– Ну всё, теперь нам капец, – проскрипел зубами я.
Рядом сверху спрыгнул прапорщик, протягивая мне прямоугольник пластикового магазина.
– Подмога к нашим мучителям подошла. Сколько туда вмещается?
– Три шагохода, взвод солдат, при желании танк можно впихнуть, – с безразличием в голосе произнёс я, вставляя магазин и досылая патрон в патронник.
– Лучше не надо, – пошутил Валера.
Вместе мы от души рассмеялись. Мелочь, а стало легче.
– Так, у нас ещё один бак с преленумом остался, гранатомёт, граната, – посчитал вслух я, посылая короткую очередь в поливавшего из пулемёта второй этаж бойца.
Мерзавец на секунду замер, будто задумавшись, а потом рухнул на бок и замер. «Не может быть!» – обрадовался я. Всё-таки «Мономах» – это вещь. Из «Дрозда» я бы его не снял.
– Ёмкость сбросим, когда они окажутся у стены. На головы, – кивнул Валера. – Других вариантов нет. А потом всё – рукопашная.
– Господин поручик, – прорезался голос Павла. – На нас идёт три шагохода, два бронетранспортёра и человек сорок пехоты. И это ещё не всё, часть внизу осталась. По-настоящему повоюем.
Будто-то до этого воевали по-игрушечному. Дальнейшее я помнил урывками, хотя вроде бы сознание ни разу не терял.
Бак мы сбросили в последний момент. Очень опасно вышло, но зато к дьяволу разнесли один из бронетранспортёров, сколько пехоты не считали. Правда взрыв выломал часть стены станции, и бой мы уже вели внутри.
Два лёгких шагохода и тяжёлый «Гремлин» были нашей главной проблемой. Вихневичу удалось повредить из гранатомёта левую конечность гигантской машины вместе с огнемётом. Если бы этого не произошло, с нами покончили бы в считанные секунды. Видно, повредили мы у него не только клешню, так как лёгкий дымок поднимался над правым плечом робота. Бочком, бочком он кое-как покинул территорию станции и начал спускаться с холма.
Баранов вывел из строя один из лёгких шагоходов и двух штурмовиков. После этого стрельба прекратилась, а иконка его на моём мониторе стала жёлтого цвета. Цвета ранения.
Отец как-то рассказывал мне о страшном бое, который он пережил в 2265 году на одной из планет Федерации. Там тоже была и перестрелка, и осада, но до рукопашной не дошло. Мы же словно в средневековье какое-то попали.
Расстреляв все патроны, с криками ринулись друг на друга, пытаясь повредить костюмы и добраться до беззащитного тела. Иногда это удавалось, и шлемы отлетали под ноги. Я позавидовал егерям, у которых в амуниции имелись специальные клинки на такой случай. Жаль, что у нас ничего такого не было, хотя в теории мои солдаты это проходили. Шумков умудрился подорвать последней гранатой сразу четверых нападавших, правда и сам остался лежать, постреливая в мелькавших над ним противников из пистолета, протянутого ему Богачёвым. Видел, как ранили Алескерова, рухнувшего на колени и прижавшего руку к животу.
Второй лёгкий шагоход смог проникнуть внутрь, но выстрелить так и не решился, боясь попасть в своих. А зря. Устюгов и Побретухин залили ему в вентиляционное отверстие несколько литров преленума, а потом как-то это всё подожгли. Мама дорогая, так хлобыстнуло! Машинка словно конструктор разлетелась на запчасти.
Мой последний противник был здоровенным парнем в новеньком блестящем «Эмбере». Из ПТ-6 я сумел ранить его в ногу. А он в ответ так двинул мне по спине, что я дышать с полминуты не мог. Только жал на спусковой крючок и всё.
Бам-бам-бам! – пистолет выдал короткую очередь, разнося шлем атакующего вдребезги, и замер на затворной задержке. Удовлетворения от победы не было. Я чувствовал, что конечности мои налились тяжестью и не поднимаются.
Выпустив последний заряд в душившего Побретухина мерзавца, я опустил руки и закрыл глаза. Всё «финита ля комедиа».
