Келпи. Завтрак на мосту

Они тут же кинулись, принесли воды, стерли с лица несчастного кровь и бережно поднесли плошку к его разбитым губам. Ларри сделал несколько жадных глотков.

– У тебя все лицо изуродовано, –  Гленн все еще не мог прийти в себя, увиденное внушало ему ужас… – И одного глаза нет…

– Это ничего, – буркнул Ларри, отодвигая плошку, – Я неплохо вижу и тем, что остался! То, что мне нужно – разглядеть смогу… Изумрудное кольцо я увижу… Главное сейчас не заснуть… Только не дайте мне заснуть!

Глава 3. Обманщик и вор

Гленн и Оуэн переглянусь – очевидно, несчастный страдалец помешался от боли! Что за бред он несет?

Тем временем башенные часы пробили полночь. Перепуганные узники продолжали сидеть молча, ожидая неведомо чего, не сводя глаз с изуродованного лица Ларри. Они боялись лорда МакИвира и его солдат. И боялись своего товарища, по груди которого по-прежнему бежали струйки крови. Боялись, несмотря на то, что он героически спас Оуэна, рискуя собой. Он не смотрел на них и ничего не говорил.

Каждая секунда тянулась для этой троицы медленно, ползла, словно долгое, мрачное столетие, наполненное ужасом и безысходностью, а потом раздался еще удар. Час ночи. В замке воцарилась полная тишина. Гленн и Оуэн, измученные, наконец тоже уснули. А Ларри продолжал вглядываться в темноту теперь уже единственным глазом. Ладно, подумаешь, это всего лишь глаз. С ним и не такое случалось… Помнится, мать заточила его на год в гномьем подземелье без пищи… Вот это действительно было страшно. Главное, чтобы замысел теперь удался! И он сможет отомстить тем, кто это сделал! Ларри почувствовал, как снова закипела ненависть, черная половина его души пробудилась с полной силой и не давала уснуть. Страшно болела голова, во всем теле пульсировала кровь. Да еще этот чертов ошейник царапается и колет все время! Он поднял руки, вцепился в тяжелый железный обруч, напрягся – и, разорвав его пополам, швырнул в угол. Потер шею. Часы пробили два. Пора! Иначе будет поздно.

Ларри поднялся, подошел к спящим и бесцеремонно потряс трактирщика за плечо.

– Эй! Оуэн! Просыпайся! Давай же! Время пришло!

Тот со сна не мог понять, что произошло, меж тем Ларри растолкал Гленна – и теперь они оба смотрели на него с изумлением, в темноте почти ничего не было видно, лишь свет растущей луны, пробивающийся в окошко, освещал фигуру Ларри.

– Вставайте, – сиплым голосом сказал он. – Когда дверь откроется – бегите вниз по коридору, там колодец – это подземный ход, такие есть во всех здешних тюрьмах. Я знаю, бывал в этом замке прежде. Охранника возьму на себя. Возвращайтесь в свои дома, там вам больше ничто не будет грозить. Но помните, помните главное! Бегите как можно скорее! Вы слышали?! Как можно скорее! Потому что зло, что пойдет по вашим следам, будет куда страшнее МакИвира и его людей! Страшнее самой святой инквизиции. И от него не спастись! Вы слышали меня?!

Оуэн и Гленн растерянно переглянулись, очевидно, их сосед и правда в конец спятил! Наверное, тронулся рассудком от боли. О чем он говорит?! Между тем, не обращая на них внимания, Ларри направился к двери, вцепился в нее, потом надавил плечом, что было сил уперся в каменную кладку, чтобы увеличить силу нажима. Тяжелая, окованная железом дверь не поддавалась. О, чертовщина! Ничего не выходит! Он был слишком слаб сейчас!

– Помогите, живо! – крикнул он, повернув к ним перекошенное яростью лицо, – Быстрее, если хотите жить!

