Ошибка императора. Война

Перечисление кварталов – дело утомительное, и мы в целях экономии времени подробности топонимики и древнего уклада старинного города пропустим. Нас интересует пока один квартал – Топхане.

Пристань в Топхане – самая большая и многолюдная. Она представляет собой картину непрестанного движения, и здесь можно увидеть лица многих национальностей и костюмы разного цвета. И днём, и ночью на пристани и рядом с ней пришвартовываются легкие лодки и более крупные галиоты[42 - Небольшое средиземноморское судно парусно-гребного типа.], готовые в любую минуту пуститься на прогулку по принципу «куда прикажете». Их владельцы, суетливые и словоохотливые греки, степенные и важные турки, всегда спорят между собой за пассажиров, но, надо отдать должное, коль спор затягивается, спорщики прекращают распри и дают пассажиру возможность самостоятельно выбрать себе судно.

В перерывах между поездками, отвлекаясь только на совершение намаза, владельцы лодок часами пьют крепкий кофе, не менее крепкий чай и потягивают длинные трехаршинные жасминные чубуки; на пристани в это время витает дурманящий запах кофе, смешанный с тонким ароматом турецкого табака. Иногда в этот кофейно-табачный аромат вливается запах дыма от небольших мангалов, на которых жарят свежую, только что пойманную рыбу и креветки, реже – мясо баранины.

Над пристанью всегда стоит шум-гам и слышны выкрики зазывал. Константинополь многих засасывает в свои объятья…

Совсем недалеко от этой шумной пристани располагалось напоминающее дворец здание русского посольства.

«Громоносец» первым пошёл на швартовку. Не дойдя с полкабельтова, он дал длинный протяжный приветственный гудок.

Делегацию ждали. Толпа на пристани, а это в основном были греки, болгары, сербы, жившие в турецкой столице, заорала, замахала руками, с явным удовольствием приветствуя русский корабль.

Несколько поодаль от этой разношерстной толпы стояла группа из трёх турецких чиновников и, судя по халатам, не первой руки. Они не кричали и уж, конечно, не размахивали радостно руками.

С бака «Громоносца» на причал полетел линь. Портовые матросы потянули его и вытащили швартовый канат, который тут же закрепили на причальную тумбу.

Стоя на юте, Меншиков, Корнилов, Непокойчицкий и Озеров с удовольствием разглядывали ликующую толпу. Чуть поодаль от начальства, облокотившись на леер, стоял грек-переводчик.

Озеров с любопытством смотрел на берег, что ему редко приходилось делать, и параллельно докладывал светлейшему князю обстановку, царившую в последнее время в столице и во дворце султана.

Неожиданно он с удивлением произнёс:

– Однако, ваша светлость, ни верховного визиря, ни его министра по иностранным делам Фуада Эфенди, ни других важных лиц что-то не видно на причале. Странно… Договаривались же с Фуадом… Этот министр – личность опасная. Нас, русских, не любит, к французам тянется. Сильно будет мешать нам в переговорах. У них там, ваша светлость, в правительстве закулисная борьба между собой. Великий визирь Дамат Мехмед Али-паша держит сторону англичан, а Фуад Эфенди предпочитает, как я уже сказал, французов. Так что мы им как кость в горле, вот и не рады они нам.

Меншиков недовольно хмыкнул. Корнилов пробурчал:

– Турки, господа, много раз биты нами, им и без своих распрей не приходится радоваться нашему прибытию.

– Вот то-то же, Владимир Алексеевич. Поди, опять англичане руку приложили. Видимо, верховный визирь запретил Фуаду Эфенди встречать нас, иль ещё есть какая причина, – со злостью произнёс Озеров.

– Наверняка, – согласился адмирал.

С кормы подали второй канат, затем продольный шпринт. Судно медленно привалило к причалу. Бортовые кранцы погасили инерцию, корабль слегка вздрогнул и замер.

За кормой «Громоносца» пришвартовался «Грозный».

Забегая вперёд, хочется сказать, что жизнь обоих кораблей закончится в Севастополе в августе 1855 года. Почему?..

Севастополь совсем скоро подвергнется нападению неприятеля. Корабли Черноморского флота совершат последний подвиг: своими мачтами, выступающими из воды, они перекроют вход в главную бухту города.

Когда корабли уходили под воду, из их пустот наружу вырывался воздух, звук которого напоминал стоны обречённых на смерть людей. Жители города плакали на берегу, провожая их в последний путь. Но это будет позже…

А пока середина февраля 1853 года. Русскую делегацию во главе с князем Меншиковым встречают христиане, живущие в Турции. Радостные крики, улыбки, ликование…

Меншиков сошёл на берег. Его встречала пёстрая от разноцветья одежд ликующая толпа, которая издавала возгласы, очень похожие на русское «Ура!» Шум, крики… Казалось, сметая всё на своём пути, толпа вот-вот ринется к русскому послу. Однако турецкие полицейские зорко следили за порядком: где кулаком, где ногой они отгоняли от русской делегации особо рьяных встречающих.

