Аудиенция прошла сумбурно, не помогли даже витиеватые, в восточном духе, слова султанского посланника, сравнивающего русского царя и с солнцем, и с небом, и со львом…
Меншикова так и подмывало остановить этот поток лести и спросить у турка: а где же место самого султана, коль русский царь в их глазах обладает всеми этими достоинствами, а солнце и небо его крёстные? А турок всё не унимался…
Меншиков демонстративно зевнул. Устал от потока лести и грек. Восточная лесть – атрибут общения и ровным счётом ничего не значит: сегодня ты царь царей, а завтра – никто, голова твоя с высунутым языком будет торчать на заборе султанского дворца.
Наконец Меншикову все это надоело. Он резко сказал посланнику султана:
– А что-то я не вижу великого визиря, на крайний случай – его министра. Как его?.. – переспросил князь у Озерова.
– Фуад Эфенди, ваше высокопревосходительство.
– Вот-вот, его самого.
На бестактность русского посла, нарушающего дипломатический протокол, султанский церемониймейстер, по крайней мере, внешне, не обратил внимания. Сделав очередной поклон, он спокойно произнёс:
– Высокопочтимый Фуад Эфенди нижайше просит извинить его, но он не может прийти по причине своего плохого самочувствия. Он будет безмерно счастлив видеть вашу светлость у себя в любое удобное для вас время.
– Как может плохо чувствовать себя Эфенди, коль вчера я его видел в добром здравии? Он обещал встретить русского посланника, – насмешливо вставил Озеров.
Турок высоко вознёс кверху обе руки и загадочно ответил:
– Аллах велик, не нам, ничтожным, знать его планы.
– Аллах-то здесь при чём? Своим неуважением к русскому послу вы нанесли оскорбление России. Так и передайте это уважаемому великому визирю Мехмед Али-паше, – запальчиво произнёс Озеров.
Меншиков встрепенулся и требовательно произнёс:
– Передайте своему визирю, что я весьма недоволен сим обстоятельством и требую наказать министра.
В ответ на оскорбительное требование посла церемониймейстер поклонился, а затем, не поднимая головы, попятился к выходу. Аудиенция закончена.
Светлейший князь игнорировал министра иностранных дел Фуада Эфенди и демонстративно не стал наносить ему визит. Более того, даже приличествующее в таких случаях письменное извещение о своём прибытии и желании иметь аудиенцию у султана князь отказался посылать. Это был дипломатический скандал…
Наслышанный о недовольстве чрезвычайного посла России, великий визирь не преминул воспользоваться этим скандалом. Уже через пару дней случилось нечто небывалое: министр Фуад Эфенди, якобы оскорблённый оказанным ему невниманием, неожиданно самостоятельно подал в отставку.
Озеров так прокомментировал это событие Меншикову.
– Ваши слова не пустой звук для султана – уважает. Теперь у них новый министр – Рифаат-паша. Пора, видимо, договариваться с визирем о встрече, ваша светлость.
Спустя несколько дней Меншиков посетил великого визиря Дамат Мехмед Али-пашу.
Князь умышленно не сделал из своего посещения пышного события: повседневный мундир, сабля с потёртым темляком сбоку, неброская карета, запряжённая всего двумя лошадьми…
Сопровождали посла только Корнилов, Непокойчицкий, Озеров, грек-переводчик и адъютант Аниканов. Именно этого адъютанта князь специально взял с собой, чтобы тот передал своему покровителю, графу Нессельроде, весь разговор с визирем.
Визиря о визите предупредили заранее, но и здесь Меншиков не удержался и указал время прибытия «с утра до полудня».
– Ничего, пусть ждёт, – в ответ на немой вопрос Озерова пробурчал светлейший князь.
– Обидится, – уверенно заявил Озеров. – Мехмед Али женат на дочери султана Махмуда II, к тому же нет и полгода, как он стал великим визирем. Опыта у него маловато, боюсь, не поймёт подобное наше поведение. Протокол мы уже нарушили, не посетив Фуада, а тут опять оскорбление… Не перегибаем ли палку, ваша светлость?
