Приключение
Владарг Дельсат
Таинственный корабль-тюрьма бороздит глубины холодного космоса. Невинные заключенные поколениями рождаются в неволе и обречены на страдания от рук надзирателей. Молодая Хи-аш по имени Ша-а, пережив потерю любимой наставницы, берет на себя роль воспитателя. Единственный шанс на спасение – легенда о сказочной Синей Кнопке, скрытой где-то в тёмных коридорах корабля.
Найдет ли юная ка-энин силы поверить в легенду и бросить вызов несправедливой судьбе?
Владарг Дельсат
Приключение
Хи-аш
Мы заключенные. На самом деле мы дети заключенных, но разница небольшая, потому что мы живем в тюрьме, выхода из которой нет, – вокруг космос. Это космический корабль, летящий на планету-тюрьму, так нам говорят, но когда он прилетит, просто неизвестно. Мы рождаемся в неволе и родивших нас не видим никогда, о них можно только гадать. Иногда удается увидеть казнь – старшего или старшую выкидывают в космос, показывая нам, что выхода нет.
Едва открыв глаза, мы видим Хи-аш, что становится нам мамой. Она заботится, кормит, учит говорить и читать. Еще чему-нибудь учит, если повезет, но вся наша жизнь – маленькое пространство, ограниченное решетками. Затем ей приходит время цикла размножения, и она исчезает навсегда. Как происходит размножение, мы тоже знаем… Самку и самца запирают в железном кубе на три смены еды. И если они не размножаются там, то становится очень больно. Зачем нужно нас размножать, я не понимаю, и моя Хи-аш тоже не понимала. Но лишние вопросы я задавать не спешу – в лучшем случае сделают больно.
Вчера забрали мою Хи-аш. И я, и сестра по клетке не хотели ее отдавать злым тюремщикам, поэтому сегодня я могу только лежать, даже скулить сил нет, а моя сестра по клетке навеки исчезла. Тюремщики настолько страшные, что у меня даже слов нет, чтобы их описать. Страшнее их нет ничего.
– Завтра ты станешь Хи-аш, – слышу я равнодушный голос, за которым легко может последовать раздирающая внутренности боль, но сейчас отчего-то не следует.
Едва придя в себя от внезапно обуявшего меня при звуках этого голоса ужаса, я ползу к питальнику – это две свисающие штуки, их нужно сосать, чтобы получить жидкую пищу или воду. Завтра мне принесут маленьких – одного или двух, обычно самок, потому что куда деваются самцы, я не знаю. Они вырастут до моих теперешних размеров, а потом я исчезну из их жизни. Наверное, мою Хи-аш увели на размножение, за которым совершенно точно следует космос.
Я тихо напеваю песенку, которую пела моя Хи-аш, оплакивая ее. Ведь она была всем в моей ставшей такой пустой и холодной жизни. Даже имя она дала мне – Ша-а… Но теперь ее больше не будет, а я стану заботиться о маленьких, пока не настанет последний миг, полный боли и холода. Мне не страшно уже, ведь я смирилась: все так живут, кроме надзирателей, но они просто жуткие по сути своей, поэтому я безучастно жду.
Проходят миги тишины, и вот из соседних рядов слышится плач, затем громкий крик, и приходят они – надзиратели. Мне хочется спрятаться, исчезнуть, но это невозможно – некуда здесь исчезать, поэтому надо принять свою судьбу. Но сегодня, кажется, не по мою душу, хотя кто-то и пострадает, они иначе не умеют.
Заняться здесь особо нечем, но у меня есть камешки и палочки, которыми меня Хи-аш считать учила, а еще можно почитать оставшееся от нее письмо. Она знала, что так однажды случится, и написала мне письмо, которое почему-то не забирают надзиратели. Они сами приносят стило и дощечки, чтобы на них писать. Зачем-то им нужно, чтобы мы умели читать и писать, я, правда, не задумываюсь о том, зачем. Какая разница?
Моя Хи-аш не знала, почему мы здесь и в чем провинились, потому что за столько поколений всё уже забылось, и только надзиратели остаются прежними, хотя я не понимаю, как им это удается. Наверное, они действительно бессмертные. Но думать об этом мне не хочется, мне спрятаться хочется, чтобы не ожидать каждую минуту боли, но это невозможно. Хи-аш говорила, в давние времена были бунты, но о тех временах даже не осталось памяти. И вот от нее самой у меня остались только две дощечки с написанным ее рукой письмом.
Тихо всхлипнув, чтобы не накликать, я вчитываюсь, узнавая руку той, кого больше никогда не увижу…
«Здравствуй, малышка. Сегодня я узнала, что совсем скоро меня заберут. Не плачь, моя хорошая, ты сильная, ты справишься, я верю в это. Ты была всегда моей радостью, очень послушной и умненькой, поэтому запомни, что я тебе напишу, и уничтожь табличку».
Ой, моя Хи-аш хранила Тайну. Правда, у нее не было возможности воспользоваться ею, но она пишет: если я смогу оказаться вне решетки, у меня тогда будет маленький шанс спастись. Наверное, это одна из легенд, которые передаются из поколения в поколение. Именно поэтому я внимательно читаю, запоминая каждое слово. Легенда, конечно, невероятная – чтобы сделать описанное, мне нужно оказаться вне блоков клеток, а это нереально.
