В гостях у Папского Престола

– Ну, очевидно, по их меркам оно было очень маленьким. Побережье и степи возле этого моря топтали такие древние народы, как готы, гунны, вандалы, скифы, сарматы и многие другие. И всех их кормило это озеро. Некоторые даже считали, что тут когда–то жило варварское племя Одина, которое прогнали отсюда скифы. Они смешались с оставшимися здесь племенами, и их стали называть «крымскими готами», хотя на самом деле таковыми они не являлись. Это был очень гостеприимный народ, а их девушки слыли первыми красавицами, которые к тому же умели скакать на лошадях, стрелять из лука, метать копье. Не каждый воин мог выиграть у них соревнование. Они очень ответственно подходили к выбору партнера, и у каждой из них были свои критерии. Когда к ним приезжали «гости», они выходили их встречать на берег, внимательно рассматривая не только то, что они привезли, но и их самих. Например, в летописи «Слово о полку Игореве» так и сказано: «Се бо готские красные девы въспеша на брезе синему морю, звоня рускым златом».

Это он прочел мне из своей тетради, немного коверкая слова, а затем, перевернув несколько страниц, продолжил:

– А византийский историк Прокопий Кесарийский писал: «В военном деле они превосходны, и в земледелии, которым они занимаются собственными руками, они достаточно искусны».

– Откуда вы все это знаете? – спросил я удивленно.

–Видите ли, когда я узнал, что меня отправляют в эту местность, я целый месяц просидел в библиотеке Ватикана и изучил все возможные источники, чтобы понимать, с чем предстоит мне иметь дело. Так что не думайте, что перед нами дикая пустынная местность. Это не так, ибо здесь когда-то жили народы, кипели страсти, гремели битвы, одни народы сменяли другие. Но земля помнит все и порой предоставляет такие сюрпризы, о которых никто не мог и подумать.

–Да, хорошо многое знать. Вот бы и мне немного побыть в библиотеке и почитать, что здесь было раньше.

– Не переживайте, как только приедем в Рим, я составлю вам протекцию. Надеюсь, это пойдет вам на пользу.

–Надеюсь, – ответил я, и мы стали собираться в обратный путь. К вечеру, подъехав к рыбакам, мы застали там полный казан ухи, медленно томящейся над костром, вяленую рыбу и балык, отсвечивающий янтарным соком в свете переливов костра. Прелат снова уединился, и мы, освежившись в море, сели за стол. В этот раз рыбные деликатесы пришлось запивать местным самогоном из большого бутыля зеленого стекла, крепко запечатанного кукурузным початком. И цвет, и вкус этого напитка оставляли желать лучшего, поэтому я, выпив немного за компанию и в дальнейшем отказавшись от возлияний, уделил все свое внимание балыку. После третьей бутылки Иван сказал, что прелат хочет теперь осмотреть другую сторону побережья и надо будет завтра дать ему нового проводника. Стали обсуждать, кого выделить на это дело, и сошлись на кандидатуре Миколы Сиволапа, который присутствовал здесь же. Кроме того было отмечено, что в этой стороне находится Гадячья балка, которая славилась разными странностями, поэтому было велено в нее не съезжать, а обойти мимо. Затем Иван добавил, конкретно обращаясь к Миколе, что если за ними увяжется Петро, то его не гнать и ему не мешать. На том и порешили, и, когда в бутылке закончилась «живительная влага», все медленно стали расползаться по домам.

Меня заинтересовали последние слова Ивана, и, пристроившись рядом с сегодняшним проводником Степаном, я начал интересоваться, что имел он в виду. Мой собеседник сначала отнекивался, а затем, махнув рукой, поведал следующую историю.

Петр, молодой рыбак, как–то раз находясь на охоте, погнался за раненым зайцем. Тот еле увернулся от парня и шмыгнул в Гадячью балку. Охотник – за ним, и, пока он искал свою добычу, на балку внезапно опустился туман. Ничего не было видно, и Петр по памяти решил найти дорогу обратно. Но когда он вылез из балки, то его окружили вооруженные девушки на конях, которые, связав его и бросив на круп лошади, привезли в свое стойбище. Что там было и как, Петр много не рассказывал, но его заставили работать так же, как и других мужчин, которых держат отдельно от женщин. Там он без памяти влюбился в одну из этих воительниц. А дальше случилось вот что. Однажды его послали собирать хворост для костра, и он опять попал в балку, зашел туда, а вышел уже снова к нам. Отсутствовал он где-то пару месяцев, мы уже и заморились искать, когда он появился словно ниоткуда. Теперь вот мается за своей зазнобой и хочет снова попасть туда. Но пока это ему не удается, хотя постоянно пропадает в этой балке. Стал сам не свой, ничего у него не идет, отощал и на все махнул рукой, поэтому и Иван приказал не трогать его, считая, что время залечит душевную рану. Сначала ему не поверили, но потом, когда в балке стали пропадать люди и пошли разговоры о том, что изредка оттуда вырываются вооруженные всадницы и хватают всех подряд, кто оказался там в это время, все решили подальше держаться от страшного места.

