдалось такое богатство? – вмешался в разговор Дед-Пасечник.

– Да, – согласился Беленир. – Вам бы жить себе в лесу среди сосен да шишек, что вам ещё для счастья нужно?

– Золото ведь не про леших появилось! – добавил Всесвятлир.

Берестень выслушал всех и, угомонив своих сородичей буйных, которые уже не на шутку разъярились, повёл речь как можно учтивее:

– Зачем нам богатство? А вы сами подумайте, пораскиньте мыслями. Ведь светел снег и белый лёд никогда не заменят серебра! Красив узор мороза, но серебро краше. Красив и иней, но он не жемчуг. Одуванчики в траве не подменят собою золота, а блики в лужах не ярче самоцветов, и жить под солнцем без богатства холодно как на высокой горе. Вот зачем нам, лешим, сдалось какое-то богатство.

– Теперь ясно? – изронил Дубец. – Золотко душу греет!

– Берестень! – воскликнул, недоумевая, Дед-Пасечник. – Что стряслось с тобою, коли ты ставишь золото над красами природы?

– Ничего со мною не стряслось, – отвечал Берестень. – А только без золота холодно на свете живётся, и красота природы уже не так хороша, когда в кармане нет монеты.

– Что ж, – буркнул пчёльник. – Если тебя не радует природа, так отведай моего медку. Мой мёд красивее янтаря, поярче золота, блестит как слеза да получше всякого самоцвета.

– Хах! – прервал усмешкой речь старца Ходан. – Мёд лучше самоцвета! Где это видано?

– Самоцветом ты не наешься и не напьёшься, – продолжал пасечник, – а моим медком и пресытишься, и вкусом его нарадуешься!

– Помажь мёдом свой нос, пчёльник! – рассмеялся язвительно Ходан. Берестень глянул на него с укором, но на Ходана это нисколько не подействовало.

– Замучил ты уже своим мёдом, – продолжал он. – Иди и ешь его, пока из ушей не полезет, а золото – наше, и для меня оно важнее мёда. Один ты такой дурак ставишь мёд превыше всего!

– Не смей оскорблять старца! – сказал Берестень. – Между прочим, вчера ты сам попивал его мёд и был тому рад. Скажи пчёльнику спасибо, что он бесплатно всех им потчует.

– Огромнейшее спасибо, – с ухмылкой промолвил Ходан и отвесил пасечнику наигранный поклон.

– Но всё равно мёд, как бы ни был он хорош, не сравниться с золотом, – рёк Берестень, – а злато теперь наше.

– Моё, а не наше! – вскрикнул Дубец. – Это я нашёл его в дупле, а не вы. Я заглянул в дупло, а не вы. Даже это дупло моё, а не ваше!

– Смолкни! – заявил Берестень.

– Сам смолкни, – отозвался Дубец.

– Я сказал закрой рот! – взревел Берестень, и Дубец утих. – Решим потом, как поделить золото. Главное, что мы его не отдадим.

– Стойте! – изронил Всесвятлир. – Вы всё спорите, но что же вы будете делать с золотом в лесу?

– Выберемся из леса и прикупим что-нибудь! – ответил Ходан. – Какой же ты глупый. Сам же слышал, что мы говорим.

– Ладно! – воскликнул Беленир. – Раз вы не хотите отдать золото по-доброму, то давайте устроим состязание. Я пущу стрелу, а кто из вас её первым принесёт, тот и будет владеть золотом. Но если вы за час её не сыщете, тогда все богатства наши.

– Всего один час и такая куча богатств, – прошипел Ходан.

– Я согласен, – молвил Берестень.

– И я тоже! – сказал Дубец.

– Что ж, тогда и я приму такой вызов, – запинаясь, рёк Ходан.

Дед-Пасечник улыбнулся, а Беленир взял злачёный лук, лежавший в куче богатств на самой верхушке холма, и там же нашёл посеребренную стрелу. Всесвятлир чуть ли не рассмеялся. Ведь он понял, что найти серебристую стрелу средь снегов почти невозможно. Но лешие этого не смекнули.

– Коли никто из вас не поспеет с этой стрелой сюда через час, – промолвил Беленир, – то она будет вам единственной наградой!

Витязь встал лицом к северу, и его затылок обдуло стылым ветром. Он натянул тетиву и пустил стрелу по поднебесью. Стрела, пролетев полверсты, скрылась за кромкой бора средь бесчисленного полчища стволов, и сей же миг лешие рванули вслед за нею, обегая сосны и пытаясь обогнать друг друга. Неслись они очень быстро и вскоре скрылись из виду.

– Надо уносить золото, пока они не вернулись! – сказал Всесвятлир. – Даже если они опоздают, всё равно заберут наши богатства под каким-нибудь предлогом.

– Неужто золото и тебя опьянило, Всесвятлир? – спросил Дед-Пасечник.

– Да! – ответил витязь. – Я хочу этого золота, и оно манит меня к себе. Но я никогда не возьму ничего из этих богатств себе без спросу. Это золото Митрапирна, и не для того он его копил на благо своего княжества и народа, чтобы его забрали в один прекрасный день какие-то лешие! Надо уносить золото.

– Уговор дороже денег! – прервал его Дед-Пасечник. – Не мельчайте так же, как эти лешие. Ежели выбрал путь по заповедным тропам, по древним стезям, которые заколодились и которые надобно расчистить, не сворачивай, не оглядывайся: свернёшь или посмотришь с тоскою назад – измельчаешь, так же как лешие, станешь карлой духа. Но для иных это, может, и неизбежность – многие звери измельчали и в облике, и в повадках; многие народы измельчали и обрубили свой дух пониже…

Беленир стоял рядом в раздумьях, не зная, кого послушать – Всесвятлира или пчёльника. «Дед-Пасечник всегда жил без золота и не знает ему цену, не знает, как оно важно для князя и для княжества, – рассуждал он про себя. – Но Всесвятлир всегда видел, как его преувеличивают, так что и он не лучший советчик. Уговор дороже денег, да».

Тут раздался голос Всесвятлира: