Ошибка императора. Война

Переговоры неизбежно двигались в тупик. И тут Меншиков узнал, что турки часто встречаются с английским послом. Тогда, видя бесплодность своих споров, Меншиков стал советоваться с послом Рэдклифом.

И, о чудо!.. Дело сразу сдвинулось с мёртвой точки. Три посла – русский, французский и турецкий – встретились и, к немалому своему удивлению, а также к удивлению всех прочих, довольно быстро достигли соглашения по многим вопросам, связанным со святыми местами. И вскоре, что совсем удивительно для медлительных турок, султаном был подписан фирман, гарантирующий права православных в Османской империи. И уже совсем неожиданно турки издают конвенцию, согласно которой, в Иерусалиме выделяется место для строительства русской православной церкви и приюта для паломников. Россия вернула себе привилегии на Святой земле.

Однако вопрос о русском протекторате в отношении православных христиан на территории Турции, как того требовал Кючук-Кайнарджийский трактат, решён так и не был. И Меншиков решил посетить английского посла. Встреча произошла в доме англичанина.

Посланник императора выразил Рэдклифу благодарность за посредничество в переговорах с турками, заверил лорда в неизменной дружбе императора Николая с королевой Викторией, а также убедил, что две великие страны должны жить в мире и согласии.

Выслушивая дежурные слова благодарности русского посла, без присущей европейскому дипломатическому этикету изящности, лорд Рэдклиф в душе ликовал.

Английский посол прекрасно понимал, для каких целей пришёл к нему этот длинный, как жердь, сухопарый, с неприятным голосом старик, доверенное лицо самого императора Николая.

При упоминании Меншиковым имени своего императора английский посол, как того требует этикет, почтительно встал с кресла и даже вытащил изо рта свою неизменную сигару. Несколько смутившись, вслед за хозяином с кресла поднялся и Меншиков.

Когда русский посол закончил свою речь, лорд Рэдклиф многозначительно произнёс:

– Моя помощь, сэр, это знак уважения королевы Англии к вашему императору, что подчёркивает самые дружественные отношения между нашими странами.

Однако, господин посол, не обольщайтесь в отношении турок. Разве можно верить этим османам? Турция слаба, и позвольте дать вам совет: у вас есть все шансы требовать более весомых уступок от султана. Я имею в виду ваше полное влияние на христианскую паству в Порте.

И, видя немой вопрос русского посла, добавил:

– Нет-нет, сэр, не думаю, что Турция окажет вам серьёзное сопротивление. Ну а уж на случай конфликта между вами, не берусь, сударь, сказать о явной поддержке вашей страны, но Англия точно не выступит на стороне Турции.

Услышав эти слова, Меншиков успокоился. Но ему явно не понравилось слишком поспешное заверение англичанина в дружбе. Да и интонация коллеги какая-то льстивая…

«Слишком быстро, даже без моего нажима произнёс этот старый лис слова о дружбе. Странно… И голос его не просто льстивый, а какой-то чересчур бравурный… Вроде как мы уже воюем с турками, а он меня успокаивает. А может, показалось, придираюсь, наверное, к бриттам по-стариковски…»

Наговорив друг другу кучу комплиментов, послы попрощались. Уже входя в открытую слугой дверь, Меншиков неожиданно повернулся.

Заложив ногу на ногу, с сигарой во рту лорд Рэдклиф сидел в кресле. Как раз в этот момент он выпустил целую вереницу сочных колец и теперь с довольной улыбкой на лице смотрел вверх, внимательно следя за ними. А кольца медленно поднимались, и там, наверху, контуры их таяли, таяли…

Своего гостя Рэдклиф не видел.

Вид тающих колец навеял Меншикову неприятную ассоциацию. «Слова, что дым: выпустил и забыл… Поди, и с дружбой так будет…»

Меншиков хмыкнул и вышел из комнаты.

Собрав ближайших помощников в посольстве, Меншиков рассказал им о своей встрече с английским послом.

– Англичанин прав, ваша светлость, – высказался Озеров. – Прав Рэдклиф и в отношении нашего протектората над православными и недоверия туркам. Султан, ваша светлость, ранее уже подписывал подобные фирманы и конвенции, и они тут же нарушались чиновниками. Нам нужно добиться законодательного права покровительства нашего императора над православным населением Турции. Собственно, так же, как это уже сделано относительно покровительства Франции над католиками.