Гленн и Оуэн бросились к нему, больше опасаясь его безумного гнева, чем веря в удачу, – они уже поняли, что имеют дело с жестоким умалишенным и спорить с ним себе дороже, – все трое напряглись, изо всех сил надавив на дверь. Она не поддавалась. И тогда Ларри намеренно вспомнил лица тех, кого видел в подземном зале, предназначенном для казней и тайных убийств, – и волна неистовой ярости снова поднялась в душе, тьма окутала сознание, возрождая в нем сущность матери, – а в следующую секунду дверь с грохотом слетела с петель и упала наземь. Разбуженный шумом охранник не сразу понял, что происходит, а потом, опомнившись, бросился к ним, выхватывая на бегу оружие. Он успел даже с размаху насквозь проткнуть грудь неосторожно приблизившегося Ларри мечом, но тот, словно не заметив страшной раны, бросился вперед, мгновенно сломал противнику шею, испытав сиюминутное жгучее удовольствие, бросил бездыханное тело на пол темницы, после чего выдернул из груди лезвие и также отшвырнул прочь.

– Быстрее, к колодцу, – крикнул он.

Оуэн и Гленн опрометью помчались вслед за ним. Подбежав к колодцу, втроем, схватившись за гигантское железное кольцо, они с невероятным трудом, надрывая силы, сдвинули тяжелый круглый камень, похожий на мельничный жернов, закрывающий потайной ход. Под ним чернела мрачная дыра, ведущая в неизвестность.

– Путь свободен, – задыхаясь от усилий и проклиная свою теперешнюю слабость, которая совсем скоро обернется бешеной силой, Ларри вытер пот со лба. Как же этим людям повезло, что он так слаб сейчас, иначе он бы и их тоже… но нет, нельзя. Нужно потерпеть, сейчас нельзя!  Он сжал челюсти, пытаясь успокоиться и сохранить контроль, но это удавалось все хуже, – Уходите. Скорее!

В коридоре было светлее от факелов. Гленн с испугом оглянулся на мертвого охранника.

– Ты же пойдешь с нами? – торопливо спросил он. Ларри покачал головой.

– Ты должен уйти! – воскликнул трактирщик взволнованно. – Если они найдут тебя утром, они же убьют тебя!

– Они должны найти меня утром, обязательно должны! В том и была задумка, – мрачно усмехнулся Ларри, отчего его и так обезображенное, залитое кровью лицо сделалось еще страшнее, – Не теряйте времени! Я загляну в твой трактир позже, когда пройдет опасность. Посмотрю, все ли в порядке. Дочь твою я не трогал и не трону, не бойся.

Гленн медлил, снова обернулся на охранника.

– Он пронзил тебя мечом насквозь, но ты жив! – прошептал парень. – И где твой ошейник…

– Я его снял.

– Должно быть, рука, что ковала его, была не тверда, – также шепотом произнес Гленн. – Я кузнец, знаю это дело…

– На руке, что сковала его, было изумрудное кольцо моей бабки, – со злостью заметил Ларри.  – Воровать она весьма тверда. Но клянусь, я верну это кольцо! Сниму с проклятой руки!

Оуэн с сомнением покачал головой.

– Безумец! Их же там целая тьма, этих солдат да рыцарей… Как же ты снимешь кольцо с его руки?

– Зубами, –  ледяным тоном ответил Ларри. – А теперь уходите! И помните, бегите очень быстро!

Когда они почти спустились в тоннель, Оуэн обернулся.

– Ты сломал дверь, снял железный ошейник. Тебя пронзили мечом, но не смогли убить. У тебя было дорогое кольцо. Кто же ты?

– Я назову себя при следующей встрече.  – Ларри задыхался, только бы они поскорее ушли, – Сейчас не до того. Бегите, скорее!

