Багровое пространство

Я кивнул.

– Ну и как? Ты заметил, что за тобой наблюдают? – уточнил Алек.

Я снова кивнул и сухо сказал:

– Они не церемонились. Могли бы быть и поаккуратнее! Заметил не только я, к сожалению.

Алек вздохнул.

– С этим я разберусь. Спасибо, – он сделал себе пометку.

А я церемонно поклонился.

Мой друг продолжил свои увещевания:

– Эта твоя поездка в родной город! Что за бредовая идея! Сам понимаешь, то, что ты отправился туда, походило на драматизацию призыва твоего последнего оживления.

Я не ответил. Что толку было оправдываться? Ведь так все и было.

В нашем разговоре возникла пауза. Не дождавшись от меня даже междометия, Алек снова заговорил:

– Наш вынужденный аскетизм приветствуется, как ты знаешь! – И он ткнул пальцем вверх. – А ты воспринял мой совет на счет девочек слишком буквально! Мог хотя бы не демонстрировать свои похождения. Зачем ты потащился с ней к фонтанам и в театр?

– А нельзя ли повежливее? – вспылил я (и кстати, не поморщился). – Ты говоришь о моей жене!

– У-у как все запущенно… – протянул Алек Сандр, и мстительно добавил: – А ты не боишься, что скоро сделаешь жену вдовой?

Я беспечно улыбнулся, пытаясь скрыть, что он задел меня за живое.

– Несмотря на все мои несовершенства, я знаю, что мою жену ждет незавидная судьба вдовы. И не только я виноват в этом! – огрызнулся я уже зло. – Да не хочу я оправдываться! И признаюсь, что не жалею, что проявил упорство в столь мирном деле. Вей ждет ребенка!

– Как? – поразился мой друг. – Это же невозможно!

Я пожал плечами.

– Я очень счастлив, Алек! А шансов продолжить карьеру у меня в любом случае не было.

– Но возможно ли воскрешенному стать отцом? – не унимался Алек.

Я снова пожал плечами. Если так пойдет дальше, они у меня скоро начнут болеть.

Я ответил своему командиру:

– В последний день она проверила это с помощью специального теста. Наука ушла далеко вперед. И пока мы с тобой воевали, безнадежно отстали от жизни. Впрочем, наше жалкое существование и жизнью-то назвать нельзя, – добавил я, не щадя чувства друга.

– Ребенок от восстановленного! – пробормотал Алек, и поморщился от боли и, наверное, от зависти. (Надеюсь!) – Но как ты выдержал?

– А ты попробуй! Точно не пожалеешь!

– С чего ты взял, что я не знаю… – Алек метнул на меня страдальческий взгляд, но взял себя в руки. – Я не воспользуюсь твоим советом. Что за провокации, Гранд? – однако чувствовалось, что он интересуется темой больше, чем хочет показать.

– Очень жаль! – посетовал я, ибо меня уже несло. – Рождаемость в Системе падает. Ты мог бы внести свою лепту. Этот подвиг достоин солдата!

Я понял, что слишком увлекся. И целое мгновение, превратившееся в бесконечность, чувствовал себя животным, приготовленным для жертвоприношения мною самим же, любимым. Я представил это, как можно ярче, используя свое не на шутку разыгравшееся воображение. Как душераздирающе! О нет! … И я решил бросить свои извращенные фантазии, и думать лишь о будущем своего ребенка. Для родителя это должно быть приятно. Но и здесь моя радость была приправлена страхом. Я боялся, что в ребенке воина – смертника станут искать особые качества, мучая несмышленыша исследованиями. Возможно, как и Вей, пока она будет носить дитя под своим сердцем. А я не могу их защитить! Так какую жертву я приготовил? Себя или дитя с его матерью? Кажется, я превратился в проблему абсолютно для всех! Только и остается, что надеяться на хорошие связи семьи жены. Благо, они есть! Семья богата.

Мы поговорили о делах Алека и немного о планах Академии, как в старые добрые временна, отдавая дань нашей дружбе. Потому что о моих делах говорить больше не было смысла. Я сделал все, что мог! Но одна мысль все же доставляла мне удовольствие, я не сожалел о содеянном, и даже был горд собою!

Когда я уходил, Сандр уже снова смотрел на меня с приязнью. Он дежурно пожелал мне успехов, а потом еле слышно добавил, видимо все еще принимая близко к сердцу участь своего друга:

– Наш разговор ясно показал мне, что ты не изменишься. Сожалею, что спровоцировал тебя, зародив в душе мысль о девочках. Видишь ли, мне приказали… но ты… ты сопротивляйся, придет время, и ты поймешь, о чем я. Уж теперь-то точно поймешь! Нет и все! Нет, нет, нет! Запомнил?

