Al Azif. Книги I-III

– Да. Как живого.

– Да он и есть живой, скорее всего. Пойдём со мной.

Краузе накинула кардиган, сменила домашние тапочки на более основательные тапки, и почти вытолкала меня на площадку. Я пытался выяснить, куда мы идём, пока она запирала дверь, но она просто начала бодро карабкаться вверх по ступенькам. Я отправился за ней, и так мы добрались до вершины подъезда страданий – пятого этажа, где Анна Фёдоровна, без лишних прелюдий, начала долбиться в дверь одной из квартир. Я был несколько шокирован происходящим, засыпая её вопросами, но тут она начала звать жильца апартаментов, которого она выбрала для атаки.

– Василич! Василич! Ну-ка открывай!

После серии ударов, дверь открылась, и к нам выше уже знакомый мне пожилой мужчина вида чуть озлобившегося, чуть удивлённого, и местами даже, пожалуй, испуганного.

– Ну? Чего вам? У меня есть свои дела. Может, я сплю. Чего долбитесь?

Надо заметить, что говорил он весьма странно и несколько косноязычно. Анна не особо обратила внимание на его недовольство, повернулась ко мне и ткнула пальцев на его седую голову.

– Сейчас так и не скажешь, но Артём-то у нас раньше был рыжий-рыжий. Вот его ты и видел, – она повернулась к Василичу, который кутался в свою телогрейку, – Уже третий мне толкует, что ты забрал какую-то книжку возле дома, что в ней? Не отвертишься больше!

– Ну, забрал. Ну и что? Она мне всё объяснила! Я больше не обижаюсь!

– Кто… она? – Краузе шагнула чуть назад.

Артём Васильевич повернулся ко мне и посмотрел своим мёртвым и безумным взглядом в мои глаза. Я не смог разорвать этот зрительный контакт, вызывающий дрожь в коленях, будто в том сне.

– Ты её видел, малец. Дневник она забрала. Но ты попроси её. Она тебе даст… почитать, – он засмеялся – Скажи «Мария-Мария, дай дневник», и она даст, – и на этих словах он захлопнул дверь.

Мы спускались вниз, и я пытался что-то выяснить у растерянной Краузе, но она лишь пожимала плечами, и говорила, что пока сложно делать какие-то выводы. Мне снова была дана доза галлюциногенного чая и указание – заварить лишь третью часть на стакан, а остальное приберечь до лучших или худших времён. С этими знаниями я зашёл к себе в квартиру, закрыл дверь и сел в полном смятении на пол коридора. Было, разумеется, великое искушение лечь спать в тот же момент, напившись сомнительного настоя, но я вспомнил, что требовалась темнота и тишина, так что я реши скоротать день в дополнении статьи, записи новых видео и уборке. Видео, надо сказать, набирали популярность, хотя хостинг явно морозился с премодерацией. Так я добрался до позднего вечера, и моё терпение кончилось. Я задвинул окно шкафом, предварительно завесив его одеялом, выключил компьютер, плотно закрыл дверь на кухню, для блокирования гула от холодильника, напился мутной травянистой жижи и лёг в кровать. Начались уже знакомые эффекты, пусть и менее агрессивного свойства, и вот я стою в подъезде. Он свежее, чем я его знаю, многие двери всё ещё деревянные, играет музыка, но всю эту идиллию нарушает омерзительный запах и пятна крови на лестничной клетке. А затем я услышал рык, откуда-то сверху, и начал подниматься на звук. Звук шёл из моей квартиры, и я шагнул внутрь, попав после во что-то среднее между пещерой и сюрреалистическим нагромождением элементов моего быта. На сей раз я не видел никаких потусторонних богомерзких созданий. Я чувствовал зло прямо в воздухе, но оно не вселяло чувство опасности, а скорее… безысходности? По полу струилась дымка, однако на сей раз она не была обитаема. Я произнёс фразу, которую порекомендовал использовать для этого случая Василич, и в комнате стало темнее. Я произнёс фразу громче, и что-то заклокотало. Я произнёс фразу третий раз, и мощная сила выбросила меня из окна, которое наяву я так усердно закрывал, дабы не увидеть свет. Но меня не постигли смерть или увечья от падения, ибо я условно перевоплотился в Артёма Васильевича, и теперь в моих руках была тетрадь, которую когда-то подбирал и он. Я побежал напрямик через кусты, через какие-то детские площадки, я сам не знал – куда и зачем бегу, я это не контролировал. Всё закружилось. Удар. Болезненный на сей раз. Я открыл глаза и увидел пол моей комнаты. Мои ноги были замотаны в пропотевшие простыни, а из носа, видимо, текла кровь, которая уже засохла. Проснувшись окончательно, я понял, что закостеневшими руками, изо всех сил, прижимаю к себе тетрадку из сна.

