Al Azif. Книги I-III

Я позавтракал, включил телевизор. Вытащил пиво из холодильника и завалился на диван. На телефоне были какие-то сообщения, но мне было лень слушать, да и голова всё равно не восприняла бы информацию. Я допивал пиво, медленно засыпая под музыку Бадаламенти. Кажется, показывали «Секретаршу». Я попытался уловить, что происходит на экране, как вдруг все звуки куда-то исчезли, а за окном стало темно, будто наступила ночь. Я подскочил с дивана, думая, что уснул, не заметил, как прошёл день, и пора идти на работу, но что-то было не так. Мобильный телефон не работал, а часы показывали время, в которое я ещё был на улице. Телевизор транслировал белый шум, но звука не было. У меня было ощущение, что его вообще не было, как явления. Я попробовал что-то сказать, и, хоть я себя и услышал, мой голос показался чем-то инородным даже мне. Я выглянул в окно, и понял, что там ничего не было до самого горизонта – просто бесконечное полотно грунта, а небо было затянуто непроглядной тьмой без единой звезды. Внезапно, телевизор ожил и, зашипев, выдал расплывчатое чёрно-белое изображение диктора, который что-то говорил про убежища, но детальнее было очень сложно понять. Как бы то ни было, а я начал собираться в убежище, хоть и плохо представлял, куда идти, если вокруг чистое поле, которое как-то образовалось за одну ночь. Ни воронок, ни выжженных руин. Вдруг откуда-то полился грязно-жёлтый свет, будто зажглись фонари. Я снова выглянул в окно, и увидел, как из-за горизонта выплывает крупный летающий объект. Он был достаточно далеко, и я не мог понять, что он есть такое, будучи ослеплённым свечением, которое они не то испускал, не то как-то провоцировал, потому что я не мог обнаружить местонахождение источника. Свет лился будто из воздуха. Затем я увидел, что ещё несколько таких же чёрных туч взмыли в воздух, но уже более далеко. Воздух заполнялся криками, и я не сомневался, что кричали толпы людей где-то внизу. Становилось страшно, и, если честно, то паника подталкивала к тому, чтоб тоже начать кричать, но всё моё внимание приковала метаморфоза чёрных шаров. На каждом появилась ярко-красная точка, выпускающая что-то вроде лазерного красного луча, который хорошо просматривался в пыльном воздухе. Дополнительная подсветка позволила мне увидеть, что поверхность шаров шевелилась, и я готов был поклясться, что это были щупальца. А когда их «глаза» оказались все направлены в одну точку, то шевелиться начал пол у меня под ногами. Началось землетрясение, человеческие крики усилились, но их стало плохо слышно из-за шума разрушающихся конструкций и журчания воды, как если бы на меня хлынул целый водопад из неё и унёс прочь.

Я открыл глаза. Я лежал на полу, опрокинув прикроватный столик и пролив на себя пиво. Меня тошнило, а голова болела, не то от падения, не то от скачущего давления. Я поднялся на ноги, и комната начала качаться, но теперь только в моей голове. За окном был всё тот же город, что и всегда, и я даже видел старую лавчонку по продаже матрасов, ныне закрытую. Телевизор тоже, в принципе, продолжал исправно работать, показывая что-то про приготовление модной еды, типа авокадо в соусе из тофу. Странные сны не были причиной пропуска работы, так что я поспешил привести себя в порядок, наделать бутербродов, налить чай в термос и покинуть жилище. Более я туда не возвращался.

После закрытия входных дверей, я сразу же откопал дневник, и продолжил чтение. Больно хотелось дойти до конца, ибо описываемые события меня захватили. В голове до сих пор стоял этот шум воды из сна. Это ведь был тот самый звук, что я слышал в подвале.

21 мая. Грэм откуда-то притащил ключик. Сказал, что нашёл во время обхода в коробке из-под консервов в подвале. Предложил прицепить его на связку, но связка – это рабочий инструмент, своего рода, так что я не позволил. Радует, что он почему-то меня слушался. Может быть, из-за разницы в возрасте. Шум воды на нижних этажах усилился. Техники повесили новые камеры, но уборщики так и не приехали. Начальство в курсе. Если их устраивает, то и меня, в принципе. Грэма вообще всё устраивает в этой жизни, как мне кажется. Он всё чуднее с каждым днём.

