В гостях у Папского Престола

– Так вот, оказывается, каким лекарством лечится дед! Вот на этом надо будет и взять его, – подумал я и, пробыв еще немного в засаде, быстро выдвинулся домой, чтобы успеть добраться туда раньше Захара. Это мне удалось, и я мгновенно бросился на постель, благо, что все уже спали крепким сном. Чуть позже появился и дед, который, что-то бормоча себе под нос, долго устраивался на своей половине.

Утром день начался, как обычно. Мы занимались воинскими упражнениями до седьмого пота. Я занимался с девушками-воинами, к остальным, которые жили в черте города, меня, как и других мужчин, не пускали. Там обитали самые маленькие и те, которые были постарше моих подчиненных. Руководили всем жрицы храма богини Артемиды во главе с Зофией, которая уже своим именем была нацелена на принятие мудрых решений. Они обитали в храме, где и проводили основную часть церемоний, связанных со знаменательными событиями жизни этого народа. Но кто они такие и как оказались здесь, для меня это было тайной, которую я очень сильно хотел узнать. И мне это позже удалось. Я по крупицам собирал сведения, касающиеся этой тайны, и она постепенно раскрывалась передо мной во всей своей загадочной ясности. Казалось, все понятно, но не совсем, чего-то не хватает для полной картины. И это добавляло азарта в моих изысканиях, и чем больше я открывал, тем больше мне казалось, что я стою в самом начале пути по выяснению всего того, что меня интересовало.

Мои ученицы были разными и по характеру, и по внешнему виду, но надо отдать должное их грации и желанию освоить что-то новое, которое возвышало их над остальными. В них все-таки играл дух женского соперничества, и они красовались друг перед другом, выхваляясь своей гибкостью и выработанными умениями в тех или иных приемах, хотя в целом, как я узнал позже, это была попытка произвести впечатление на меня. Я любовался их воинственным видом, восхищался ими и жалел их одновременно. Все-таки это не женское дело – воевать. Вон уже достаточно опытная Нодаруж, что в переводе означало быстрые ноги, еще совсем молодая, а тело уже иссечено боевыми шрамами. А рядом скачет Кьянса с глазами, отливающими синевой, а через ее загорелое лицо тянется шрам от сабельного удара, причем эти все «боевые награды» они получили от мужчин. Поэтому мне было понятно, что когда они вырывались в атаку на вражеское войско, то поднимали дикий вой в желании добраться до тех, кто изуродовал их молодое тело, предопределив тем самым и дальнейшую судьбу. Вот почему здесь не было свадеб, вот почему здесь мужчины жили отдельно, вот почему здесь продолжение рода превратилось в особый ритуал. Несмотря на то, что я обучал их нужному делу уже достаточно долго и, на мой взгляд, достаточно качественно, все равно я чувствовал недоверие к себе со стороны отдельных личностей. Но выбирать не приходилось, и я тащил свою лямку, вовсю стараясь найти способ вырваться отсюда.

Сегодня я решил наведаться к прелату и попросить его по возможности помочь мне. Поэтому, закончив занятия пораньше, я по тропинке отправился туда, где ночью следил за дедом Захаром. Пропетляв немного по пригоркам и песчаным барханам, я оказался у знакомого мне места. Здесь недалеко от дома был расположен навес, прикрывающий от прямых лучей солнца пучки трав, которые шевелились от морского бриза. Возле них находился прелат, который методично ощупывал траву, снимал уже высохшие пучки и складывал их в плетеную корзину. Увидев меня, он очень сильно обрадовался и, отложив в сторону свои дела, предложил присесть на скамейку, расположенную рядом.

– А вы не боитесь, что вас накажут за то, что вы бросили работу?

– Нет. Во-первых, моей начальницы нет, она ушла в храм. А во-вторых, я имею право отдыхать тогда, когда захочу. Ну, и в-третьих, я уже научился различать те травы, которые мне поручено собирать. Правда, мне не доверяют рецепты приготовления из них различных снадобий, но их назначение я уже знаю, да и кое-что уже подсмотрел у ведуньи.

Он встал со скамейки и, подойдя к крайнему пучку травы, бережно взял его в руки, поднес ко мне и стал рассказывать:

– Вот, например, вербена. Это уникальная трава, она способствует примирению сторон. Ведунья их дает послам, которые едут на различные переговоры с многочисленными неприятелями, окружающими этот народ. И знаете, практически всегда добиваются успеха. Более того, она защищает человека от ранений, и каждая воительница носит ее с собой в специальном мешочке, подвешенном на шее. Еще она защищает от злых духов.

И он, нагнувшись ко мне, шепотом произнес:

– Я видел, как ведунья, проводя какие-то действия у себя на площадке, надевала на голову венок из этой травы, заставив меня собрать ее на рассвете.

