Заметки престарелого донжуана. Все здоровое, что во мне осталось, это нездоровая тяга к красивым женщинам

– Я бы назвал вас ринитом, ибо более точных сведений не имею, – черствость и манерность молодого человека жалили в самое сердце, – Кстати, а как поживают юные особы? Мороженное доели?

– Причем здесь морожено? – спина заходила ходуном, – И откуда вам знать мое прозвище?

– Напоминаю для особо одаренных: я, как вы язвительно заметили, пишу прескучные романы, однако в наблюдательности мне никто не отказывал, – последнее слово Иван Сергеевич произнес по слогам и с явным удовольствием, – Неблагодарный!

– Ну это уже слишком, – фигура поворотилась, – Какого черта…

– Ах! – прозаик инстинктивно прикрыл божий дар, – Так вы не Поэт?!

– Я, – незнакомец чихнула так громко, что у самки рифовой акулы начались преждевременные схватки, – с детства стихи не перевариваю. Спасибо интернату…

– Простите великодушно! Принял вас за одного знакомого. Ничтожная личность – виршеплет и пьяница. Позвольте представиться: Иван Сергеевич. А Вас?

– Родители нарекли Ринатом, можно без отчества. Но очень скоро сбагрили в дом-интернат, где воспитательница прозвала Ринитом. Так и проходил до службы в армии, а там… впрочем, лучше не вспоминать.

– Да, – толстяк сочувственно вздохнул, – нравы у нас те еще… Скифы, скифы и есть.

Слово за слово и видавшие виды чайки почерпнули много нового из жизни отдыхающих. Мудрые курортные чайки… эти любопытные до всего птицы могли бы писать захватывающие романы, или сногсшибательные стихи… кабы не были настолько ленивы, пресыщены дармовщиной и видами обнаженных тел. Последнее обстоятельство являлось далеко не последним. Ибо начисто лишало любое повествование интриги, читателей – воображения, а на роль членов Медицинской Комиссии Военного Комиссариата чайки претендовать побаивались, потому как «мудрые».

– Штаны вам одолжить не могу, я проездом, без вещей. Но попробую раздобыть что-нибудь подходящее, несмотря на поздний час. Вы пока никуда не уходите.

– Куда ж я в таком виде уйду? – Иван Сергеевич развел руками и тут же спохватился, – Сами видите.

– Да… зрелище, прямо сказать… да… – Ринат покачал головой, – и каким только ветром вас на курорт занесло? Да…

Томительно тянулись минуты ожидания. Лишенец озяб, покрылся противнейшими мурашками, словно чванливая индейка перед рождественской духовкой. Его терзали сомнения, изводил мелочный до крайности гнус и навязчивый, как одуванчик, синдром похмелья.

Наконец в дверь кабинки постучались, и в проеме нарисовался пластиковый пакет.

– Вот. Все, что сумел раздобыть, – голос спасителя звучал ровно и тем самым обнадеживающе.

Судя по весу, в пакете помимо брюк размещались и другие аксессуары курортника, включая барсетку и транзистор.

Интерес к содержимому проявили буквально все: звезды, гнус и, конечно же, мученик-синдром.

Первой на свет появилась сувенирная капитанская фуражка с крабом. Затем вымпел с эмблемой местного футбольного клуба. Последним, и самым внушительным, оказался сверток с надувным дельфином.

Иван Сергеевич в растерянности пошарил еще немного, но кроме кассового чека ничего не обнаружил.

– Сами понимаете, ночь на дворе – магазины закрыты, – Ринат отступил в сторону, – Вы переодевайтесь, а я, пожалуй, пойду. Скоро поезд, надо успеть. Деньги можете не возвращать, не все люди такие бессердечные, как ваш приятель.

Влажный песок скрыл удаляющиеся шаги.

«Ну, с фуражкой все боле менее ясно, – Прозаик повесил головной убор на единственный, изъеденный солью гвоздь, – теперь вымпел. Хм, вымпел… придумают же: „Метеор“. Нет бы что-нибудь поспокойнее…»

Процесс обдумывания подходящего названия увлек творческую натуру настолько, что, ежели бы не крики проголодавшихся чаек, Иван Сергеевич наверняка упустил бы шанс вернуться в гостиницу под покровом темноты.