Мне быстро стало понятно, что открывал этот ключ. Очевидно, что его кто-то нашёл ещё раньше – кто-то, кто здесь работал. Он спрятал ключ, или потерял. Я понадеялся, что дальнейший текст позволит мне понять место, в которое Грэм определил находку. Оказалось, что всё несколько сложнее.

22 мая. Грэм пропал. Ушёл на обход и пропал. Я обнаружил, что вскрыт восточный лифт. Вскрыт и обесточен. Люк тоже открыт. Допускаю, что он спустился вниз. Позвонил начальству и в полицию. Запросил помощь. Я не знаю, что там внизу. Вероятно, спуск может быть опасен. У меня нет оборудования.

23 мая. Вчера мне никто не помог. Сегодня ситуация тоже не изменилась. Мне сказали, что можно доработать и без Грэма. Никому нет дела. Но я слышу его. Там. Внизу.

Я дочитал до конца, и я понял, что выбора у меня не много. Фрэнк взял смартфон в последний день, и отправился вниз – на поиски напарника. Камер в той части здания не было, и он хотел видео-фиксации, что они ничего не украли и не разбили, а заодно запечатлеть неадекватное состояние Грэма. Фрэнк боялся, что напарник, под воздействием психотропов, упал в шахту, и теперь умирает там внизу, от ранений, никому не нужный. Путь Фрэнка был избран мной, Рубикон был перейдён. Смартфон, несколько инструментов из сумки, фонарик на случай, если телефон всё-таки испустит дух. Ключа у меня, конечно же, не было, ибо Фрэнк и Грэм унесли его с собой в безызвестность. Но у меня был ломик и молоток, а дверца в полу не была из тех сейфов, что выдерживают прямое попадание из гранатомёта. Я быстро управился, и пополз вниз. Разумеется, было бы целесообразно так же обесточить лифтовую кабину, но, если мои опасения были верны, то она могла упасть мне на голову без энергии.

Вниз я спустился без эксцессов. Чтоб мне было легко и удобно, я скинул инструменты вниз, а телефон поставил в нагрудный карман моего поло. Благо, я всегда недолюбливал широкую диагональ. Видавший виды смартфон без устали снимал грязные обшарпанные стены. Когда я спустился вниз, то обнаружил, что под ногами что-то вроде мягкой глины. Сумка с инструментами, при падении, оставила в податливой породе нехилую вмятину. Но это всё не представляло интереса. Я осмотрелся, на момент поиска дальнейших ходов. Слухи подтвердились – проход был замурован белым кирпичом, но сделано это было столь посредственно, что я смог выбить их маленьким молоточком.

Я вошёл в небольшое помещение, которое точно не было частью любого из подземных уровней. Очевидно, кто-то не очень хотел, чтоб в данную комнату попали посторонние. Как минимум, возникло бы много вопросов, ведь комната напоминала небольшое церковное помещение с рядами скамеек и алтарём. Я не обнаружил никаких христианских символов, либо иных, что были бы мне знакомы. Я прошёл к алтарю. Под ногами был какой-то мусор, и я видел две-три куколки из травы, листьев и, похоже, настоящих зубов, что напоминало обряды вуду, как это показывают в фильмах ужаса и передачах о путешествиях. Далее луч фонарика на телефоне выхватил купель, которая, как оказалось, была заполнена чем-то вроде крема для рук, и ещё одну дверь. Вернее, даже две, но вторая была завалена камнями, и на сей раз баррикада была основательной. Скорее всего, перекрытия сгнили.