Повесив траву на место, он подошел к следующему пучку:

– А это Анжелика! Она предохраняет маленьких детей от сглаза. Кусочек ее стебля или корня, три листика и три цветка тоже зашивают в мешочек и вешают ребенку на шею. Ну а вот зверобой. Его мне надо собрать достаточно много, так как во время посева его будут разбрасывать по полю, чтобы предохранить урожай от града, вызываемого злыми чарами. Кроме того, его вешают над дверью от плохих людей. Ну а вот это крапива, она придает храбрости человеку.

Так он постепенно рассказал мне обо всех видах трав, осторожно перебирая их руками.

– И все это правда? – спросил я.

– Да, кое в чем я уже убедился сам, – ответил прелат.

– А что еще делают с этой травой?

– Ну, много чего, например, варят и готовят разные снадобья, добавляют в хмельные напитки, растирают в порошок и лечат людей.

– Я смотрю, вы, пан прелат, стали крупным специалистом-травником.

–Да, сын мой, не знаешь, что в жизни может пригодиться, поэтому такие вот знания никогда не бывают лишними.

Расспрашивая таким образом, я постепенно подводил его к тому, что меня интересовало. И когда я выразил желание посмотреть, какие снадобья есть уже в готовом виде, так как они могут нам понадобиться в дальнейшем, он, оглянувшись по сторонам, подвел меня к небольшой двери, которая, казалось, вела прямо под землю, и остановился возле нее.

–Вот здесь, в прохладе, она держит все свои снадобья, даже меня сюда не пускает. Если хочешь, смотри сам, а я посторожу и помолюсь за тебя. Если она вдруг появится, я кашляну, а ты сразу убирайся вон за тот пригорок.

Долго упрашивать меня не пришлось, тем более, что дверь не имела замков. Осторожно открыв ее, я по ступенькам спустился в яму и остановился. Нужно было приспособиться к темноте и включить свое внутреннее зрение. Вскоре я стал различать отдельные элементы, а затем смог разглядеть и все помещение. Везде на полу стояли глиняные горшки и амфоры, запечатанные воском. Чувствовался пряный, насыщенный травами запах, пахло хмелем и хлебом. Я наклонился и стал рассматривать эти сосуды. Оказалось, что все они были помечены какими-то знаками. На одном была выдавлена лягушка, на другом красовались цветы, на третьем гордо стоял гриб, на четвертом была изображена стрела. Пока я присматривался и разбирался в этих рисунках, пытаясь понять их предназначение, раздался кашель прелата. В моем распоряжении было лишь мгновение. Поэтому, не долго думая, я схватил ближайший ко мне небольшой кувшин и рванул по ступенькам наверх. Пригнувшись, я тихонько выбрался наружу, успев прикрыть за собой дверь, и ползком стал пробираться к намеченному пригорку. Краем глаза я увидел Мэйю, которая шла по тропинке и, на мое счастье, смотрела в сторону моря. Нырнув за пригорок, я притих.

Сначала была тишина, а потом до меня стали долетать звуки разговора. Ведунья отчитывала прелата за то, что он не в той последовательности вывесил траву, что могло повлиять на ее качества. Затем разговор оборвался, и скрипнула дверь в дом. Я решил выглянуть, чтобы разведать обстановку. Увидев меня, прелат одной рукой махнул мне, чтобы я быстро уходил отсюда, а другой вытирал пот со своего бледного лица. Естественно, я воспользовался его советом и, придерживая кувшин, отправился домой, отходя подальше, чтобы меня не заметили. По пути я более внимательно рассмотрел кувшин. На нем был значок с изображением гриба. Благодаря моим перемещениям содержимое кувшина пришло в движение, и из-под восковой печати стал ощутимо доноситься хмельной пряный запах. «Это то, что мне нужно», – подумал я и стал прикидывать, куда можно спрятать его. Место нужно было выбрать достаточно прохладное, чтобы не испортить содержимое, ну и, само собой разумеется, недалеко от дома. И тут я вспомнил, что периодически перед сном дед выходит к морю, чтобы выкурить люльку табака, присаживаясь на разбитый баркас, лежащий на берегу. О чем он думает в это время, глядя на морскую гладь, трудно сказать, но это действует на него расслабляюще, и он становится более открытым. Вот здесь и надо пристроить мой кувшин, чтобы достать его в нужное время.

И такое время наступило буквально через несколько дней. Захар, возвращаясь из очередного посещения ведуньи в приподнятом настроении, занял свое место на баркасе и закурил трубку, со вкусом затягиваясь после принятия очередной порции хмельного. Мне тоже не хотелось спать, и я в это время бродил по берегу, наблюдая за лунной дорожкой. Возле баркаса наши пути пересеклись. Он смерил меня хитрым взглядом и, затянувшись в очередной раз дымом, произнес:

– Ну что бродишь, как неприкаянный, садись, подышим морским воздухом, глядишь, и полегче станет.