Эта история поразила мое воображение. Как может происходить подобное в наше время? И что это за женское племя? Может быть, это то, о чем мне рассказывал прелат? Но тогда, где они живут? И что это за коридор, по которому люди попадают туда? На все эти вопросы у меня пока ответов не было. Может быть, я найду что-нибудь в библиотеке, тогда все станет на свои места. Но, как оказалось, ответы на мои вопросы пришли раньше, чем я мог себе представить.

Глава IY

Утром по росе мы тронулись в путь. На всякий случай я кроме сабли взял с собой ружье и один пистолет, который заткнул за пояс. Оружие было у всех, кроме прелата, который, поеживаясь от утренней прохлады, дремал в своем возке. Вскоре ласковые лучи солнца высушили землю, и трава стала приподниматься над землей, пряча в своих куцых зарослях наши следы. Периодически мы останавливались на возвышенностях, и тогда прелат доставал подзорную трубу и очень внимательно все осматривал вокруг. По мере того, как мы все больше удалялись от поселения, Петр приходил в возбуждение. То горяча коня, то галопом срываясь с места, он летел во весь опор вперед, потом внезапно останавливался и молча поджидал нас. Сначала мы были удивлены, однако потом привыкли к его поведению, понимая, что за этим стоит. Ближе к обеду впереди показалась небольшая балка, и возница, желая отдохнуть в тени, направил туда возок. Однако проводник крикнул ему, чтобы он не делал этого и ехал за ним. Петр тоже придержал своего коня, словно раздумывая, рвануть ли вперед, в эти редкие заросли, или ехать со всеми. Догадываясь, что это может быть, я вопросительно посмотрел на проводника. Тот, видя мой немой вопрос, молча кивнул головой и направил своего коня по правой верхней стороне балки, так как слева и справа были зыбучие пески, а другой дороги вперед не было. На ту сторону можно было перебраться или через балку, или по верху, что мы и сделали. Проводник правильно поступил, не поднимая паники, да и прелат не знал об этой истории, поэтому спокойно ехал, глядя по сторонам. Петр тоже, сначала призадумавшись, затем решившись, кивнул головой и поехал следом за нами. Мы ехали не торопясь, внимательно осматривая все вокруг. Везде было спокойно, только где-то на середине пути поднялся небольшой ветерок, который, на удивление, шел из балки. Постепенно он усиливался, заключая нас в достаточно неприятные холодные объятия, а внизу стал клубиться туман. Проводник заерзал в седле и попросил всех прибавить ход. Все тоже засуетились и стали подстегивать лошадей, благо, до конца балки осталось совсем ничего. В этот самый момент колесо возка наехало на камень, и он, подпрыгнув, упал прямо в зев клубившегося внизу тумана. И это сыграло свою роковую роль. Когда проводник уже съезжал с конца балки, темная масса тумана заклубилась, словно выискивая, кто бросил в нее камень, и из ее середины вырвался сгусток белесой субстанции, который накрыл нас всех, за исключением проводника. Все вокруг потемнело, мы потеряли всякие ориентиры и были сбиты с толку. Пришлось спешиться и удерживать коней, которые начали громко ржать, пытаясь сбросить седоков и развернуться назад. Я одной рукой сдерживал коня, другой наощупь нашел ехавший впереди возок и стал успокаивать перепуганного насмерть прелата. Более или менее мне удалось это сделать. Так и стояли мы в этой липкой туманной измороси, ожидая, чем все это закончится.

Внезапно с левой стороны подул ветер, который подхватил туманные волны, накрывшие нас, и погнал их вдаль, рассеивая по пути. Буквально через минуту все очистилось, и мы оказались в конце балки, оглядываясь вокруг. Вроде все было то же самое, но что-то едва заметно изменилось. Во-первых, была какая-то тишина: не было слышно ни птичьего пения, ни стрекота сверчков. Во-вторых, солнце уже заходило за горизонт, хотя до тумана оно стояло в зените. И наконец, нигде не было видно проводника, хотя он ехал впереди, буквально на расстоянии вытянутой руки. Были еще и другие особенности, которые не сразу бросались в глаза. Все медленно приходили в себя, приводя в порядок не только одежду, но и свои мысли. Единственным человеком, который радовался случившемуся, был Петр. С ним произошла метаморфоза: он как-то стал выше ростом, на его лице заиграла улыбка, и он с трудом сдерживал коня, которому передалось его возбуждение.