Прежде, чем беспокоить Анну, я решил самому изучить находку. Я даже думал записать видео о том, как я привнёс толику мира сновидческого в реальность, но решил, что это звучит излишне безумно. В тот момент, я так же вспомнил слова Краузе, что я уже третий, кто добрался до сна с тетрадкой, но саму её, похоже, я получил первым. А остальные? Их хотя бы нашли?

Найденная тетрадь и правда была подписана некой Марией К., которая жила в пригороде неподалёку, но название посёлка было зачёркнуто и исправлено на город. Первые записи были, большей частью, связаны с рецептами всяких пирогов и запеканок. Потом страница была исписана рассказом, как сгорел дом Марии, как при пожаре погиб скот, и она не смогла найти собаку, убежавшую от огня в лес. Далее было описано, что пока чиновники занимались проблемой Марии, она жила у знакомых в маленькой комнате и следила за их детьми. Так продолжалось длительное время, пока к ней не пришли люди, обозначившие, что они из администрации и не посадили её в машину и повезли в город. Там, в городе, Марию заселили в наш дом, где она мало с кем общалась, но точно имела контакты с Артёмом Васильевичем, о чём последний, разумеется, умалчивал. Марии пообещали, что её проживание в нашем доме будет временным, и очевидно временное стало длительным. Она жаловалась на холод, ветер в помещении и плохую проводку. Там у неё начало портиться здоровье. Если верить написанному, она жаловалась на это и в какие-то инстанции, но со временем почти перестала ходить, а судя по почерку ей даже писать было тяжко – некоторые записи были совсем неразборчивы. Лучше бы так и оставалось. Я бы не прочитал пугающих строчек о том, как к автору дневника перестал ходить соцработник, как ей отключили свет, и как в один прекрасный день она не смогла выйти из помещения. Она писала, что зовёт о помощи, но её голос слишком слаб, что единственным источником света является щель в стене, что к ней приходят ОНИ. Ещё несколько записей были набором слов, но после всё снова пришло в норму, разве что кардинально изменился почерк. Буквы стали ровным и абсолютно печатными. В последней части дневника, Мария писала пугающие вещи, в которые было невозможно поверить и принять тому, кто не видел их собственными глазами.

Отдышавшись и придя в себя после прочитанного, я попытался достучаться до Василича, который мне, разумеется, не открыл, хотя что-то кричал из недр квартиры. В итоге, я побежал вниз к Анне. Она была дома, увидела меня и первым делом сообщила, что за ту ночь погибло трое. Я показал ей тетрадь и без приглашения вошёл в квартиру. Мы сели за её круглый стол, она изучила дневник от корки до корки и подняла на меня мертвенно-бледное лицо.

– Ну, и что думаешь?

– У меня есть непонимание. Смотрите.

Я открыл ей дневник на той записи, которая меня зацепила.

– Видите, вот здесь.

– Теперь непонимание у меня.

– Она пишет, что живёт над Артёмом Васильевичем.

– И что?

– В доме пять этажей.

– Там раньше были техниче… – она посмотрела на меня с ещё большим ужасом, – Ты хочешь сказать, что она ещё там?

Я пожал плечами, развёл руками и прибег к максимальной мимике, показывающей, что я не разбираюсь во внутренних делах этого дома, которые произошли давным-давно. Анна Фёдоровна же, помедлив секунду, начала куда-то усиленно звонить, затем убежала, бросив меня в своей квартире, а вернулась уже с участковым. Следом прибыло больше людей в форме, и они долго что-то обсуждали. Даже вытащили Василича из его квартиры, что-то у него выпытывая. Затем появилась стремянка, лом, и несколько мужчин в форме более строительного характера. Они начали вскрывать потолок над площадкой пятого этажа, и, о ужас, там обнаружился квадратный проход, куда, видимо, раньше вели вполне обычные ступеньки. А чуть позже на свет была извлечена маленькая иссохшая мумия.