Едва беглецы скрылись в тоннеле, Ларри снова привалил камень, чтобы вход оставался закрытым, и побрел в камеру, чувствуя, что силы его окончательно покинули. С огромным трудом он добрался до топчана и рухнул на солому, не чувствуя ног. Голова разламывалась, перед глазами, точнее, перед единственным теперь глазом – стояла сплошная тьма. Да, видела бы его сейчас Софи таким… Вряд ли бы он показался ей привлекательным мужчиной! Мысль о девушке вызвала лишь новую волну ненависти. Это из-за нее он подвергся мучениям! Сейчас он ненавидел всех: Оуэна, Гленна, МакИвира, Софи, сэра Дориана и, конечно же, свою мать. Больше всех – ее. Зачем она произвела его на свет! Почему удалила от себя, оставив на попечение короля келпи, которого он тоже ненавидит! Сегодня гнев помешал ему ответить на вопрос Оуэна. Ну, ничего, они еще встретятся после, когда все закончится. С трактирщиком и с Софи. А пока – ненависть нужна ему… ни на что больше сил все равно нет… И как же болит голова!

Рассвело, пропели петухи. В доме графа МакИвира пробудились слуги. Потом поднялся и сам граф, позавтракал, пребывая с утра в дурном расположении духа, а после вспомнил про непокорного пленника и решил продолжить допрос, а заодно заняться и трактирщиком. Настроение его сразу же улучшилось. Он незамедлительно послал сэра Дориана за жертвами и тот с готовностью помчался выполнять приказ, поблескивая зеленым изумрудом на пальце.

Каково же было изумление рыцаря, когда, войдя внутрь темницы, он увидел мертвого охранника, капли крови и лежащую на земле выбитую дверь! Да что здесь произошло?! Неужели, заключенные сбежали!

Еще больше он удивился, увидев, что в опустевшей камере остался человек – тот самый  Коннор, слуга ведьмы Флетт. Вероятно, он слишком слаб после вчерашнего допроса и не смог бежать с остальными, и это неудивительно! После всего, что с ним сделали, он, вероятно, не держится на ногах…  Но, как они открыли дверь? Как сняли ошейник с Коннора, который он сковал сам лично, сковал на совесть?! Все-таки, граф был прав, среди них был колдун! Или же – помогла ведьма! Что если это она приходила сюда?  Но почему не спасла своего слугу…

– Эй, ты! – окликнул он, наклоняясь к узнику. – Не помер еще?

Ларри с трудом открыл воспаленный глаз. Прямо перед его мокрым от пота, невероятно бледным лицом была рука, на указательном пальце которой красовалось зеленое кольцо бабушки Бригитты. Ларри был слишком слаб, чтобы пошевелиться или ответить, он лишь хрипло и прерывисто дышал, каждый вдох давался ему тяжело. Измученный, он снова закрыл глаза, чувствуя, как все сильнее пульсирует кровь, разрывая артерии, как плывут вокруг огненные круги. Еще немного. Осталось совсем чуть-чуть. Во всем теле пробуждалась непереносимая боль. Разрывались мышцы, ломались кости, каждая клетка меняла свою структуру.

Носок сапога одного из солдат ударил его в бок.

– Выносите его, продолжим, – мрачно сказал Дориан, выпрямляясь. – Он видимо слишком гордый, чтобы отвечать нам. Не боится, что отрежем ему язык! Тогда уж точно придется всегда молчать!

Руки мучителей потянулись к Ларри… и в это время белый туман, появившийся неведомо откуда, заполнил камеру.

– Что за чертовщина! – воскликнул Дориан удивленно, – Как есть колдовство! Тут нечисто! Хватайте его и убираемся отсюда, быстро!

Он сам протянул руки к стонавшей от боли, бившейся в судорогах жертве, скрытой туманом, но к его изумлению ладонь скользнула по какой-то студенистой массе, ничуть не похожей на кожу человека. Изумленный и даже напуганный Дориан сделал шаг назад.  Как есть колдовство и дьявольщина!