Мы с прелатом стали советоваться, как поступить дальше: или ехать вперед, или повернуть назад. Но, оглянувшись и увидев еще клубившиеся за спиной клочья тумана, решили, что поедем вперед, а за это время туман, может быть, рассеется и не доставит нам неприятностей. Встал вопрос, куда ехать, так как никаких тропок, не то, что дорог, вокруг не было видно. Обстановку разрядил Петр, который сказал, что он знает, куда ехать, здесь поблизости есть селение, в котором на крайний случай мы можем остановиться. Доверившись ему, мы тронулись в путь. Впереди ехал Петр, высматривая только одному ему известную дорогу, за ним – возок с прелатом, а за ним и я, чтобы в случае чего сразу прийти на помощь. Степь ровно стелилась под копытами лошадей, и мы, успокоившись, не торопясь продолжали свой путь. Затем мы постепенно стали подниматься вверх на лежащую впереди возвышенность, как вдруг ехавший впереди Петр тревожно махнул рукой, призывая нас остановиться, и, повернув коня, галопом рванул к возку. Когда он почти приблизился к нам, из-за возвышенности выскочил отряд всадников, который с диким пронзительным криком понесся на нас. Я замер от той картины, которая открылась передо мною. На фоне заходящего красного солнца на нас во весь опор неслось около двадцати конных воинов, размахивающих короткими мечами. От их пронзительного крика заложило уши, казалось, этим они хотят парализовать нашу волю к сопротивлению. Несмотря на неожиданное появление этого отряда, я подскочил к возку и прыгнул на подножку, чтобы в случае чего прикрыть посла. В одной руке я держал пистоль, в другой – саблю, решив стоять до конца. А всадники в это время, приблизившись к нам, стали веером охватывать наш маленький отряд. У меня появилась возможность поближе рассмотреть нападающих. И чем больше я всматривался, тем больше удивлялся. Я ожидал увидеть свирепых степных воинов, а передо мною оказались женщины, причем не просто женщины, а юные девы. Они были в накидках, заправленных в шаровары. Их ноги, одетые в сандалии, опирались не на стремена, а на круп лошади. Сдавливая бока коленками, они управляли ею в нужном им режиме. У них даже не было седел, тем не менее, они удобно чувствовали себя на крупе лошади, застеленной звериной шкурой. Оружие их составляли короткие мечи, такие же копья да тугие луки, которые натягивали некоторые из них, держа нас под прицелом. Волосы у них были собраны сзади в пучок, поэтому они выглядели издалека, как молодые юноши. Только при более близком рассмотрении можно было определить, что это девушки, по округлости лица, нежности шеи, покатым плечам и небольшим грудям, которые были заметны под туникой своими темнеющими сосками. Причем у некоторых из них с более заметными грудными округлостями левая грудь была перетянута специальным кожаным футляром, который крепился на спине.

Достигнув нас, они стали кружиться вокруг, держа нас на прицеле и рассматривая более детально, обмениваясь короткими фразами. Я стоял, не зная, что предпринять, сжимая оружие в своих руках. Прелат весь дрожал от страха, пытаясь забиться в глубину возка. Но именно он, насколько я понял, вызвал у нападавших наибольший интерес, поэтому я поближе подобрался к нему, чтобы в случае каких-то агрессивных действий иметь возможность защитить, а там будь что будет. Пока этого не наблюдалось, а было какое-то непонятное любопытство. Петр, сначала замерев в этом хороводе, пришел в себя и все поглядывал на белокурую всадницу, которая казалось, не обращала на него никакого внимания, однако, внимательно присмотревшись, я понял, что она знает его. У нее заалели щеки, изменилась осанка, и она как бы стала более женственной, несмотря на свой варварский наряд. Как оказалось, это спасло нас. Дело в том, что эти «милые» девушки держали определенное количество мужского населения для своих личных нужд. И у них был уже полный комплект, поэтому брать лишние рты они не собирались, однако, увидев Петра, который вернулся, несмотря ни на что, и прелата, который поразил их своим внешним видом, они решили взять нас в плен, а затем выяснить, что мы за люди, тем более, что мы с Петром были еще достаточно молодыми людьми, в отличие от прелата и его возницы.

Наконец, перестав кружиться вокруг нас, всадницы остановились, и одна из них, видимо, старшая, с гривой темных волос, небрежно переброшенных через плечо, приказала нам сдать оружие. Петр быстро выполнил эту команду и бросил на землю свой пояс с саблей. Я колебался, не зная, как поступить. Так просто отдать свое оружие женщине? А что потом обо мне скажут казаки? Нет, на такое я не могу пойти. И у меня созрел план: под видом сдачи оружия подойти поближе к одной из всадниц и, завладев ее конем, попробовать ускакать от отряда, чтобы потом, когда все уляжется, освободить своих спутников. Наша перспектива была очень непонятна, а в таком случае хоть один из нас сможет или привести помощь, или каким-то образом освободить попавших в плен. С Петром было вся понятно, а вот прелат – это другое дело, его надо будет в первую очередь выручать. Прикидывая таким образом свои возможности, я потихоньку сошел с возка и медленно стал приближаться к ближайшей всаднице. Это была молодая девушка, которая с любопытством смотрела на меня. Я шел, шаг за шагом готовясь к молниеносному прыжку, сопровождаемый внимательным взглядом трех лучниц, которые держали меня на прицеле. Это меня не смущало, так как я видел, что луки натянуты не в полную силу, и, следовательно, у меня была возможность увернуться. Отогнав все другие мысли в сторону, я, просчитав свои действия, вплотную подошел к выбранному мною объекту и медленно выпустил из рук оружие, одновременно оттолкнувшись от земли и подпрыгнув вверх. Однако прыжка не получилось. На середине полета я был в грубой форме возвращен на землю, спутанный арканом. Я упустил из поля зрения одну из всадниц, которая, видя моё напряжение, решила перестраховаться и, тихонько подъехав ко мне сзади, на всякий случай приготовила аркан, которым и воспользовалась. Мое падение на землю сопровождал громкий смех всех присутствующих, что в общем и разрядило создавшуюся напряженную ситуацию. Меня, связав покрепче, посадили на круп моего коня, и мы продолжили путь уже с другим проводником в женском обличье. Ехать связанным было не очень удобно. На мое счастье, поселок оказался за той возвышенностью, куда ранее направлял нас Петр.