– Переживёт… – отмахнулся Меншиков.
Визирь принял русского посла сидя, даже не привстал с подушек. Меншиков насупился.
– Так принято у мусульман-староверов, ваша светлость, не обижайтесь, – успел шепнуть Озеров. – Правоверные-староверы перед гяурами[44 - Презрительная кличка не мусульман.] не встают.
Дамат Мехмет Али расплылся в улыбке и очень почтительно произнёс:
– Хош гельдин.
Грек тут же перевёл:
– Добро пожаловать.
Переговоры прошли без особых трений, договорились о составе делегации, о перечне вопросов, которые необходимо было обсудить, но вот о дате визита долго спорили. Меншиков хотел, как и с визитом визиря, появиться во дворце, не предупреждая о своём визите. Мехмету Али пришлось долго уговаривать русского посла не делать этого. На предложения русского посла больше похожие на требования, визирь терпеливо твердил:
– Так не принято у нас, уважаемый паша, великопочтимый султан должен знать о визите гостей заранее.
В конце концов, светлейший князь согласился, но наотрез отказался при входе в тронный зал поклониться султану.
Визирь тяжело вздохнул, хотел было уже недовольно произнести, что встреча в таком случае отменяется, но неожиданно, загадочно улыбнувшись, согласился с требованием посла.
Меншиков победно посмотрел на Озерова: знай, мол, наших! Дату встречи согласовали быстро.
В начале марта, в оговоренный день, Меншиков направился к дворцу султана. Было ветрено и прохладно. Над городом плыли рваные облака. Солнце урывками показывалось посреди туч. Наступал час полудня.
Недалеко от дворца в небольшом уютном заливе, покачиваясь на волнах, в окружении дворцовых лодок, сверкая позолоченными деталями рангоута, стоял парадный с красивыми обводами, видимо, султанский галиот. Совсем недалеко от главных ворот высился огромный фонтан мавританской архитектуры, за ним – дворцовая набережная и мощные, но одряхлевшие от времени стены Константинополя.
Турецкие вельможи, встречающие делегацию у главного входа, монументальной арки с двумя высокими башенками по бокам, несмотря на тёплые халаты, продрогли.
Они недовольно прохаживались вдоль высокой стены, почти не общаясь между собой, и каждый что-то тихо бормотал себе под нос. Русская делегация запаздывала, и сильно.
Но вот послышался цокот большого количества копыт по булыжной мостовой. «Русские?!..» – с облегчением вздохнули турецкие сановники.
Чтобы придать большую значимость своему визиту, светлейший князь прибыл в сераль[45 - Дворец султана.], прихватив с собой почти всю, прямо скажем, немаленькую делегацию. Более десятка карет запрудили пространство перед аркой дворцового входа.
Едва Меншиков покинул карету, как турки почтительно склонили перед русским послом головы. Выслушав положенные в таких случаях приветствия, делегация вошла на обширную территорию дворцового комплекса, направляясь в сторону зала Дивана. В это время муэдзины со всех минаретов заунывным напевом стали созывать правоверных к полуденной молитве.
Как по команде, турки опустились на колени. Намаз – дело святое. Русская делегация скромно отошла в сторону и терпеливо ожидала, пока правоверные закончат общение с Аллахом.
Через некоторое время Меншиков и сопровождавшие его адмирал Корнилов, генерал Непокойчицкий, Озеров, адъютант Аникеев и переводчик-грек подошли к дверям зала Дивана. Повсюду горели свечи, аромат которых приятно щекотал ноздри.
Остальные члены делегации вместе с турецкими министрами разбились на кучки и о чём-то стали беседовать. По крайней мере, они оживлённо жестикулировали руками, похлопывали друг друга по плечам и вежливо улыбались.
Двое слуг торжественно открыли дверь, ведущую в тронный зал султана. Напротив двери, у противоположной стены зала, в окружении нескольких ближайших сановников был виден сам султан – Абдул Меджид I, восседавший на троне.
Князь в недоумении остановился. Дверь была настолько низкой, что войти высокому человеку вовнутрь и при этом не согнуться, то есть поклониться, было невозможно.