Меншиков приветственно поднял руки вверх. То же сделали и остальные члены делегации.

Выбравшись, наконец, из толпы, делегация направилась в сторону русского посольства; все были возбуждены от неожиданно тёплой встречи простым народом.

Генерал Непокойчицкий шёл среди ликующих людей, гордо поглаживая свои усы. Он представлял, что идёт по плацу, а солдаты его корпуса встречают своего командующего после победы над врагом. Какой?.. Генерал не задумывался. Заодно он решил поинтересоваться у Озерова по поводу разноцветности одежды так бурно встречающих русскую делегацию людей. И дипломат пояснил:

– Здесь, в Турции, существует строгая цветная иерархия. Каждый не местный народ имеет свой цвет одежды: евреям положен голубой цвет; армянам – коричневый; грекам – черный. Эти цвета строго соблюдаются и в окраске обуви. Великой милостью считается разрешение султана, кому из этих народностей носить одежду жёлтого цвета.

– Бред какой-то… – пробурчал генерал.

Недалеко от командующего корпусом шёл лейтенант Аниканов. И его распирало от гордости, и он так же, как генерал, от удовольствия поглаживал свои аккуратные усики. И только Меншиков шагал с недовольным выражением лица, бормоча:

– Посла великой страны должны встречать первые лица.

Идущий рядом с князем Корнилов тоже недовольно высказался:

– Они тем самым выказывают неуважение к России, ваша светлость.

Ситуацию разъяснил Озеров:

– Здесь, господа, другое гостеприимство. У турок не принято, как у нас, русских, встречать гостей с хлебом и солью. Они боятся прежде всего обеспокоить гостя. Вот завтра, поверьте, ваше сиятельство, султан обязательно пришлёт к вам своего главного церемониймейстера с поздравлениями.

– Возможно… Однако, как у нас принято говорить, дорога ложка к обеду. Басурманы, что ещё сказать… – и, не стесняясь находившихся рядом турецких чиновников, светлейший князь в сердцах произнёс: – Я изучил нравы Востока. Уступки и разные там поблажки они принимают за слабость. Всё здесь переделаю по-своему…

Турецкий переводчик перевёл слова посла. Чиновники из свиты, как с той, так и с другой стороны, огорчённо вздохнули.

Озеров не ошибся. Ближе к обеду следующего дня адъютант доложил князю о прибытии посланника от султана.

– Пусть ждет, неча баловать.

– Там ещё греческий патриарх со Святой Горы просит вашу светлость об аудиенции, не прикажете поначалу принять святого отца?

Присутствующий в кабинете светлейшего князя Александр Озеров порекомендовал Меншикову принять сначала патриарха:

– Осмелюсь высказать моё мнение, ваша светлость, афонские монахи с надеждою смотрят на нас, русских, защитников веры христианской. Весьма лестно будет для них, коль вы отдадите им предпочтение, прежде чем принять турецкого посланника. Уважить их, ваша светлость, надо бы.

Меншиков вопросительно посмотрел на Озерова и, не скрывая неприязни, произнёс:

– Я и наших-то монахов не шибко жалую, а эти, афонские, – интриганы и попрошайки. Там, поди, и русских-то иноков не осталось… Греки сплошные… Нет, не хочу их видеть. У нас с вами и без того дел по горло.

– Обидится архиепископ Синайский Константин, ваша светлость. Российским (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B8%D0%BC%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B8%D1%8F) интересам сей старец весьма способствует, пострадал даже за это.

Меншиков не ответил и, словно отгоняя назойливую муху, отмахнулся.

Адъютант удалился. Вздохнув, недовольно покачивая головой, вместе с ним вышел и Озеров. Неудобную ситуацию надо было как-то решать.

Продержав турецкого посланника около часа, Меншиков наконец-то принял его, предварительно позвав переводчика.

Благообразного вида, среднего роста, в тюрбане и в халате, по-восточному расписанном серебряной нитью, посланник произвёл на русского посла благоприятное впечатление. Александр Сергеевич даже пожалел, что заставил турка так долго ждать.

Почтительно поклонившись послу, церемониймейстер забормотал приветственные слова, и переводчик тут же их стал переводить. Причём суетливый и словоохотливый грек то ли нарочно, то ли по неопытности говорил слишком громко, заглушая турка, который поначалу косо поглядывал на драгомана[43 - Переводчик.], а затем, прервавшись, что-то ему со злостью сказал. Грек кивнул, начал говорить тише, но вскоре, увлёкшись своей важной ролью, опять повысил голос. Турок занервничал.