Поселок встретил нас кучей любопытных жителей. Сразу мне бросилось в глаза то, что в основном это были молодые и пожилые женщины, маленькие девочки, которые высыпали навстречу нашему отряду. Редкие мужчины, мелькавшие среди них, держались как-то в стороне и смотрели в нашу сторону с сочувствием. Они были одеты в полукафтаны из некрашеной шерсти, широкие шаровары и кожаную обувь, привязанную на подъеме ремнями. Женская половина поселка, в отличие от наших охранниц, щеголяла в кофтах разного цвета и оттенка, обшитых светлой каймой, белых рубахах, спущенных чуть ниже юбки с оборками и убранных складками возле шеи и рук, на которых поблескивали браслеты, а в ушах многих, в том числе и детей, висели серьги. Все они были с непокрытой головой и длинными волосами, ниспадавшими на плечи. Большого интереса к нам они не проявили, разве что прелат, который поразил их своим нарядом и вызвал оживление достаточно полной фигурой.

Нас везли по широкой улице, по краям которой располагались дома, построенные из глины и крытые камышом. Редкие окошки, смотревшие на дорогу, были затянуты бычьими пузырями, почти не пропускавшими свет в середину жилища, но дававшими возможность зимой чувствовать себя в доме достаточно комфортно. В конце улицы мы остановились возле небольшого насыпного холма, в глубину которого вела небольшая дверь, уже открытая, представив нашему взору достаточно темное помещение. Возле двери стояла, загадочно улыбаясь, мужеподобного вида крепкая старуха, держа в руках большой ключ. Нас всех спустили на землю и, обыскав, сняли все ремни и по одному затолкали в темноту, которая отрезала от нас свет двумя поворотами ключа.

Все были шокированы той чередой событий, которые стремительно обрушились на нас. Нужно было время, чтобы осознать, что же произошло и куда мы попали. Но это еще ничего, самое главное, что будет дальше и как отсюда выбраться. Постепенно наши глаза привыкли к темноте, благо немного света давало отверстие в одной из стен, благодаря чему мы начали различать лица друг друга. Прелат постоянно молился, осеняя себя двумя перстами, ему вторил его возница. Петр сидел, молча прислушиваясь к звукам снаружи, а я прилег на разбросанное на глиняном полу сено и стал разбираться в ситуации. А она была не очень простой. Понятно было лишь то, что мы каким-то образом попали к женщинам-воинам, пополнив тем самым количество людей, которые постоянно исчезали в этом месте. Вопрос был в другом: что будет с нами дальше и как долго здесь нам придется находиться при благоприятном развитии событий. То, что я видел, не очень обрадовало меня. Эти воительницы вполне профессионально владели оружием, а некоторые были даже более ловкими, чем мужчины. Кроме этого, они настроены воинственно и чувствуется, что у них строгая дисциплина и иерархия. Вон, как они слушают свою старшую. Но интересно, кто у них тут самый главный? Неужели тоже женщина? Судя по тому, как ведут себя мужчины, скорее всего, да. Так, а зачем тогда им нужны эти робкие парни? Практически они ведут всю хозяйственную работу, а войной занимаются женщины. Ну и ситуация, никогда бы не представил себе, что такое может быть. Но, наверное, есть еще и какие-то нюансы, которые могут быть полезны мне, чтобы сориентироваться в дальнейших действиях. Надо расспросить Петра, ведь он однажды был уже здесь и многое знает.

Я приподнялся с пола и направился к нему. Петр стоял возле окна и жадно прислушивался к звукам, доносящимся снаружи. Но поговорить мне с ним не пришлось. Когда я подошел к нему, заскрежетал ключ в двери, и она, распахнувшись, осветила на мгновение темное жилище, представив нашему взору могучую охранницу. Внимательно осмотрев нас, она махнула рукой Петру и, пропустив его вперед, снова оставила нас в темноте наедине со своими мыслями. Прелат с поникшим видом сидел на полу и шепотом повторял что-то про себя, перебирая четки в руках. Я присел рядом с ним.