Я буду утверждать всю свою жизнь – я видел у неё лишние пальцы и какие-то странные детали на черепе, которых не должно было быть. Она пыталась спастись при помощи людей, но натолкнулась на, скорее всего, трусость. Она нашла для себя другой выход – тех, кто грелся у костра в чёрном городе. Теперь я знаю их имена, как называется тот город, но я бы дорого дал, чтоб больше его не видеть. Моя душа или мой разум – я не знаю – теперь каждую ночь греет изменившиеся руки у костра, слушая ужасающие литании под светом абсолютного зла. А тело моё оказалось там, где оказалось, потому что… Потому что сомнительные травяные смеси – это не очень хорошо. Потому что финал истории как-то отразился на мне. Потому что однажды ночью, когда я по счастливой случайности был не дома, пропали буквально все люди и животные из моего подъезда, дабы больше никогда не найтись ни в каком виде (тогда же исчез и дневник). Или почему-то ещё? На этот вопрос у меня нет ответа. Как и нет ответа у полиции, что стало причиной смерти нескольких человек в родном посёлке Марии К., чьи тела были найдены полностью высушенными.

Цветы

В тот день, когда всё произошло, бар уже закрывался. В своё время, когда именно я мешал в нём коктейли и наливал воду жизни, работа бы продолжалась до упаду, пока голуби не начнут отключаться на лету от алкогольных паров, идущих с вытяжки, и падать на крыши припаркованных доджей. Но теперь здесь новое руководство, новое название, новый бармен, а я зарабатываю себе на страховку и гамбургер, как могу, в сложившейся ситуации. Нет-нет, меня не сократила злая корпорация. Мои глаза оказались наибольшим злом, вынудив меня мыть полы и протирать стойку, да и то не без помощи очков. Через стекляшки в оправе я наблюдал, как расширилось помещение, как сменилась публика, как появились танцовщицы. Лица этой публики и этих танцовщиц были для меня одинаковы, по причине размытия, так что в них я видел одного весёлого выпивоху во множестве исполнений, да одну смазливую девчонку в виниле, которая крутится возле шеста, столь же размноженную на 3D-копире.

В тот день, когда всё произошло, я уже почти закончил уборку, оставив напоследок самое сладкое – загаженный по самые уши туалет. Возможно, не забудь я запереть тогда дверь, то не случилась бы в моей жизни та странная и пугающая ночь. Конечно же, такой опыт я могу назвать неповторимым, непередаваемым и особенным, но я всё же надеюсь, что мой склероз поможет его забыть. Как я забыл запереть дверь. Я уже шёл к туалетам, как вдруг раздался скрип изношенных петель – а я давно говорил, что их нужно поменять – и в бар кто-то вошёл.

– Мистер Свенсон, – начал я, решив, что владелец пришёл под ночь, как он иногда делает, что проверить свою вотчину, – Не пните ведро, оно где-то там, возле входа.

– Спасибо за заботу, – услышал я незнакомый и очень низкий голос.

Я поднял глаза на вошедшего. Плащ, перчатки, шляпа. Мистер Нуарный Детектив зашёл выпить в наш бар. Из образа выбивался только рюкзак.

– Сожалею, но мы закрыты. Уже поздно. Вы же видели, что буквы горят «закрыто», а не наоборот?

Незнакомец не отвечал. Он, двигаясь меж столами слегка роботизированно, направлялся к стойке. Я же, прихрамывая на левую ногу, направлялся к тревожной кнопке и ремингтону. Ничего не произошло, и он просто сел за стойку, опустив глаза вниз. Большая часть света была уже выключена, и я совсем не видел его лица.

– Сэр… мистер… товарищ! Я тебе ещё раз говорю, свали. Мы закрыты. Мне придётся вызвать копов.

– Ты бы лучше налил мне выпить.

– Что?

– Налей мне выпить. Что у вас есть? Что у вас бывает? Виски? Налей мне.

– Приходи в рабочее время.

– Или ты уже совсем не можешь ничего, старик? Я могу налить сам, но тебе, я полагаю, нравится наливать алкоголь посетителям.

– Когда-то я этим занимался, ты прав.

– У тебя есть шанс. Я заплачу наличными и дам сверху. У меня есть деньги, – рука в чёрной перчатке пошелестела кэшем прямо у меня перед носом, и я, скосив глаза до треска в затылке, успел разглядеть там пару-тройку сотенных, – Можешь не переживать, старик. Как тебя зовут?

Я тогда решил, что он какой-то иностранец и даже предположил, что угадал с «товарищем».

– Называй меня, Джимом. Меня все так называют.

– Но ведь это не твоё имя, я же знаю.

Я налил ему виски и подал бокал.

– Армейское прозвище.

– Да-да, потому что у твоего друга был этот шрам на щеке, а звали его Уильямом.

– Что? Откуда ты?..