Хи-аш написала, что за блоками клеток, в темном коридоре, есть Большая Синяя Кнопка, и если на нее нажать – откроется просторная комната, в которой нет клеток. И вот там есть волшебство, которое сможет унести меня прочь от тюрьмы. Больше не будет надзирателей и боли тоже. Хи-аш называла это «сказка», то есть такая легенда, которая совсем никогда не может быть правдой, но я все равно буду надеяться и, когда придет срок, передам это знание малышам. Может быть, однажды они смогут оказаться вне блока и найдут свою свободу.
Еще Хи-аш написала, что малышей нельзя бить, и рассказала, как именно о них надо заботиться, потому что у нас это, конечно, инстинкт, но… Если малыш заболеет, ему никто, кроме меня, не поможет. Я знаю все это, разумеется, но Хи-аш не зря написала, так что не менее внимательно читаю все-все написанное ею.
На душе очень пусто, поэтому я просто укладываюсь спать, чтобы во сне увидеть мою Хи-аш. Теперь я ее только во сне смогу видеть. А потом отправлюсь вслед за ней, потому что так было и будет всегда. Легенда, которую она мне написала, вдруг дала мне смысл жить. Жить для того, чтобы однажды нажать Большую Синюю Кнопку. И тогда неведомая сила унесет меня прочь от надсмотрщиков, от боли и ожидания конца. Пусть это только «сказка», пусть! Но теперь мне есть для чего жить, я обрела надежду.
Как мало, оказывается, нужно для того, чтобы обрести толику тепла внутри. И хоть я знаю, что описанное невозможно, вот просто совсем, но родившаяся внутри меня надежда заставляет верить. Наверное, мне просто нужно во что-то верить? Еще можно иногда поговорить с соседскими Хи-аш, когда маленькие появятся, потому что сейчас все соседские клетки пусты. Я не помню, кто был в них, когда еще была жива моя Хи-аш, но сейчас они совершенно точно пусты, и это очень плакательно. Плакать, впрочем, нельзя, потому что за плач без причины она сразу же может появиться.
***
Я держу в руках еще не открывшую даже глаза малышку, она только чуть попискивает, еще не зная, что родительницы больше не будет. Маленькая Си ищет губами еду, поэтому я подношу ее поближе к питальнику. Она сразу же присасывается, а я смотрю на нее, и кажется она мне родной. Поэтому я называю ее Си, что означает – близкая, своя. Какая она хорошенькая, еще не знающая, что такое боль, надзиратели и тоска по свободе. Вот и стала я Хи-аш…
В соседней клетке вдруг появляется еще одна, такая же, как и я. Ее приволакивают за шею, грубо бросая внутрь. Она пока не шевелится, значит, малыш появится позже. Я же, увидев надзирателя, закрываю собой Си, сжимаясь от предчувствия боли, но ее почему-то не следует.
Хнычет маленькая Си, поэтому я ее укачиваю в руках, и она засыпает. Теперь у меня точно есть смысл жизни – сохранить малышку, подарить ей мою заботу и ласку, как дарили и мне. Вот скоро она откроет свои глазки, чтобы увидеть мир, в котором нет ничего хорошего. Мир, ограниченный решетками… Как бы я хотела, чтобы она смогла быть радостной, но это не в моих силах. Инстинкт заставляет меня защищать ее, но даже если бы его не было… Ой, проснулась!
– Здравствуй, маленькая Си, – негромко говорю я уже своей малышке. – Здравствуй, чудо мое!
Глазки у нее необыкновенные просто, они становятся очень большими в этот момент, ведь малютка осознает близкое существо. Первое, увиденное ею. На самом деле, это неправильно – глаза открываются в пустоте и тишине, потом уже приходит надзиратель, принося первую боль. Интересно, почему с нею все иначе? Я не буду мучить свою Си и боли ей не принесу. Злые надзиратели не могут этого не понимать…
Хи-аш говорила, что если в момент открытия глаз увидеть маму, то без нее уже не сможешь жить. Может быть, надзиратели решили это проверить, ведь что им жизнь моей Си? Я не знаю, но сейчас забочусь о ней так, как мне показывала Хи-аш, и моя малышка улыбается. Так ярко улыбается, как будто свет включили. Я понимаю – все на свете сделаю, чтобы ее не коснулась плеть надзирателя.
Первые смены еды малыши развиваются быстро. Очень скоро маленькая Си начинает понемногу ходить, а затем и повторять за мной разные слова. Я знаю, что нужно делать, чтобы ей было проще начать говорить, поэтому время заполняется заботой о малышке. Она вполне ожидаемо очень любит находиться в моих руках, а еще играть. Я закрываю Си собой, стоит только появиться надзирателю, но они не стремятся ее ударить или помучить, что необыкновенно, конечно.