Я прошёл в следующее помещение, где было 4 колонны, горы одежды и неидентифицируемого хлама по углам, а также смартфон, который валялся прямо посреди комнаты. Я подобрал его и проследовал далее, обнаружив, что на другой стороне комнаты есть дверь, к которой я и приблизился. Я не знаю, была ли она заперта. Думаю, что нет. С той стороны несло сыростью и веяло теплом, как из коллектора, и тогда я ещё наивно предположил, что именно там канализация здания и проложена. Вся дверь была покрыта слизью. И я слышал, как где-то за ней текла вода. Всё же, интуитивно поняв, что далее меня ждёт самое сладкое, я решил сосредоточиться на находке. Устройство было разряжено, так что я принял решение вернуться на пост охраны, подзарядиться, отсмотреть материал, и тогда уже делать выводы. Так что я покинул подвал, детально засняв комнату на свой смартфон.

Дальнейшие события я помню не совсем внятно. Я бежал. Я звонил в такси, я ехал в другой город, а потом опять ехал. Я даже не знаю, снял ли я входную дверь с сигнализации и в котором часу я покинул пост. Сейчас я сижу в месте, которое показалось мне максимально безопасным. Иногда кто-то стучит в мою дверь, иногда даже настойчиво, но у меня нет глазка, и я не хочу выяснять, кто и что от меня хочет. Человек, который предоставил мне это убежище, лично унёс всё, что я и Фрэнк засняли, в полицию, вместе с дневником. Не знаю, к чему это привело. Я не хочу туда возвращаться, и не хочу даже касаться информации о том месте. Я лишь знаю, что здание ещё стоит, хотя, в моём представлении, подобное богомерзкое место должно быть стёрто с лица Земли. Дальнейшие события были все в кашу, но видео то я запомнил на всю жизнь.

Я зарядил телефон Фрэнка, включил его увидел усатого седого мужчину и его жену. Оба примерно одного возраста. Далее я зашёл в папку с видео, где, краснея начал перебирать различные домашние записи, пока не увидел нужное мне. Фрэнк дошёл до подземной церквушки, зашёл в следующее помещение, затем прошёл через него, снимая хлам по углам, как и я же. Он молчал, лишь громко сопел от напряжения, но кажется я слышал удалённые крики Грэма на записи. Та дверь… Она была открыта. Фрэнк потянул за ручку, перемазавшись в слизи, и вытер руку об штаны. За дверью были старые каменные ступени, ведущие вниз. Очень скользкие ступени и Фрэнк держался за лестницу, чтоб не сломать себе шею. Постепенно камень превратился в глину, из которой были сделаны уже и стены. Теперь уже точно – я слышал крики. Фрэнк их тоже слышал, весь спуск бормоча под нос, чтоб Грэм его ещё маленько подождал, пока тот кричал что-то нечленораздельное. Иногда просто выл. Это не было похоже на крики боли, но попахивало безумием. Фрэнк на тот момент уже периодически ругался, что проклятый наркоша и его с ума сведёт. Так, спустя некоторое время ковыляния по глине, Фрэнк добрался до самого конца. Его фонарик высветил Грэма, который, прихрамывая уходил куда-то вдаль. Фрэнк его звал, но тот не откликался.

Внезапно начало происходить нечто одновременно поразительное и омерзительное. Это абсолютно не стыковалось с моим миропониманием. Грэм просто упал и завыл от боли, будто поняв, что его нога повреждена. Фрэнк, видимо подумал схожим образом и побежал было на помощь, но тут увидел, что стенки тоннеля, где они оба оказались, пульсируют. Тоннель изгибался и заполнялся какой-то жижей и слизью. На видео чётко просматривалось, как глина отваливается от чего-то более мягкого, немного розоватого, и тут у Фрэнка сдали нервы, и он начал пятиться. Впрочем, он продолжал снимать, и я увидел, как Грэм покрывается чёрными пузырями, как шипит жидкость под ним и вокруг него, как он медленно растворялся в секрециях существа гигантских размеров. Кожа Грэма лопнула, мышцы таяли будто мыло. И Фрэнк побежал, теперь издавая нечленораздельные вопли уже самостоятельно. Где он теперь – вопрос, конечно, сложный. Не думаю, что он хочет, чтоб его нашли, если он жив, а разум не оставил его. Как не хочу и я. Я просто хочу знать, что подо мной нет тайных пор, гигантских пещер, что полны трупного яда Земли.