– Моё почтение, поручик, растёте на глазах, – вдруг раздался голос Петровой в шлеме. От неожиданности я даже сел.
– Мы уже здесь, ребята, – продолжила поручик мягче. – Передохните. Кавалерия прибыла.
Я буквально дополз до окна, чтобы выглянуть наружу.
На голову противнику спрыгнуло три шагохода, один из которых, с зелёным орком на корпусе, сразу оторвал голову подбитому нами «Гремлину». Как она это делает?! Там же всякие трубки, крепления, гибкий бронированный лист, наконец!
Но это было ещё не всё. Характерное гудение над головой предсказало появление в небе уже знакомой мне по Готлибу тройки «Филинов», выстроившихся в линию.
«Надо сказать, чтобы они не всех убивали», – подумал я, пытаясь включить странно щёлкавшую рацию. Нужно чтобы хоть кто-то выжил, хоть кто-то…
17. Передышка
За окном шумели листвой тополя, нашёптывая что-то в своей неторопливой манере. Шторка, вытянутая порывом ветра в окно, развивалась в потоках воздуха словно флаг. Мне даже на секунду показалось, что он в красных пятнах.
«Шумков, Алескеров, Баранов в реанимации. Все остальные тоже ранены», – думал я, наблюдая за танцующей на потолке лампой. Ну, что, командир, как тебе такой итог?
Тук-тук!
– Здравствуйте, Виталий Константинович, – услышал я. – Разрешите представиться, Елагин Николай Ильич.
Отвернувшись от окна, я встретился взглядом с высоким, богатырского телосложения штабс-капитаном тридцати-тридцати двух лет. Чёрная форма с серебряными петлицами и погоном на правом плече ясно говорила о том, что в гости ко мне зашёл офицер КГБ.
– Очень приятно. Чем могу быть полезен? – сказал я, резко повернувшись на бок и почувствовав лёгкую тошноту.
Присев на стул рядом с моей кроватью, особист широко улыбнулся. Знаете, так добродушно-добродушно, ну как они умеют.
– Пришёл выразить вам своё восхищение. Вы настоящий герой.
Я вдруг почему-то вспомнил, как в Холмогорске вытаскивали из канализации трупы гражданских, и настроение, которое и так было не фонтан, ещё больше испортилось.
– Герой спас бы людей. А я и жителям города не помог и своим ребятам жизни не сохранил.
На секунду вскинув брови от удивления (или мне это просто показалось?), Елагин чуть подался вперёд:
– Во-первых, к вашему прибытию жители были мертвы уже двое суток. Так что вы ничего сделать не смогли бы при всём желании. Во-вторых, двадцать два бойца почти полтора суток сражались с превосходящими силами противника, куда лучше вооружённого и оснащённого. Ну и в-третьих, вы, рискуя собственной жизнью, уничтожили необходимую им вещь. Именно поэтому я назвал вас героем.
Улыбка исчезла с лица штабс-капитана, и, произнеся последнее слово, он впился взглядом в меня. Глаза особиста будто сверлили мой мозг, который всё ещё не оправился после контузии. Спорить не хотелось. Я вдруг ясно понял, что Елагин старше чем выглядит.
– Зачем вы пришли?
Снова приняв добродушное выражение, посетитель забросил ногу на ногу и, положив ладонь на колено, вкрадчиво спросил:
– А вы не задавали себе вопрос, почему они не ушли после того, как «Дед» был уничтожен?
«Он что и правда мысли читает?» – подумал я, разглядывая огромные кулаки штабс-капитана. Сурово, прямо с мою голову.
– Вы правы. Задавал.
– И к какому выводу пришли? – Елагин снова подался вперёд так, что я унюхал его дорогой парфюм. Что-то холодное и свежее.
– К сожалению, пока ни к какому.
– А не думали, что вас хотели уничтожить потому, что вы что-то видели? – спокойно произнёс особист, откидываясь на спинку стула.
– Ничего такого! Что это могло быть? – сел на кровати я, почему-то испытывая волнение.
– Мне и самому интересно.