–Не думаю, что сия поездка в Архангельское что-то даст. Не мог ожить покойный Тит. Все это подстроено кем-то.
–И я так думаю, Петр Антипович. Но Зотов отдал приказ. Увидимся после моего возвращения…
***
Хроника событий: января, года 1733-го от Рождества Христова.
Коллежский секретарь Карпов.
Письмо.
Вечером того же дня Карпов получил послание через курьера. Конверт был запечатан сургучом с родовым гербом Салтыковых.
– Сие мне назначено? – спросил Карпов.
– Так точно, ваше благородие! – ответил курьер.
– И кто дал тебе сие?
– Письмо было предано в канцелярию для передачи вашему благородию.
– Передано кем?
– Не могу знать ваше благородие! Я только курьер.
– Хорошо, братец, иди!
Карпов вскрыл письмо и развернул лист.
«Господину коллежскому секретарю Карпову.
Зря вы, сударь, интересуетесь делами до вас касательства не имеющими! Нынче ваше любопытство дорого станет коллежскому асессору Тарле. Сведения сии тайные и разглашать их не следует.
Ежели, вы увидели знак вурдалака, то держитесь от него подалее.
Подумайте про сие, сударь.
Ваш доброжелатель».
Карпов сложил лист.
«Странно, подписи нет, а на пакете герб Салтыковых. Зачем сие? Или напугать меня хотят? Надобно сие показать господину Волкову. Пусть он разбирает, коли его начальным человеком над нами назначили».
Коллежский секретарь положил пакет в карман…
***
Хроника событий: января, года 1733-го от Рождества Христова.
На пути в Архангельское.
Тарле и Дурново.
Сани быстро летели вперёд.
Дурново подобрал отличных лошадей в конюшнях канцелярии. Знал толк в комфортной и быстрой езде. Сколько раз в давние поры случалось так, что лошадей для него не находилось. А если и находились, то полудохлые клячи. Ныне все изменилось. Хоть и не достиг он чина высокого, но значение приобрел. Ценили Порфирия Кузьмича благодаря близости его к персонам высоким.
Иван Тарле предлагал собственную запряжку, но коллежский регистратор отказался. Сказал, что де не по чину ему собственные запряжки. А коли едут по казенной надобности, то и лошадки пусть будут казенные.
Порфирий Кузьмич обмотал шею шарфом и укрылся лисьей шубой. На его голове был теплый треух и руки он грел в меховой муфте. Иногда он бросал взгляд на своего соседа и усмехался. Ивана Карловича это раздражало, но он сдерживался, и никак не отвечал чиновнику.
Понимал господин Дурново, что общество его господину Тарле не по душе.
– Этак скоро будем на месте, сударь. Как думаешь, господин Тарле?
– Будем, Порфирий Кузьмич.
– А ты не рад моему обществу, сударь?
– Отчего же?
– Да ты не сильно начальника канцелярии почитаешь, сударь.
– Но ты, Порфирий Кузьмич, не начальник канцелярии, ты по чину лишь коллежский регистратор.
– Но я человек Зотова. Считаюсь таковым. А ты к Волкову прикипел.
– Я вместе с господином надворным советником Волковым веду сие дело. Я ему подчинен по службе.
– Дак я разве в попрек тебе молвил, Иван Карлович? Я просто так для разговору. Ведь не молчать же.
– А можно и помолчать, господин коллежский регистратор.
Дурново усмехнулся.
– Иногда и беседа для пользы, господин Тарле. Я ведь могу и чего полезного сболтнуть.
– Полезное для кого, Порфирий Кузьмич?
– Дак для твоего Волкова. Ведь ты считаешь, что я служу статскому советнику Зотову?
– А сие не так, Порфирий Кузьмич?
– Так, да не так, Иван Карлович. Ведь Зотов хоть и начальник канцелярии, но человек невеликий, ибо все чинами меряет. А что есть чин? Золото на мундире! Дак ведь ныне оно есть, а завтра и нет его. Вон Ванька Долгорукий сколь золота на мундире и чинов сколь имел? И обер-камергер, и полковник лейб-гвардии, и много еще чего. С сенаторов шапки сбивал для удовольствия. А ныне, где Ванька-то? В Сибири без орденов и без званий. Все забрали у сердешного. Я за чинами не гонюсь.
– А за чем гонишься, Порфирий Кузьмич?
– За влиянием. Хочу влиять на события.