. . .

Я не успел оглянуться, как предстал перед Комиссией Лояльности. Мне объявили, что в последнем цикле я слишком часто не соблюдал стандартные правила, обязательные для всех, и неверно трактовал воинский долг. Что мои личные показатели невысоки, в следствие чего командование не может доверить мне ведение военных операций. Главный мой недостаток был оглашен особо, и состоял в плохо осуществляемом контроле, как внутренних процессов организма, так и в отношении внешних обстоятельств. Медики отметили, что организованный мною взрыв оказал колоссальное воздействие на мое состояние. И отклонения, которые во мне возникли в результате оного выглядят очень скверно. Не сильно ли сказано? Но я не стал возражать. Ведь я лучше их понимал, что со мной. Это обнажились мои природные способности, моя первичная склонность. Но для Системы это существенным не было. Поэтому я просто слушал голос обвинителя и скучал. А говорил он долго. Список моих упущений был неприлично длинным, моя дисциплина ниже всякой критики. Но за особые заслуги в последнем бою, а также благодаря ходатайству старшего офицера (последнее было сказано почти с умилением) мне подарили возможность на свое усмотрение выбрать между двух зол:

– тотальная ликвидации, то есть небытие.

– и не такое неумолимое, а именно – пройти через смерть с последующим оживлением, которое, (они надеялись), подправит мои отклонения. Ну, а если мои недостатки снова проявятся с той же силой, мои структуры восстанавливать не станут. Потому что дорого. Так что пан или пропал. И так будет три раза, не больше. Веселенькое дело! То есть при тройной неудаче, следующим шагом будет возвращение к первому пункту…

Что и говорить! Выбор небольшой, и на том спасибо Алеку.

Только я точно знал: во мне ничего не изменится, сколько не пробуй! И это значило, что жизнь солдата подходит к концу. Впрочем, сейчас важнее для Вселенной не я, а мой ребенок. Надеюсь, Вей не позволит ему стать бессменным воином. Неправильно провести всю жизнь на войне.

– Восстановление! – отчеканил я, хватаясь за соломинку, ибо согласиться на небытие оказалось выше моих сил.

Конец дневника.

. . .

Ссылка.

Электронная запись, снятая с личности Гранда Русла Дея при его отправке к месту отбывания наказания:

Я снова без тела. И знаю, что у меня нет шансов хоть как-то вписаться в Систему. Организация нашего общества слишком жесткая, возможно в этом и кроется ее долговечность. Нарушение традиций в Системе не прощается, полноценная эмоциональная жизнь солдату запрещена. А я умудрился восстановить в себе запрещенное! Значит единственное, что мне осталось – продолжить умирать, чтобы снова и снова пытаться превратить себя в засохшее дерево. Если я, конечно, хочу остаться в Системе. А я уже не хочу! И дело не только в том, что я не хочу играть по ее правилам, просто у меня не получится взнуздать себя, чтобы вернуться в прежнее состояние. Похоже сия моя способность ушла в небытие раньше меня.

Гранд ждал. И все же картина родного города проявилась перед ним неожиданно. И он засмеялся, если бы мог. Но у него получилось лишь с отвращением констатировать, что самая богатая фантазия разумной сущности не может сравниться с творением Бога. Подумав о Боге, он начал творить молитву…

И тогда они ударили неумолимо и жестко. Чужая воля накрыла Гранда невидимой сетью, встряхнув до основания, если так можно выразиться. Его молитва угасла. И Гранд вспомнил совет Алека:

– Нет. Нет. Нет… – запульсировало в нем отрицание.

Алек явно знал больше него.

И чужая воля, превратившись на мгновение в подобие стоячей волны, бесконечно далеко отбросила Гранда, напоследок впечатав команду. Команда раскрылась, и трансформировалась в координаты. Он пожелал их, и они превратились в цель.

Очень скоро он приблизился к поверхности неизвестной ему планеты. Она была коричневой и рыхлой, ее покрывал зеленый ковер. В его сознание ворвался шум скользящих слоев воздуха. Этот звук оказался знакомым, и оттого приятным. Он знал, что это ветер. И Гранд постарался вобрать в себя все пространство, чтобы насладиться его новизной. Синева… И это место было определено наказанием? Так кто же из нас исказился, ребята, вы или я? Эта планета так хороша, что кажется раем! Картина багрового пространства вместе с его любимым городом медленно меркла, прячась в самом недоступном уголке его сознания вместе с координатами отправной точки.

Воспоминание померкло и исчезло.