Ясак

– Не дойдет, дяденька. Я смирный. – Слезливо канючил Васятка.

И в это время где-то совсем рядом в надвигающейся ночи, явственно и отчетливо раздался протяжный и унылый волчий вой.

– О, господи, пронеси. – Перекрестился Федор и замерзшими, негнущимися пальцами стал быстро развязывать Васятку. – Чай все мы православные, что уж теперь-то. Спаси Господи и сохрани.

– Дяденька Федор, – истерично завопил, озираясь, Андрейка – куда вы наши мушкеты дели?

– Куда, куда, вон под сеном вся ваша амуниция и лежит. Мне-то оно без надобности, я и стрелять-то из вашего ружья не умею. – Федор разгреб сено. – Вот они ваши ружья.

– Застывшие мушкеты прилипали к раздувшимся от мороза пальцам. В почти что, полной темноте зарядить мушкет оказалось не так-то просто. А пронзительный, душераздирающий вой был совсем рядом и кажется что раздавался он уже со всех сторон.

– Ай-яй-яй горе-то какое…, – причитал в страхе Федор, сжимая в руках вилы – сожрут они нас на смерть, как есть сожрут.

Развязанный им Васька на удивление первым зарядил свой мушкет и прижимаясь спиной к боку дрожащей от страха лошади отыскивал глазами зверя. Вот их уже стало видно воочию, стая примерно из десятка волков почти вплотную придвинулась к ним, почти обступив подводу. Протяжно и тревожно заржала, было, обезумевшая от страха лошадь и смолкла, только крупная дрожь прокатилась по всему ее телу.

– Стреляй ты, – крикнул Андрейка Василию – а потом сразу заряжай, а я постерегу.

– Почти не целясь, Васятка пальнул в ближайшего волка. Удар приклада отбросил его, прям на бок лошади. Та уже освобожденная от сбруи, дико заржала, встала на дыбы, готовая вот-вот унестись, что было мочи, в страшную темноту.

Вовремя подскочивший Федор всем телом повис на удилах, стараясь удержать ее на месте. В волчьей стае огненный раскатистый выстрел, тоже произвел ошеломительный эффект. Василий хоть и случайно, но все же попал в волка. Смертоносный удар пули подбросил зверя вверх. Видимо ранение было поистине чудовищное, волк бился в судорогах, лязгал зубами и хрипел, снег вокруг него потемнел от крови. Остальные звери, как псы шелудивые, поджав хвосты и поскуливая, отступили подальше в темноту, но совсем не уходили.

Следующий заряд Василий вставил уже быстрее, то ли руки от волнения оттаяли, то ли дрожь унялась.

– Стреляй, – кивнул он Андрейке – я уже зарядил.

– Андрейка, тщательно прицелившись, сразу же срезал, здоровенного задравшего в вое, башку, волчару. Сраженный пулей вожак рухнул, даже не успев допеть свою унылую песню до конца.

– Ай, молодца, хлопчики – развеселился Федор, видя как волки поскуливая и подвывая бросились врассыпную.

Больше в эту ночь стая их не беспокоила и волчьи голоса хоть и раздавались время от времени, но где-то далеко в лесу.

Успокоившись, поужинав, чем Бог послал, решили вздремнуть, благо сена в санях было много, там же лежало и медвежье одеяло с лабаза и лосиная шкура, висевшая раньше вместо дверей в балагане. Первыми отдыхать легли Федор с Андрейкой, оставив Васятку, сторожить их тревожный сон. Лошадь к тому времени тоже уже успокоилась и привязанная длинными тороками прямо к саням с аппетитом похрустывала сеном.

Глава 11. Челищев.

– Вставайте, хлопцы, подмога пришла. – Разбудил друзей насмешливый голос Федора.

Андрейка открыл глаза и непонимающе уставился на Василия мирно посапывающего под теплым медвежьим одеялом.

– Как так-то, дядя Федя, почему меня-то дежурить не разбудили?

– Так а чего будить-то. Я уже старый, мне спать некогда, а ты ишо парнишка молодой, вона, я слышал, жениться собрался. Вот и спи пока, сил набирайся, а женишься – детишки пойдут, не до сна чай будет.

– Солнце на безоблачном небе уже поднялось довольно высоко и палило по-весеннему нещадно, ветра не было, свежий, твердый как камень снег, слепил глаза. Лошадь мирно хрустела сеном, изредка косясь лиловым глазом на двух окоченевших волков лежащих возле саней. Почти у самой кромки леса было отчетливо видно, как к ним двигаются две подводы, а следом трое всадников. Казаки, наверное? Настроение у Андрейки сразу же испортилось. Он понимал, что уже никуда им не деться от дотошных расспросов. И хорошо, если это будет сотник, его Андрейка немножко знал, неплохой мужик. А коли сам воевода? За себя-то он был спокоен, а вот как поведет себя Васятка, впервые встретившись с «Чеботаем».

Воеводу Кетского острога Бориса Григорьевича Челищева все почему-то называли «Чеботай». Когда Андрейка впервые услышал, то очень удивился. – Странно как-то, рассуждал он, московский столбовой дворянин, полковой воевода, а кличут, словно собаку какую – Чеботаем? Только потом ему объяснили, что название «Чеботай» перешло ему от его отца – Енаклия Чеботая, якобы приходившегося родственником великому татарскому мурзе. Вот и шла теперь путаница. Кое-какие отписки из Москвы приходили то на имя Чеботая, то на Челищева. В общем ерунда, какая-то. Впрочем Андрейку это сильно и не волновало Чеботай, так Чеботай, Челищев пусть Челищев, тоже не плохо. Близко с воеводой Челищевым Андрейка, по понятным причинам, знаком не был. Так видел несколько раз и, всякий раз, ему хотелось поскорее отойти от него в сторону. Непонятно почему, но от воеводы как будто исходила какая-то тревожная, темная сила. От его взгляда у Андрейки, да и не только у него, душа уходила в пятки, хотелось поскорее бежать, куда-нибудь, подальше. Никто, наверное, не помнил, чтобы его широкая как тарелка красная, монголоидная рожа, когда-нибудь, улыбалась. Чтобы кому-то он сказал доброе слово, похвалил. Просто потрепал по плечу. В общем, не было в остроге человека, кто бы относился к нему с любовью и теплотой или даже просто, по-доброму.