– Нонсенс!.. – ваша светлость. – Не пойдёт Диван на это… Сие право над многомиллионным православным населением будет явным вмешательством в их, турецкие, дела, – осторожно заметил один из помощников Озерова. – И понять турок можно.

Кивнув в сторону своего помощника, Озеров уже менее убеждённо произнёс:

– Понимаю, что это нонсенс. Зато было бы надёжнее! А по поводу заверения английского посла… я бы доверял им в последнюю очередь, ваша светлость.

Адмирал Корнилов и генерал Непокойчицкий поддержали Озерова в том, что доверять словам англичан не следует. А по поводу турок…

– Ну, турки… что турки, ваше высокопревосходительство, – сказал генерал. – Войска его величества готовы встретиться с любым неприятелем. Побьём окоянных, коль нужда в том будет.

– А коль англичане и французы объединятся да плюс турецкий флот?.. – вставил Меншиков.

– Будем биться до конца, ваше высокопревосходительство, – уклончиво ответил Корнилов. – Им что нужно? Севастополь. А с моря его не взять никому. Чего, правда, не могу гарантировать с суши.

Меншиков посмотрел на генерала, но по его лицу понял, что обнадёживающего ответа не получит. С тяжёлым вздохом Меншиков отпустил подчинённых. Князь задумался.

Светлейший понимал: государь не удовлетворится частичными уступками турок. Их несогласие по второму вопросу приведёт к обязательному обострению отношений с Россией…

«Однако в этом есть и свои плюсы, – размышлял Меншиков. – Чем не предлог для России занять Дунайские княжества, на что мне намекал государь. Но как на это посмотрит Англия, да и Франция, в конце концов… А Австрия и Пруссия?!.. Но в то же время обострение отношений с европейцами происходит не только из-за заботы императора о православных в Турции… Здесь что-то большее… О чём, видимо, знает только один государь», – терзался мыслями светлейший князь.

И Меншиков ответил Решид-паше самым решительным и холодным посланием, смысл которого: всё или ничего. И в качестве последней возможности спасти положение Меншиков дал туркам для ответа три дня.

Для большей наглядности своих серьёзных намерений светлейший князь вызвал Озерова и Аниканова и приказал им убрать со здания посольства российский флаг, запаковать документы, архив, вещи посольства в ящики и демонстративно перевезти их на борт «Громоносца».

Озеров тут же покинул кабинет князя, оставив военных наедине.

– Проследите, лейтенант, за погрузкой на борт корабля членов делегации.

– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство, – ответил адъютант, щёлкнув каблуками, однако не уходил.

Князь вопросительно посмотрел на Антона.

– Спуск флага, а тем более вывоз архивов и прочего, ваше высокопревосходительство, очень похоже на ультиматум, как я понимаю.

Седые брови князя резко взметнулись вверх.

– А если султан не ответит? Война?.. Позвольте, ваша светлость, просить вас о милости, которую вы уже мне обещали: направить меня по приходу в Севастополь на действующие корабли.

Меншиков удивился такой просьбе молодого офицера:

– Стало быть, адъютантом не хотите быть, Антон Дмитриевич? Что ж, похвально, весьма похвально.

Князь задумался. Нет, не о просьбе лейтенанта размышлял он. Впервые так явственно морской министр услышал слово «война». И к этому страшному слову причастен он, Меншиков.

Перед глазами поплыли картинки боя, взрывы, чёрный дым пожарищ, крики о помощи… И вереницы, вереницы медленно идущих измождённых солдат и матросов, все они смотрели на него осуждающим взглядом.

«Я сделал все, что мог! – пытался крикнуть им князь. – Не за себя, за братьев наших по вере спорил с басурманами».

Но звук застревал в горле. Солдаты его не слышали.

– Помоги, Господи! Внуши всем разум свой, не дай свершиться несправедливости, – прошептал Меншиков.

– Не понял вас, ваше высокопревосходительство, – несмело проговорил Антон.

Князь не ответил. Он с грустью взглянул на лейтенанта:

– Идите, лейтенант. Я прикажу адмиралу Корнилову выбрать вам место службы. Свободны!