глава третья

Дарья Петровна, женщина в летах, с сожалением глядела на пробегающие титры любимого сериала. Утром, когда закончится смена, и она вернется домой, посмотрит еще раз: вдруг что-нибудь пропустила? Не может быть, чтобы главная героиня – мудрая сеньора Тереза – так легко повелась на козни соседей и отступилась от Марио. Ведь он такая душка, даром, что вырос в приемной семье и университетов не оканчивал. Вот и в автомастерской о нем хорошо отзываются: «парень рукастый – своего не упустит», и приходской священник в сорок восьмой серии хвалил. У нее самой в годы службы в Горсовете приключился роман с молоденьким водителем начальника. Шустрый парень, обходительный – то сумку поднесет, то возьмется кран починить. А слесарь-водопроводчик мужик никакой, – ему в армии взрывпакетом желание контузило. Предупреждал старшина под ноги смотреть, не послушал, а тот – вояка бывалый, плечист и ходит в раскоряку…

Закипел чайник. Дарья Петровна заварила большую чашку Нескафе, развернула дареную плитку шоколада. Разгар сезона: презенты заплывали в ящик стола, как глупый планктон в утробу кашалота. Иногда она даже сдавала коробки конфет в ближайший ларек, где верховодил оборотистый армянин, а торговала простушка Галка – девица из предместья, конопатая с незаконченным средним-специальным. На работу ей помогла устроиться большая и недолговечная грудь торчком, а также рекомендации преподавателей техникума. Саркиса вполне утраивала текучка кадров, а его супруге всегда было о чем посудачить с неравнодушными к чужой беде родственниками.

Настенные часы хмурились около трех поутру. Толком они время давно не показывали, потому как батарейка села, а поменять уставший аккумулятор администрацию жаба душила. Дарья Петровна щелкнула переключателем. Местный новостной канал крутил музыкальные клипы. Изредка появлялась бегущая строка с рекламой пансионатов для семейных пар, которые на поверку оказывались пристройками к частным домам, без телефона и душа.

Обитатели респектабельной гостиницы часа два как угомонились, и женщина привычно устроилась в глубоком кресле, дремать в ожидании сменщицы.

Прозвенел колокольчик, и в дверной проем с трудом протиснулась фигура с огромным, в натуральную величину, дельфином в обнимку. Любимец детей и пассажиров прогулочного катера выглядел немного сморщенным, что не удивительно, ибо пребывал вдали от родной стихии.

– Добрый вечер! Мне, пожалуйста, ключ от тридцать шестого, полулюкс.

Голос, явно мужской, слегка дрожал. В нем звучали просительные нотки, а это никоем образом не вязалось с образом постояльцев дорогих номеров. Прошедшая суровую школу чиновничьей службы, закаленная в подковерных интригах дама с подозрением вгляделась в глаза млекопитающего.

– Документ у вас есть?

Дельфин сник еще больше. Чуткий слух Дарьи Петровны уловил некое шипение.

– Я тороплюсь. Нельзя ли поскорее. А паспорт наверху, в чемодане.

– Без документа нельзя. Почем я знаю, что вы проживаете именно в этом номере? (пока мужчина подходил к стойке регистрации, смотрительница обратила внимание, что посетитель бос и не носил рубашку с длинным рукавом).

На дельфина было жалко смотреть: он начал изгибаться, словно раненый в талию, но, изловчившись, обнял просителя за шею. Показалась сувенирная кепка, а под нею испуганное лицо.

– Моя фамилия Доргомыш-Коротайко, Иван Сергеевич. Я писатель, может, читали?

– Сейчас пишут все, кому не лень. А книгу на хлеб не намажешь. Работаю, как проклятая… сутки через трое, – дама кокетливо поправила прическу, – Я, вот, тоже хочу в обнимку с каким-нибудь Ихтиандром, да в полулюкс… книжки читать… Покажите, хоть, карту-гостя. Так и быть, пущу.

Сраженный бюрократией дельфин разомкнул объятия, и Прозаик предстал во всей первозданной красоте.

Дарья Петровна удивлялась один раз в жизни, но это был совсем другой случай.

– Полулюкс не полулюкс… – и она с невозмутимым выражением сняла с доски ключ от одноместного номера в самом конце коридора, – сутки через трое…

Иван Сергеевичу ничего не оставалось, как довольствоваться предложенным.

– Лифт не работает, профилактика, – напутствовала Прозаика дама, – зато этаж – второй.

– Пустяки. Доберусь. Премного благодарен за доверие!

Провожая взглядом удаляющуюся фигуру, Дарья Петровна с удовлетворением отметила, что профессиональное чутье вновь не подкачало – призовой вымпел «Метеор» говорил о многом.

глава четвертая

– Здесь, девочки, что-то не чисто. Предлагаю исключить Веронику из числа претенденток, – рыжая, словно цирковой клоун, Танька топнула ногой, – определенно, она колдует.

– Щас! – Вероника угрожающе выпрямилась, – сама два раза через плечо плевала, – я видела!

– Плевала, ну и что? – Танька выкатила тщедушную грудь, – Плюнуть уже нельзя?