Наша служба

Мы часто можем слышать по радиорекламе, видеть по телевизору, и даже читать в интернете, что, мол, всем-всем-всем, строится жилой комплекс. Доступная цена, выгодные кредиты, чистые и светлые квартиры. Самое поганое в этом, когда слышишь про чистые и светлые квартиры. Мне всегда казалось, что этот эпитет надо запретить какой-нибудь конвенцией, ещё пока я жильё себе снимал. Во-первых, они были грязные и засранные. Во-вторых, можно подумать, кто-то скажет, что у него квартира плоха. Хвала высшим силам, мой батя успел в девяностых отхватить бесплатную квартирку, одним из последних попав в доипотечную эпоху. Он не нуждался в квартире, родители жили в отличной трёшке, в центре Москвы, которая, правда, сейчас уже не существует, но это отдельная тема. Сейчас я говорю о том, что молодой мент Владимир усадил свою пятую точку на табурет, который стоял в его собственной квартире, едва устроившись на работу. Да, это не было Москвой, но мне досталась отличная старушка годов восьмидесятых, вроде бы, а не коробка в огромном многоэтажном жилом комплексе с жильём для молодых семей. Районы огромных нео-хрущёвок на тысячи человек. С чистыми и светлыми, разумеется, квартирами. Клетушками. Ящиками. Бетонными макинтошами. Я бы никогда не касался новых муравьиных районов, да вот наступили «нулевые», и эти филиалы Ада начали множиться, закрывая потребность в жилье тем, у кого была потребность в деньгах, а уже не очень молодой, в силу работы, следователь Владимир ездил в это всё, окунаясь с головой в эстетику семейного счастья. Затем на горизонте замаячил 2010, и народ уже и вовсе свято верил, что поселиться в таких местах – отличный выбор.

Разумеется, большая часть моих историй, особенно никого не удивит. Разве что ребят, которые совсем уж обитают в тёплом и уютном мире социальных сетей, сильно удивляясь, когда их мажет по асфальту пьяный водитель, или, когда их прибивает вывеской, которую неправильно установили гастарбайтеры без квалификации. Порой прям умиляюсь с таких. Вернее, конечно не их, а кого-то в их поле видимости, ведь покойники не удивляются. Я пока всё ещё верю в подобное утверждение, даже несмотря на то, как покачнулась моя реальность, когда наступило моё последнее дело. Как в фильме про старого детектива, честное слово. Правда я ушёл, в итоге, заниматься бумажной работой, чтоб никак не касаться всей этой мерзости. Даже чисто случайность такую чтоб исключить. В некотором роде я повторил судьбу подростков из инстаграма, только на более макроуровне. Всё это абсолютно выходило за пределы человеческого понимания. Что поделать? Я привык к чернушной обыденности и ни к чему другому. Большая часть моих историй была бы в духе того, что гражданка А рассказывает «мы пили, а на утро он проснулся мёртвым». Вы всё это можете наблюдать в обычных новостях, а мои инсайды, делающие историю более точной, никому бы ничего не дали. Мы приезжаем, а там стандартная мумия в подвале. Мы эксгумируем стандартный труп, чтоб поискать на нём весьма стандартные повреждения. Мы приезжаем, а в квартире, в чистой и светлой квартире для молодых семей, батарея из бутылок и женщина добивает мужа ножкой от советского шифоньера, который как-то втиснули в потолки на 2,7, мы приезжаем, потому что кто-то продал несуществующую шубу через интернет, арендуя себе хоум-офис в светлой и чистой. С сегодняшней колокольни, я могу плюнуть на потребность в разрушение рутины. Я хочу просто работать, а удивляться я буду сервису в Турции, во время отпуска. Стоило, наверно и раньше зарыться в бумажные сугробы, но судьба распорядилась иначе, сказав, что у неё для меня есть особые подарки.

Первым звонком стал первый звонок от него. Тихим ноябрьским вечером, когда обозначился первый морозец. Мы идентифицировали звонящего, как мужчину, хотя и оставили место для сомнений, так как голос был сильно искажён. Теперь я склонен думать, что изменение не было умышленным, но мы, всё же, угадали с половой принадлежностью. Не буду скрывать, пальцем в небо. Звонок поступил в дежурную часть, на место выехали сотрудники, залили лестничную клетку возле квартиры своими ужинами, а позже прибыл и я. Меня предупредили, что зрелище фееричное, но я, конечно, не ожидал подобного. Как сейчас помню свои холодеющие пальцы. Позже я прослушивал звонок, и он, будучи странным, как-то не предрасполагал к подобному.