–Что теперь будет с нами? – он вопросительно уставился на меня.

– Не имею ни малейшего представления, – честно ответил я на его вопрос. – Будем ориентироваться по обстановке, но уже то, что нас притащили сюда, говорит о том, что с нами будут разговаривать, поэтому прошу вас вести себя осмотрительно. Говорите то, что есть на самом деле. Вы посол, не простой человек, вы служитель Бога.

– Но они же язычники! – воскликнул итальянец.

–Да, но они тоже поклоняются какому-то божеству, поэтому вас не тронут в любом случае.

Это в какой-то степени его успокоило, и он, тяжело вздохнув, снова вернулся к своим мыслям.

В таком положении мы пробыли недолго. Скоро дверь снова заскрипела, и вместе с Петром к нам пришла еда в виде кусков вареного мяса и ломтей серого хлеба, скрипевшего на зубах из-за песка от каменных жерновов, на которых растиралось зерно. Был еще и кувшин холодной воды, которым мы запивали трапезу. На удивление, все приняли активное участие в этом процессе и в мгновение ока опустошили глиняную миску. Даже прелат ел руками, периодически вытирая их об солому. Насытившись, мы вопросительно уставились на Петра, ожидая от него новостей. Он выглядел не особо радостным и с тоской поглядывал на дверь, словно кого-то ожидая. Затем, тяжело вздохнув, произнес:

–В общем, завтра будет решаться наша судьба. Утром соберут всех на большой круг и после расспросов определят каждому его дальнейшую судьбу. Кто пойдет на хозяйственные работы, кого-то определят для продолжения рода, а кого-то пристроят еще куда-нибудь, – и он посмотрел украдкой на прелата.

– Ну а ты куда? – спросил я.

–Не знаю, я у них первый, который ушел отсюда и снова вернулся. Мою дальнейшую судьбу будут также определять сообща.

–Ну а ты свою зазнобу видел? – снова спросил я.

–Видел, ну и что, она даже в мою сторону и не смотрела, может, у нее кто уже другой есть, у них это быстро происходит. Мы тут нужны только для одного …, – и он, отвернувшись, лег на солому и закрыл глаза.

Постепенно сон сморил и остальных. Народ начал похрапывать и посвистывать, улетев в свои грезы, где было хорошо и спокойно. А мне вот не удалось заснуть, и я маялся, прокручивая в голове все то, что уже стало известно. Скорее всего, Петр рассказал, кто мы такие, и исходя из этого даже озвучил примерное видение того, что с нами будет, учитывая здешние обычаи. За себя я не волновался, как- нибудь выкручусь, а вот прелат… Что с ним будет? Для продолжения рода он вроде бы староват, да и по чину не положено. Для хозяйственных работ, где ценятся выносливость и сила, он тоже не подходит. А кормить здесь зря, как я понял, не будут никого. Поэтому надо искать выход из положения. Но как его найти, если я не знаю, кто здесь главный, какие тут существуют порядки, как принимаются решения и так далее. Ясно одно, что всем командуют женщины. А женщину, как я понял из своего небольшого опыта, трудно просчитать, я уже не говорю понять. Поэтому единственный путь, который остается, – это сыграть на женском любопытстве или в крайнем случае на жалости. Как ни парадоксально, но женщины на это дело ведутся очень быстро, очевидно, сказывается инстинкт материнства. Эти выводы я сделал не только из своего собственного опыта, но и рассказов казаков, которые вечерами в куренях описывали свои «подвиги» на женском фронте и тактические приемы, приведшие их к победе. Оказывается, знать такое тоже бывает полезным. Постепенно бег моих мыслей стал замедляться, а храп соседей отдалялся куда-то в сторону, и я, убаюканный свистом сверчков, который не прекращался ни на минуту, вдруг уснул.

