Приключение

Эту сказку мы знаем. «Неизвестный вирус» – чуть ли не единственный метод отвадить Отверженных, так что вполне могут быть живые. Вот это и проверит наш десант. Помнится, в курсе Истории Человечества говорили именно о таких простых методах отвадить нехороших людей, так что все возможно.

– Отстрелить буй, – командует Витя. – Сообщение на буй – проводится спасательная операция.

– Выполнено, – сообщает разум «Марса». – Десант пошел.

Ребята транслируют нам в реальном времени, поэтому мы много чего видим. Явно побывавший в бою госпитальный звездолет повреждений не скрывает. Побитые люки, вырванная с мясом двигательная установка – и ничего больше. Одно понятно: не работает гравитатор, ибо картины плавающих по коридорам полуразорванных трупов…

– Галерею и медиков, срочно! – выкрикивает командир группы, демонстрируя нам свою находку – ряды замороженных тел в капсулах.

– Боевая тревога, – реагирует командир «Марса». – Квазиживым принять меры к эвакуации возможно живых.

– Галерея… – отзывается вахтенный офицер, начиная сложную работу по стыковке неуправляемого корабля к нам.

Тут я сейчас буду только мешать, поэтому молчу. Я уверена – десант выдернет и блок протокола, и вообще всю возможную информацию. Очень скоро мы будем знать, и кто там, и что произошло, а пока мне нужно запастись терпением.

– Опасность для жизни ребенка! – это уже посерьезнее боевой тревоги. Будто в ответ, все ускоряется, даже я в первый момент вскакиваю, но затем опускаюсь в кресло, ибо я там буду только мешать.

Безусловный сигнал тревоги, самый важный, самый приоритетный заставляет все аварийные группы работать в едином порыве. Опасность для жизни ребенка. Есть ли на свете что-то страшнее этого сигнала?

Взаимопонимание

Ша-а

Я просыпаюсь медленно, ведь мне снилась моя Хи-аш. Во сне она была со мной, говоря о том, что теперь все будет хорошо, а потом она меня гладила. И вот я открываю глаза, пытаясь понять, что изменилось. Что-то точно изменилось, но вот сразу определить этого я не могу.

Малышки еще спят, правда, скоро проснутся и они, тогда я вылижу их, и надо будет обязательно чем-то покормить. Надеюсь, самец и самочка все еще будут добрыми и голодать не придется. И вот теперь, подумав о них, я вдруг понимаю, что изменилось: мне не больно. Как будто сказочная еда или приснившаяся мне Хи-аш полностью избавили даже от старой боли. Желая проверить это, я поднимаю голову, осматриваясь.

Того, что я вижу, совсем не может быть, ведь на мне нет следов. Совсем никаких следов нет, как будто и не было никогда, при этом ничего не тянет, не колет, как будто я действительно умерла, возродившись в сказке, как Хи-аш говорила. А еще – рядом совсем такая же лежанка находится, и в ней самочка спит. Она лежит в позе полного доверия – открыв животик, а ее самец при этом защищает… У него поза такая – защитная.

– Проснулась? – негромко спрашивает меня ребристая штука. – Сейчас поесть хочешь или когда малышки проснутся?

И тут я дар речи теряю, потому что так со мной никто еще не обращался, даже Хи-аш. Чтобы кого-то интересовало мое мнение, да еще в вопросах питания… Невозможно! Но вот же оно, поэтому я усаживаюсь, задумавшись. Мне ответ надо сформулировать, а я не знаю, какой правильным будет. Вдруг самец делает жест такой, странный, но не угрожающий.

– Наверное, тебе одежда нужна, – говорит этот загадочный самец.

– А что такое «одежда»? – удивляюсь я, потому что такого слова не знаю.

И вот теперь он мне начинает рассказывать об этом самом слове. Ну то, что «одежда» покрывает меня, защищает и не разрешает побить или еще как-то больно сделать. Звучит совершенно сказочно, поэтому я только и могу что кивнуть.

Тут просыпается самочка, и я вдруг вижу, как именно самец к ней относится. Увидев, как он обращается со своей самочкой, я даже слов не могу найти, чтобы это описать. Как будто в его руках нечто настолько бесценное, что и рассказать об этом невозможно. Как будто она его котенок… И самочка отвечает ему такими эмоциями, что мне хочется просто плакать, ведь у меня такого никогда не будет.

И вот стоит мне так подумать, как самочка, имени которой я не запомнила, тянется ко мне, чтобы погладить. Но как будто этого мало, ее самец делает ровно то же самое. И они гладят меня промеж ушек так ласково, как будто они мои… близкие?

– Почему вы так делаете? – спрашиваю я, хотя спросить хочется что-то совсем другое.

– Потому что это ты, – немного непонятно отвечает мне она, и мне становится как-то тепло очень от ее ответа.

– Ваша штука стала лучше говорить, – говорю я, чтобы что-то сказать.

– Это потому, что другие «люди» помогли нам лучше тебя понимать, – объясняет мне самец.

Он еще рассказывает о том, что на этом «звездолете» есть еще похожие на них обоих существа, но они сюда не придут, чтобы не пугать ни меня, ни котят, и от этого рассказа я себя чувствую просто необыкновенно, ведь такого просто не может быть – для кого-то важно, чтобы я не пугалась!

Самочка встает, отходит куда-то в сторону, возвращаясь затем ко мне. Она протягивает мне что-то странное, выглядящее совершенно непривычно. Моя генетическая память молчит, поэтому я не знаю, что делать, а она вздыхает и снова меня гладит.

– Это называется «трусики», – произносит самочка. – Они тебя защищают спереди и сзади. Надевать их надо так…

Она натягивает странный покров мне на ноги и поднимает вверх до самого сочленения, действительно закрывая то самое место, которому делают больно злые надсмотрщики. Я уже хочу ее поблагодарить, но оказывается, что это не все. На меня очень бережно надевают еще один покров, защищающий тело вторым слоем. Это называется «платье». И я чувствую себя в безопасности, как никогда прежде. Ой, а малышки?

– А для малышек будут комбинезоны, – объясняет она мне, показывая две шкурки без головы. – Они позаботятся и о туалете.

Эту фразу я не понимаю, но она мне объясняет, и вот тут до меня доходит – шкурки будут малышек внутри себя вылизывать, а мне, выходит, только голова достанется для вылизывания. Значит, маленькая Си не будет плакать, если не почувствует или не успеет к ведру. Это… это просто сказочно!