– Алло. Я могу поговорить с кем-то о преступлении?

– Назовите себя. Фамилия, имя, о…

– Я могу поговорить с вами о преступлении?

– Можете. Вы совершили преступление?

Всё. Далее он просто назвал адрес, и пошли гудки. Никто не хотел туда ехать, ведь было так похоже на сомнительный прикол, но как-то совесть ребят замучила, и они отправились на проверку. Вот и я стою на входе в квартиру номер тридцать два, семнадцатиэтажного дома, в районе типа «Ипотечное Счастье», и вижу, как младший лейтенант Овценкевич отпаивается водичкой, сидя на ступеньках – с одной стороны от меня. Весь в остатках собственной еды и ужаса. С другой же – обозначился вход в Ад. Я вспомнил фильм «Горизонт Событий», вспомнил всякие кадры о войне, но чтоб увидеть такой фарш в бытовых условиях – это очень специфично. Я вошёл внутрь, натянув бахилы на туфли. Эксперты уже пытались там что-то соскоблить, но не совсем понимали – за что им хвататься. В квартире ж было ещё и тепло – управляющая коммунальная компания не зря ела хлеб, и всё это, видимо, изрядно постояло, так что простая подготовка не спасала от рвотных позывов. Это было действительно омерзительно. Наша служба и опасна, и трудна, так что пошёл внутрь, стараясь ничего не задеть, а то, что я пытался не задеть, было намазано буквально по всей площади квартиры. Мог бы я решить, что внутри что-то взорвалось? Конечно же. Если б были повреждения мебели, следы огня, выбитые стекла, но, если не считать табуретки, о которую споткнулся Овценкевич, когда отступал от невидимого неприятеля, убранство сохранилось под слоем крови и фарша из органов. Позже эксперты насчитают, что в квартире, на момент инцидента находилось пять человек, но я это и сам предположил, так как в зале было обнаружено пять стаканчиков, частично заполненных неким алкоголем. Погибшие сидели вокруг обычной коробки, в которой, на момент нашего прибытия, уже частично и находились. Один из экспертов высказал идею, что все пять жертв будто затянуло внутрь коробки, а потом распылило по стенам. Идея была интересной, но коробка всё ещё была обычным ящиком из гофрокартона, в которой перевозили посылки, поставляли товары в магазины, и прочее, и прочее. Никаких опознавательных знаков поверх я не увидел, и оставалось лишь ждать, что обнаружится на дне. Аккуратно-аккуратно, боком-боком, я выбрался из квартиры тридцать два, и, в сопровождении другого лейтенанта, кажется его фамилия была Левашов, отправился пообщаться с соседями. Некоторые из них, впрочем, уже повылезали из своих квартир, изрядно воняя на тему рвоты на лестничной клетке.

– Вот же наркоманы. Так и повадились сюда ходить, – причитала до того стереотипная бабка, что происходящее начинало напоминать российский сериал.

– А вы, стало быть, местная? – я показал ей своё удостоверение.

Увидя меня, она аж в улыбке расплылась.

– Ой, да наконец-то, наконец-то разгоните их поганую блат-хату, прости Господи. Видите, что делают. А убирать кто будет?

– Это вы про жителей тридцать второй?

– Да про них. Про них!

Несколько человек, слушающих наш разговор, закивали в тон бабкиной полемике. Семьи, их родители, какие-то помятые мужики. На весёлую молодёжь с плакатов они тянули едва ли. В воздухе стоял явный запах алкоголя и кошек. Где-то плакал ребёнок.

– Как к вам обращаться-то вообще можно?

– Инна Павловна я. Караева. Всю жизнь тут жила, все мы, – она повела рукой в сторону соседей, – А тут вселили значит, якобы, студентов. Только вот не студенты они.