Утренний луч солнца, вырвавшийся из-за туч, стремительно пробежал по нашим лицам, заставив открыть глаза и мысленно начать готовиться к непростому утреннему пробуждению. Пока остальные, кряхтя, поднимались, я лежа стал прислушиваться к звукам, которые долетали к нам через стены. Хотелось хоть как-то оценить обстановку и внутренне собраться. За дверью нашей темницы слышался какой-то гул, который присущ множеству народа, собравшегося в одном месте в преддверии чего-то важного. Так у нас на Сечи: когда собирались на площади казаки для принятия судьбоносных решений, то говорили они вполголоса, советуясь друг с другом перед выходом атамана. И это «вполголоса», произнесенное множеством разных голосов, давало своеобразный шум, который ни с чем не спутаешь. Вполне возможно, так было и здесь. Но тональность этого шума была другой, вполне очевидно, это было связано с тем, что здесь собрались только женщины. Пока я размышлял, все мои попутчики привели себя в порядок и тоже вслушивались в раздававшийся шум, прикидывая для себя, что он готовит каждому из них. Однако долго нам думать не пришлось: дверь резко распахнулась, и мы были выдворены из нашего «убежища» на улицу. Когда наши глаза освоились с ярким солнечным светом, то мы увидели, что вокруг нас стояли молодые воительницы с оголенными саблями, внимательно рассматривая нас. Затем прозвучала команда, и мы с таким почетным эскортом двинулись вперед, где на площади нас ожидала толпа женщин. Их было достаточно много от мала до велика. От их ярких нарядов пестрело в глазах. Основная масса девушек была с непокрытыми головами. Одеты они в разноцветные кофты, которые открывали мужскому глазу больше, чем хотелось бы скрыть. У многих на шее блестели монисты из золотых монет разных достоинств и стран, кокетливо опускаясь на приоткрытую грудь, как бы приглашая поближе рассмотреть, что там на них изображено. Их волосы тяжелыми копнами спадали или сзади на спину, или были небрежно переброшены на плечо, порой достигая колен. Блондинки, брюнетки, рыжие, они внимательно рассматривали пленников, словно прицениваясь, окидывая взглядом с ног до головы, обмениваясь короткими репликами между собой. Никакой агрессивности с их стороны не чувствовалось, но все равно идти под прицелом десятков глаз, которые, каждый по-своему, вглядывались в тебя, было достаточно неуютно. Вон, например, рыжая, покручивая правой рукой свои волосы, зелеными глазами с хитринкой смотрит на меня, жадно ловя каждое моё движение. Сразу видно, что стервозности в ней хоть отбавляй. А вон та, голубоглазая, тоже выпятилась, нервно перебирая руками монеты на шее, покачиваясь из стороны в сторону, словно демонстрируя свою красоту и дрожа от возбуждения. Явно нервная, от такой надо держаться подальше. Отведя глаза от этой красотки, я наткнулся на сероглазую девушку, которая, обняв свою подругу, со скукой смотрела на нас. Вполне возможно, что это «развлечение» ей уже надоело, и она с нетерпением ждет окончания, о котором уже догадывается. Вообще сероглазые быстро просчитывают ситуацию и хорошо адаптируются к новым условиям, но все равно их постоянно мучает скука и они всегда хотят чего-то нового.

Таким образом мы медленно двигались к центру площади. Впереди шла наша надсмотрщица, меряя дорогу крупными шагами, за нею шагал Петр, затем прелат, а замыкали всю эту компанию мы с возницей. Особое оживление среди присутствующих вызывала фигура прелата. Невысокого роста, достаточно упитанный, он, как колобок, катился вперед, постоянно вытирая пот, градом катившийся по его лицу. Я специально шел сзади, чтобы расслабиться и оценить обстановку. Пока взгляды женщин цеплялись за шедших впереди пленников, я, в свою очередь, успевал проследить за содержанием, выражением лиц и позами присутствующих. Поэтому я шел, не напрягаясь и рассматривая их так же, как они меня. Некоторые девушки сразу отводили свои глаза, другие, наоборот, смотрели в упор, словно хотели донести до меня что-то такое, что нельзя было сейчас сказать словами. Но никакой агрессивности с их стороны я не заметил. В данной ситуации это было очень важно и давало возможность надеяться на благополучный исход. В связи с этим я и выбрал тактику поведения: никакой агрессии, сплошная доброжелательность и правда.

Наконец, мы вышли в центр площади, где стоял трон, на котором сидела женщина в белой тунике. Она была среднего возраста, с длинными черными волосами и вплетенными в них крупными белыми жемчужинами. Голову ее покрывала золотая диадема в виде змеи, кусающей свой хвост, а точеную шею опоясывала золотая цепь, на конце которой находился диск с изображением солнца, щедро раздаривающего свои лучи окружающим. Когда она двигалась на троне, диск вспыхивал огненным пламенем, заставляя зажмуривать глаза тем, кто случайно поймал его магический блеск. На руках ее были золотые браслеты причудливой формы с изображением каких-то птиц и животных, не виденных доселе мною. Ее левая рука опиралась на подлокотник кресла, сделанного из слоновой кости, а в правой руке она держала жезл из черного дерева, украшенного вверху каким-то символом в виде птицы, которая, возрождаясь из пепла, рвется вверх в стремительном порыве, сбрасывая свое старое естество. И сама женщина казалась парящей над площадью, элегантно расположившись в кресле, сделанном из темных пород дерева с белыми вставками из слоновой кости, ярко блестевшими на солнце. Ее карие глаза смотрели на нас строго и достаточно внимательно, несмотря на то, что она разговаривала со стоящей рядом с креслом женщиной. Этот ее уверенный взгляд уже сам по себе говорил о том, что она здесь самая главная, что у нее сильный характер и ее слово имеет силу закона. Стоявшая рядом с ней пожилая женщина выглядела вообще инородным телом среди этой массы красивых и воздушных женщин. Она была одета в темную юбку, сверху которой ниспадала красная кофта. Волосы ее были убраны в платок, завязанный сбоку на какой-то немыслимый узел, а в руках ее был бубен, почти такой же, как и у казаков, когда они плясали гопака, отбивая им такт танца. Глаза ее были очень темными и пронзительными, казалось, они проникают тебе в душу и пытаются узнать, что ты там прячешь от всех. Слева и справа была выстроена охрана, состоявшая из стройных девушек в полном вооружении, опирающихся на короткие копья.