Туман наконец рассеялся. Перед сэром Дорианом и его спутниками стояло чудовище невероятного вида, вида столь омерзительного, что они бы никогда не смогли вообразить или описать подобного, ибо нет в человеческом языке слов, способных описать ужасного монстра. Но страшнее всего были его горящие от ярости налитые кровью глаза, в которых ясно читалось, что пощады не будет. В них мерцали голод и жажда. Он направился к солдатам. Отшвырнул двоих так, что они уже не поднялись, а потом приблизился к сэру Дориану. Тот мгновенно с неожиданной в его преклонном возрасте прытью выхватил меч и, что было сил, ударил монстра – такой страшный удар должен был рассечь чудовище надвое. Но меч отскочил от его белесого тела, а когтистая лапа почти ласково сжала руку противника. Клинок упал на каменный пол.

Глядя в побелевшее от ужаса лицо Дориана, чудовищный зверь медленно поднес руку с кольцом на указательном пальце к своей раскрытой пасти, утыканной тремя рядами длинных острых как лезвие бритвы клыков.

Через некоторое время Ларри вошел в неприступный прежде замок. Он крушил двери и стены, никто не мог укрыться от ярости чудовища, и лишь молоденького палача он оставил в живых, ограничившись тем, что провел по его плечу острыми когтями, отчего на теле парнишки остались глубокие следы, сохранившиеся до конца жизни. Много лет спустя тот рассказывал внукам, что следы эти остались ему на память о битве с шотландским монстром. Хотя битва состояла лишь в том, что он упал и пытался закрываться от чудовища руками, зажмурив глаза и оглушительно вопя.

К закату от замка не осталось камня на камне, темница сравнялась с землей, став последним приютом для нескольких пленников, что еще оставались там. Но голод монстра не утихал, он требовал новых жертв: как обещал Ларри, кланы тех, кто причастны к инквизиции, должны были быть стерты с лица земли. И он пошел дальше и дальше, оставляя за собой разрушения, огни пожаров и горы мертвых тел, уничтожая всех, кто встречался на пути, не разбираясь, кто грешник, а кто праведник, кто виновен, а кто нет. Ярость разбушевавшегося монстра была для острова страшнее и нашествия келпи, и преследований инквизиции. Кошмар продолжался целый месяц, а потом, как и обычно, чудовище обернулось серебристым скакуном-келпи, невинным существом, не помнившим случившегося и не знавшим за собой никакой вины.

А еще месяц спустя, Ларри снова стал человеком. Он помнил о своем обязательстве – избавить народ от преследований инквизиции. Впервые за всю долгую жизнь его не мучило раскаяние, он был уверен, что хотя бы раз его ужасные перерождения послужили делу добра. Он вызволил из беды двух невинных людей и уничтожил змеиное гнездо. Теперь МакИвир и его приспешники никогда больше не потревожат жителей островов! Ни инквизиция, ни келпи не сунутся сюда! И прекрасная ведьма Беатрис Флетт останется жива. При мысли о ведьме в его душе стало теплее и светлее. Она должна жить.

И Ларри отправился исполнять свой страшный долг – на склоне одной из гор, на ее мягкой, пружинистой, словно ковер, зеленой траве сложил он послание инквизиторам, гласившее, что эта земля принадлежит шотландскому монстру из клана МакНейл и если они осмелятся появиться здесь, то сами и их потомки, весь их клан, будут стерты с лица земли, как уже стало с МакИвирами и родственными им семьями. Послание это он сложил из костей убитых жертв и теперь страшное предупреждение сияло ослепительной белизной на изумрудном склоне возвышавшегося над сиреневыми вересковыми пустошами холма, где зажигались прежде, но уже никогда не зажгутся вновь костры Белтайна, – его было видно издалека.

Уже выполняя печальную миссию – собирая кости, Ларри начал сомневаться в удачности своей задумки. Слишком много убитых! Слишком много костей и некоторые совсем маленькие! Он успокаивал себя мыслью о том, что все погибшие служили инквизиции, такими бы выросли и их дети. Но с каждым новым шагом ему все больше становилось не по себе, а сердце начинало ныть сильнее. Со дна души поднималось отчаяние, он начинал понимать, что тех, ради кого он устроил эту бойню, тех, кого собрался защищать – осталось совсем немного…