Всю жизнь жила, говорит. Вот только дому, самое большее, лет пять.

– Так кто же они, по-вашему, Инна Павловна?

– Наркоманы. Постоянно тут собирались, песни пели, а потом я шприцы находила на лестничной площадке.

– А что за песни-то? Может обычная пьянка с гитарой, а шприцы вообще не их.

– Да как не их-то? Как не их?

Я понял, что бабкино мнение изрядно предвзятое, и отправился поговорить с мужчиной поодаль, который стоял и озадачено всматривался в дверной проём. Увидя меня, он несколько вздрогнул, но заговорил со мной первым.

– Пална права. Квартира была странная. Конечно же, она преувеличивает, но всё же… странная. Кто хозяин, не ясно. Всё через агентство. Риелторы, помню, пришли, привели этих ребят, их тогда трое было. Всё подписали, договорились, ушли. Я тогда домой шёл, как раз всё видел.

– А как давно они заехали?

– Ну… где-то год уже живут. Жили. Я, сам-то, из тридцать-третей, – он проводил взглядом эксперта, который побежал на улицу, не совладав с собой, – Слышал какие-то странные звуки. И да! Они пели. Но это не были застольные песни. Как-то… как-то странно было. А потом БАЦ. Хлопок такой, и всё стихло. Долго была тишина оттуда, но иногда кто-то будто бы стену карябал. Звук такой…

Он изобразил звук по известковой стене подъезда, осыпая ногтями побелку.

– Это вы вызвали сотрудников?

– Я хотел. Я уже думал, что вечером буду звонить. Пахло уж очень жутко. А потом вы приехали. Я аж удивился.

– Кто жил-то вообще? Как выглядели?

– Славянская внешность. Молодые. Два парня и девушка были, похожи на студентов, в самом деле. Потом к ним ещё двое пришло. Один был крупный такой, повзрослее. Второй… ну… тоже подросток. После этого они начали мало выходить наружу. Я их видел только рано-рано утром, они порой покупали продукты. Даже не знаю, чем они зарабатывали, чем квартиру оплачивали. Очень странно. А раньше вроде на работу ходили. Мне так показалось…

В квартире были найдены документы одного из парней и девушки. Соседи их опознали. Социальная изоляция молодых людей оказалась весьма объяснимой – они занимались разработкой каких-то приложений, но большего мы не смогли выяснить. Информации об их работодателях попросту не было, что давало возможность предположить работу на незарегистрированное, как ИП или ООО, частное лицо. Информацию мы смогли получить из социальных сетей, но она тоже была весьма посредственной, так как профили они вели неактивно, заходили редко, а переписки оказались практически пустыми. Со своей стороны, я высказал предположение, что ребята могли пользоваться какими-то иными сайтами и мессенджерами, кроме тех, что мы проверили, но таких деталей мы установить уже не смогли. Рабочие компьютеры в квартире были исключительно рабочими. Через родственников, мы так же смогли выйти на данные о третьем арендаторе, и вот тут было уже интереснее. У нас была фотография, были показания о имени и фамилии, был мобильный телефон, где было контактов пять-шесть, и из этого мы смогли получить имя отца покойного, а соответственно и контакты этого мужика, который очень удивился нашим историям. Так получилось, что его сын считался мёртвым, и батя даже похоронил его рядом с супругой. В эксгумации не было нужды, ибо мы нашли фотографии из морга, по которым жильца тридцать второй так же опознали. Мы так и не смогли найти что-либо толковое о крупном четвёртом, и его друге, который у нас шёл пятым. Анализ останков мало что дал, но вот в коробке обнаружили два из пяти целых черепов. В сущности, мы даже не могли точно сказать – какое количество арендаторов находилось в квартире на момент трагедии. От всего этого, голова начинала болеть, и оставалось за неё хвататься, как за спасительную соломинку, да и чтоб она не лопнула.