Не доходя шагов десяти до кресла, мы были остановлены охраной. Старшая воительница, прервав свой разговор, уселась удобней в кресло и стала в упор рассматривать нас. Петра она проигнорировала, возница лишь мельком удостоился ее внимания, после чего она перевела глаза на прелата. Вид его был достаточно комичен. В темной сутане, на которой местами висели стебли соломы и которая плотно облегала его достаточно выпуклый живот, он стоял, широко расставив ноги, обутые в сандалии. Остатки волос на выбритой голове в беспорядке ниспадали на лоб, который подпирали круглые щеки, придавая лицу наивное выражение. Необычность ситуации, в которую он попал, отразилась на нем в виде обильного пота, ручейками стекающего по лицу, и мелкой дрожи, пронизывающей все его тело. Как загипнотизированный, он смотрел на воительницу, перебирая дрожащими руками четки, ниспадавшие на его живот. Признаться, я тоже чувствовал себя достаточно неуютно и внимательно следил за реакцией этой странной женщины, пытаясь проникнуть в ее мысли. Однако ее лицо оставалось для меня тайной, оно было беспристрастным. Это говорило о том, что она, очевидно, достаточно часто участвовала в таких мероприятиях и для нее это было обыденным делом. Поэтому наше будущее пока оставалось под вопросом. Наконец взгляд карих глаз остановился на мне и начал сканировать снизу-вверх. Пройдя по моим запыленным сапогам, он проигнорировал мой мятый кафтан и остановился на моем лице, пытаясь рассмотреть там что-то такое, чего я не знаю. Не хочу сказать, что это было приятно. Наоборот, казалось, что эти два горящих огонька хотят прожечь в моем теле отверстия для каких-то своих целей. Одно дело, когда на этот взгляд смотришь со стороны, другое, когда попадаешь сам под него. Я стоял, замерев, напустив на себя выражение полного безразличия, что, с одной стороны, вызвало удивление, а с другой – еще более усилило давление на меня. В отличие от других, которые каким-либо образом реагировали на эти действия, я решил держаться до конца и не встречаться взглядом с этой женщиной. И это мне удалось. Я понял это по ее реакции, когда она что-то сказала стоявшей рядом с ней соратнице.

Та, приподняв юбку, медленно спустилась на землю и кошачьей походкой направилась к нам, периодически ударяя в бубен, гулкое эхо которого медленно поплыло над площадью. На Петра она даже не обратила внимания, просто подошла, покружилась немного вокруг со своей «музыкой», словно проверяя его слух, а затем подскочила к вознице. Тот стоял ни жив ни мертв, сложив руки в замок и вытянув их перед собой, словно защищаясь от чего-то неведомого. Покружившись вокруг, она резко остановилась напротив и, сняв с груди серебряную цепочку, на которой висел прозрачный округлый камень, стала водить им перед лицом перепуганного мужчины. Камень сначала висел неподвижно, затем начал постепенно колебаться, раскачиваясь вперед к лицу стоящего. Затем движения ускорились, и камень стал практически прикасаться к одежде возницы, который стоял, замерев под взглядом этой колдуньи. Затем она, подняв бубен над головой, стала ритмично бить по нему, наклоняясь из стороны в сторону, заставляя беднягу повторять все ее движения. Было видно, что он не в состоянии сопротивляться, и, когда она вдруг резко прекратила свои странные действия, он без сил рухнул на землю, а она как ни в чем не бывало подошла к прелату. Тот был бледен, как мел, видя, что произошло с его слугой.