Дважды упрашивать меня не пришлось, и я сразу присел с той стороны, где было меньше табачного дыма, хотя и он приносил пользу, отпугивая кусучих комаров.

– Что, лютуют? – спросил он, глядя, как я отмахиваюсь от очередной атаки.

– Да, есть малость, – ответил я.

– На то она и весна, вся живность оживает. А в этом годе она дюже ранняя, вон как солнышко светит, скоро садить будем, мужики уже все к посеву приготовили. И комары пытаются кровушки напиться, чтобы успеть потомство дать. И у нас скоро этот праздник будет, пора казаков на волю выпускать, а то они застоялись, все работа да работа, а ласки никакой. Вот на праздник все и получат.

– А что значит – все получат? – спросил я.

Дед посмотрел внимательно на меня, затем сплюнул на землю и произнес:

– Да, сразу видно: молодо-зелено. Но ничего, придет время, сам поймешь и примешь участие, а там глядишь – и понравится, дак и останешься здесь, как многие.

– Я совсем не пойму, о чем вы говорите, но оставаться здесь я никак не хочу, у меня на той стороне остались родители, братья, сестры, друзья. Так что у меня дорога одна – домой. А в праздниках пусть другие участвуют, которым по нраву пить да гулять.

– Э, голубь, праздник празднику рознь. Здесь такие праздники, которых ты там, у себя, и представить не мог. Да что я говорю- сам увидишь.

И дед, продолжая покуривать, уставился на море, провожая взглядом ленивые волны, периодически накатывающиеся на берег.

– Эх, сейчас бы горилки, чтоб душу погреть, а то она за столько лет почти вся вымерзла здесь, – сказал он вслух, не обращаясь конкретно ни к кому.

– Насчет горилки не знаю, а вот кое-что предложить могу, учитывая ваше состояние, – сказал я и, нагнувшись, вытащил из-под баркаса кувшин.

Увидев знакомый образ, дед даже подпрыгнул, чуть не свалившись с баркаса. Затем бережно взял кувшин, взболтал его и присушался к музыке, которую издавал хмельной напиток там, внутри.

– И где же ты взял это? – он вопросительно посмотрел на меня.

– Да одна из девушек дала, сказала, что это принесет мне пользу.

– Ну тогда другое дело, раз девушка, – и он, вытащив висевший на поясе нож, срезал восковую печать. В ноздри сразу ударил своеобразный запах крепкого хмельного напитка. Втянув этот запах в себя, Захар осторожно сделал глоток и замер, прислушиваясь к тому, как он постепенно проникает в его организм. Затем, одобрительно кивнув, приложился еще раз, после чего закрыл глаза и замер, думая о чем-то о своем. Мне показалось, что наступил удобный момент, и я решил вступить в игру.

– Пан Захар, а как вы попали сюда?

Мой вопрос замер в воздухе, не вызвав никакой реакции на лице собеседника. Затем он встрепенулся и, глядя вдаль, печальным голосом произнес:

–Да как все.

–Но ведь каждый по-разному, а вы?

–Да все очень просто: выехал на рыбалку, захотелось красной рыбки, отпыл от берега в нужное место, сориентировался по приметам, как лучше стать, и начал ловить. Вдруг налетел сильный низовой ветер, замутил все вокруг, сорвал мой баркас с места и понес в открытое море. Я ничего не мог сделать. А там загнал лодку в какой-то липкий туман. Затем внезапно прекратившись, он оставил меня в этой молочной пелене, которой, казалось, не будет ни конца, ни края. И когда я вырвался на чистую воду, то увидел незнакомый берег и стал держать курс на него. Ну а затем пристал к нему и оказался в плену у этих красавиц. Учитывая мой возраст, они не сильно колотили меня, а потом пристроили по хозяйству. Сначала с артелью ловил рыбу, потом стали доверять другие работы, так постепенно и стал тем, кем я сейчас являюсь. Помогаю хлопцам, которые попадают сюда, прийти в себя и жить дальше. Кому–то это нравится, и их переводят в мужской городок для постоянного жительства, а кому-то не по душе, поэтому те живут в другом месте под постоянным контролем. Ну а особо буйных продают всяким морским разбойникам и торговцам.

И он, словно очнувшись, снова приложился к бутылке.

– И что, за все это время никому не удавалось вернуться назад?

– Очень редко, вон Петру повезло дважды: один раз, когда случайно вырвался отсюда, второй – когда так же вернулся. Зазноба у него тут есть, влюбился он в нее очень сильно. Ну и на празднике он сумел с ней объединиться, вот теперь ждет результата своей мужской работы. Если будет девочка, его направят на постоянное место жительства, а если мальчик, то пошлют на хозяйственные работы.

– Как это все просто здесь. А если от него это не зависит? А если сегодня мальчик, а завтра – девочка.?