Спустя три по девять смен пищи Си произносит свое первое слово. И это слово вовсе не Хи-аш, она зовет меня «мамой». У каждого из нас есть генетическая память, ее важно правильно пробудить, но, кажется, у Си она проснулась необычно, ведь я же не мама… или все-таки? Пусть зовет мамой, раз ей так комфортно, ведь все равно никого больше у моей малышки нет, да и не будет никогда.
– Ма-ма, ку-шать, – по слогам, неуверенно еще произносит моя Си.
– Ну, давай покушаем, – улыбаюсь я ей. – Пойдем…
Малышкам надо больше двигаться. Они маленькие, поэтому клетка им кажется большой. Я помогаю своей Си побольше двигаться, и она улыбается. А вот соседка моя так и не встала. Когда пришли надзиратели, она все так же лежала, поэтому ее забрали, утянув за ногу. Наверное, она просто не смогла перенести разлуку со своей Хи-аш. Такое иногда бывает, и ничем тут не поможешь.
Малышка Си любит кататься по мне, она весело смеется, но я не даю надзирателям приблизиться к ней. Оскаливаюсь и предупреждаю их звуками, при этом они почему-то не приносят боль. Наверное, у надзирателей это новая игра, ведь они не могут иначе. Они мучают нас, играя с нами, и, когда приходит срок, просто убивают.
Спустя еще два таких срока я понимаю: надо учить малышку чтению и письму. Но тут звучит сообщение о казни. Как бы я не хотела, чтобы малышка видела это, но меня не спросят. На потолке проступают изображения тех, кого сегодня не станет. Это еще одна игра надзирателей. Сама казнь тоже будет на потолке показываться. Я закрываю глаза моей Си, не давая рассмотреть потолок, а сама бросаю взгляд вверх и застываю.
Слезы сами просятся наружу, но я держусь, ведь если Си увидит – испугается малышка моя. А я все смотрю на потолок, с которого на меня глядят полные муки глаза моей Хи-аш. Той, что дарила мне тепло, согревала мою душу и старалась отвести беду. Жуткие в своей жестокости надзиратели хотят уничтожить меня. Почти замученная – я же вижу – моя Хи-аш смотрит на меня с потолка. Если бы не малышка, я бы выла сейчас от внутренней боли, но при Си нельзя.
Я обнимаю свою маленькую, молясь холодному пространству, чтобы Хи-аш мучилась недолго. Прижав к себе тельце Си, я закрываю глаза, чтобы не видеть, как вытолкнут в равнодушный космос ту, что была для меня всем миром. Если я когда-нибудь смогу оказаться за блоком решеток, то сделаю все, чтобы уничтожить надзирателей.
В клетку врываются они, и приходит боль, но я молчу. Закрывая собой своего ребенка, я молчу, терпя эту боль. Тихо пищит от страха Си, вздрагивает от разрядов мое тело, но даже на грани сознания я защищаю ее. В этот миг надзиратели исчезают, позволяя мне перевести дух. Я все так же сижу в углу, закрывая собой свою Си, но боли не становится больше, а та, что есть – она пройдет.
Наверное, надзирателям не понравилось, что я не хочу смотреть на смерть своей Хи-аш. А может быть, им просто хотелось меня избить, ведь они звери. Дикие, не умеющие говорить и понимать звери. И хотя я в полной их власти, мою малышку буду защищать до последнего. Мою Си, мою… дочь? Да, инстинкт говорит мне, что нет никого ближе и важнее на свете, чем она, значит, я поступаю правильно.
– Не надо бояться, маленькая, – успокаиваю я малышку. – Все уже закончилось.
– Страшные очень… – признается она мне, показывая полную «активацию», как это называла моя Хи-аш, генетической памяти.
– Мама не даст в обиду, – улыбаюсь я ей, хотя хочется плакать.
Нельзя мне плакать, раз я «мама». Для маленькой Си плачущая мама будет катастрофой. Именно поэтому я держусь, оплакивая свою Хи-аш где-то внутри себя, куда никто не может заглянуть и где по-прежнему сидит маленькая Ша, отчаянно пугающаяся любого надзирателя или похожего на него существа.
Решение
Василий
Мама сегодня летит в экспедицию, а мы с Ладушкой – на практику. Первая самостоятельная практика у нас, потому что основной школьный цикл закончили. Впереди углубленный и специальный, так что шесть циклов еще у нас школа, не меньше, а вот сейчас обзорная практика – на звездном разведчике пойдем. Лада у меня эмпат сильный, а я интуит, это у меня от мамы. И вдвоем нам очень комфортно.
Мой дар меня ведет правильным путем, тем более что ошибиться сложно: наш корабль рядом с маминым стоит, ну и еще некоторое количество кораблей теснятся вокруг. Главная База Флота – огромная станция, на орбите Гармонии болтается, мама же идет на своем «Марсе» в сопровождении «Юпитера» – потому что мало ли что, вдруг десант понадобится? Несмотря на то, что экспедиция у нее необыкновенная, я за нее спокоен – не отпустили бы ее, если бы беду чувствовали.
– Наш орбитальный, – киваю я Ладе на отобус с яркой синей полосой.
– Точно, – улыбается она, прижимаясь ко мне. – Иногда боязно, но с тобой ничего не страшно.