Мы не расслаблялись. С одной стороны, мы поступили очень непрофессионально, и нет нам оправдания – другие жильцы не должны были толпиться на месте преступления, и, разумеется, журналисты растащили новость. Радует, что фотографий у них не было. С другой, следующее уведомление мы получили не от таинственного анонима, а от вполне явной домохозяйки, на которую в один прекрасный день начали падать личинки. Дело происходило в такой же новой многоэтажке свежеиспечённого спального района, как в первый раз. На сей раз, мы уже были готовы. Овценкевич занялся загоном соседей в квартиру, мне доложили вовремя, опять же, и я смог приехать вместе с опергруппой, но, как оказалось, мы переволновались и перестраховались. Да ещё и случай был более внятным, чем в первый раз. Вторыми жертвами стали уже не арендаторы, а скорее те, кто часто к себе кого-то подселяет. Пожилая пара была найдена у себя в кровати, после того, как слесаря срезали их толстенную металлическую дверь. Даже не знаю, где они её взяли – мы будто брали сейф в тот день. Они будто бы чего-то боялись, но опасность пришла изнутри их собственной квартиры за номером сто шестнадцать, да так же внезапно и испарилась. Окна, кроме одной форточки, были заперты изнутри, двери, как я уже сказал, были также заперты. Мы обыскали всю квартиру, но мы не живём в мире американского пригорода, и на, примерно, сорока квадратах мог спрятаться разве что хомяк. Всё, что мы нашли – это два тела, на которых недоставало некоторого количества плоти, которая, в свою очередь, лежала в маленькой картонной коробке. Не было найдено ни посторонних отпечатков, ни орудия убийства. Абсолютное впечатление, что пожилая чета покромсала себя самостоятельно голыми руками, сложила всё в коробочку, да и легла помирать от потери крови, как ни в чём ни бывало. Зацепками был смартфон, на который мы попали без особых проблем, введя пароль 1234, и квитанция из риэлтерского агентства. Никаких договоров мы не нашли, но это было уже что-то. Пока спецы изучали смартфон и пробивали звонки, я решил отправиться к риелторам, но, в итоге, перенёс всё на следующий день, ведь, как мне сообщили, начальство отсутствовало в городе.

На следующий день, у меня так и не вышло встретиться с риелторами, что, вероятно, были связаны с обоими убийствами, ведь произошло третье. Пресса и блоггеры просто жрали нас с потрохами, и уже растекались мыслью, что в городе орудует маньяк, а нас радовало лишь одно – у них не было толком ни фото, ни видео. Только слова, слухи и паника. Публике этого, в принципе, хватало. Нам сыпали звонками на тему плохого запаха от соседей. Начинался великий рейд по бомжатникам, одиноким пенсионерам, квартирам с тысячей кошек и наркопритонам. События развивались стремительно и именно из притона пришла весточка, которая изменила мои планы с утра пораньше. Машина завелась не с первого раза, чего за ней ранее не наблюдалось. Я тоже не хотел туда ехать. Да ещё и утро выдалось богатым на пробки, и в очередном из заторов я начал вспоминать свой сон, развязавший войну с разумом где-то на дальних фронтах подсознания ближе к утру.

Коробка. Весь сон некоторое время концентрировался на большой коробке, скованной цепями, и с замком с левой стороны. Затем видение поменялось, и я попал в какой-то чёрное пространство, где напротив меня в воздухе летало нечто с кучей щупалец. С трудом повернув голову, я увидел, что слева передвигалось подобное же существо. Иногда они будто стреляли друг в друга ярко-жёлтыми лучами, или же луч просто образовывался между ними, в тот момент вызывая явление некой музыки, вроде рекламного джингла, и приступ паники у меня. Темнота рассеялась, и вот я уже иду по площади, в месте, напоминающем улицы египетского города. Меня обгоняют, как я понял, карлики. Они все были с врождёнными внешними уродствами, и они все очень быстро спешили куда-то, кто, ковыляя или опираясь на костыли, кто бегом, словно атлет. Я не мог догнать ни тех, ни других. Да я и не хотел этого делать, ведь там впереди виднелось что-то огромное и мрачное, и оттуда веяло холодом. Мне стало холодно, и я проснулся. На улице была гроза, через открытое окно дул ветерок. Я мог спать ещё два-два с половиной часа, но в телефоне уже висело сообщение, что произошло очередное локальное безумие, с одним исключением – были живые.