Когда она вплотную приблизилась к нему, он упал на колени и стал истово молиться. Это не остановило «мучительницу», и она стала проделывать с ним те же манипуляции. Однако прозрачный кристалл отказался от колебательных движений и стал кружиться вокруг склоненной головы, что вызвало удивление у присутствующих. Не помог и бубен: он почему-то сбился с ритма, а звон серебряных пластин потерял чистоту. Несмотря на стремительные круговороты, прелат стоически держался на коленях, не поднимая глаз, не пытаясь даже вытереть своим красным платком пот, струившийся по его щекам и орошавший пыль у склоненных колен. Вскоре время, отпущенное на «беседу» с прелатом, очевидно, закончилось, и взоры всех присутствующих обратились ко мне, так как «танцовщица» медленно, с опаской приближалась к тому месту, где стоял я. У меня было несколько секунд, чтобы выбрать линию поведения в данной ситуации. Вероятно, используя известные ей одной магические ритуалы, колдунья пыталась выяснить, кто мы такие не внешне, а изнутри, и подчинить нас своему влиянию. Видно, она была и главным советчиком в том, как поступать с нами. За ее совет, вполне возможно, многие, ранее стоявшие на нашем месте, заплатили достаточно дорого. Нельзя пускать ее вовнутрь, надо выстроить защиту против ее манипуляций. Внутренне успокоившись, насколько это было возможно в данной ситуации, я собрал все свои чувства и силы в одно целое, представив, что внутри меня бушует пламя, которое, если его выпустить наружу, уничтожит все вокруг. После этого я стал ожидать ее действий. А она была уже передо мною, и ее блестящий кристалл повис перед моими глазами, начав выписывать круги. Главное – не попасть в его круговорот, чтобы его мерные колебательные движения не увлекли за собой. Найдя глазами ту часть цепочки, к которой был прикреплен этот магический кристалл, я представил себе, как она плавится от огня, который бушует во мне, и застыл, постепенно поднимая яркость огня. Кристалл крутился медленно, как бы нехотя, и на третьем круге металл, вдруг покраснев, оплавился, и камень в свободном полете поднялся вверх, а затем резко спикировал вниз, пробив дыру в центре бубна. Именно в этот момент я поднял свои глаза и в упор уставился в растерявшуюся от неожиданности ведунью, вложив в свой взгляд всю силу бушующего во мне внутреннего огня. Пройдя сквозь контур темных глаз, я стремительно вошел внутрь ее естества, ломая наспех выставленные ею преграды. И вот я оказался там, где каждый из нас прячет свои тайны, которые вытаскивает наверх только тогда, когда остается наедине с самим собой. Мне оставалось только раскрыть замок, который сдерживал мое пламя, и она сгорела бы от него дотла. Но что-то удержало меня от этого. Это была робкая мольба о пощаде бедной несчастной женщины, которую время и обстоятельства сделали такой, какой она казалась снаружи, а внутри была совершенно иной. И мне удалось это понять. С трудом удержав себя в руках, я выдохнул горячий воздух, скопившийся внутри, и опустил глаза, медленно выведя свой взгляд из того далека, куда мне удалось заглянуть. Очевидно, она оценила мой поступок, не давший ей упасть в глазах присутствующих, и, подняв свой кристалл с земли, медленно пошла к воительнице, которая с нетерпением ждала ее.

Склонив головы друг к другу, они какое-то время совещались между собой. Затем старшая взмахнула своим жезлом, и из толпы женщин вышла достаточно аппетитная девушка с большим рогом в руках, украшенным серебряными вставками. По сигналу с трона она протрубила в него, причем звук был достаточно звонким и резким. Когда он затих, воительница встала и во весь голос объявила:

– Несмотря на то, что пришельцы пришли к нам без приглашения, мы не будем их жестоко наказывать и выгонять в зыбучие пески. Пусть они поработают на благо нашего народа и каждый принесет ту пользу, которую сможет.

–Ты, – и она указала на Петра, – чудом попавший сюда второй раз, будешь ждать результата, когда твоя женщина освободится от бремени твоего семени, которым ты оросил ее. В зависимости от результата будем в дальнейшем решать твою судьбу. А пока будешь работать на мужской половине.

–Ты, – и она протянула руку в сторону возницы, – будешь заниматься нашими лошадьми и содержать их в сохранности и готовности.

– Ты, – она обернулась в сторону прелата, – уже достаточно старый, но непонятный, таких мы еще не видели и, не зная твоей профессии, не можем определить занятие для тебя. Поэтому будешь пока работать помощником нашей ведуньи, собирать для нее лечебные травы и помогать ей лечить.

–Ты, – она указала на меня, – полный непонятной силы и возможностей, поможешь нам продлить род и будешь обучать наших воинов военному искусству. То, что ты это умеешь, видно по тебе. Жить будете на мужской половине. О том, как вести себя здесь, вам расскажут. Отныне вы свободны и можете ходить по всей территории, кроме женской половины. Ваше оружие мы забираем себе.

После этих слов снова протрубил рог, и все стали расходиться по своим делам, внимательно, словно прицениваясь, рассматривая нас. Когда народ разошелся, повели и нас, однако на этот раз охраны с нами не было, за исключением мощной охранницы, которая повела нас другой дорогой. Все чувствовали себя очень скверно, особенно я, приходя в себя от того внутреннего напряжения, которое мне пришлось испытать.

–Что вы сделали с ней? – допытывался у меня прелат. – От чего вдруг она бросила свои манипуляции и сразу побежала к трону, как будто бы ей под юбку запустили огонь?

–Да ничего, просто после вас у нее уже не было сил что-то делать, очевидно, вы очень сильно подействовали на нее.

От моих слов на его лице расплылась довольная улыбка, которая мгновенно исчезла от той мысли, которую он тихонько обнародовал мне.

–Вы скажите, как я буду лечить людей? Особенно девушек? Я себе этого не представляю. Я могу лечить только души, но не тело.