Это начало заблуждений. Все меньше людей отказываются от души. Все больше они верят в своих лидеров. Они умирают с именем своего лидера на устах. За время жизни они и близко не подходят к тому, чтобы начать понимать ее. Наоборот, они с куда большим удовольствием расстаются с ней во имя благой цели. Фальшивой, разумеется. Слишком уж привязываются они к этому миру и остаются здесь навечно. В эти времена в идеальный мир попадают лишь мученики. Страдания этих несчастных порождены веянием эпохи: глупостью, жестокостью и безразличием. Рождаясь и умирая в тени иллюзий, многие безвозвратно теряют смысл жизни.
Но, даже самый благочестивый лидер, со временем превращается в тирана. И человечество замечает эту закономерность. Люди отворачиваются от своих былых божеств и обращаются к миру, в котором живут. Они начинают изучать его. Это эра науки. Они стремятся оказаться там, где еще никто не был. Увидеть то, что еще никто не видел. Прогресс идет огромными шагами, вынуждая человечество стыдится прошлых времен. Войны уходят в прошлое, а былые герои вымарываются и забываются.
Изучив мироздание, некоторые заглядывают чуть дальше и очищаются от проклятья. Во времена прогресса в идеальный мир отправляется огромное количество людей. Отрекшиеся от вымышленных богов и ложных героев, они соглашаются со своим тяжким бременем и покидают цикл перерождений.
Но у прогресса есть и другая сторона. Он порождает разрушительное оружие. Это оружие непременно попадает в руки к тем, кто крепко держится за свое проклятье. Они несут его еще с той поры, когда войны были смыслом существования людей. Эти люди не принимают прогресс и стремятся уничтожить все новое и непонятное. Самое страшное, что у них есть для этого все возможности.
Эра разрушений. Иногда цикл заканчивается на этом этапе совершенно без нашего участия, настолько разрушительным становится оружие порожденное прогрессом. Но чаще всего человечество выдерживает это испытание и восстает из пепелища. Их мир разрушен. Идеальный мир наполняется теми, кто нашел свое освобождение в этом жуткое время. Они видели ужасные страдания, видели смерть своих детей и родителей. Они отреклись от всей той лжи, которой сопровождалась эра разрушений. В награду, они, наконец, получили покой и встретились с теми, кто был им дорог. В эру разрушений Мирра провожает наших детей в идеальный мир и со слезами на глазах просит у них прощения.
А, тем временем, человечество встает на ноги и начинается новая эра. Эра покоя. Напуганные последствиями своих собственных действий, люди отказываются от конфликтов. А заодно отказываются и от прогресса. Они становятся ленивыми, неповоротливыми и единственное что их заботит это то, чтобы их никто не трогал. Несколько поколений проживают без войн и каких-либо потрясений. Благоденствие делает людей черствыми и глухими. В это время в идеальный мир попадают единицы, те, кто посмел пойти наперекор ленивому течению жизни, и за это пострадал.
– И в этот момент вы возвращаетесь? – спросил я. В эту секунду особо сильный порыв ветра налетел на здание церкви, еще несколько свечей потухли, оставив лишь тлеющие огоньки.
– Думаете, мы сами этого хотим? – Я почувствовал на своем плече холодное прикосновение. – Когда-то давно Мирра уговорила нас дать вам шанс. И знаете что произошло? Вы медленно выродились и деградировали. Пустая земля хранила в себе лишь останки былых событий, а оставшиеся в живых люди не смели думать о чем-то кроме телесных потребностей. Человек перестал быть человеком. Это дорога привела нас в тупик. Человек может чего-то добиваться только тогда, когда ему что-то противостоит. Благополучие привязывает его к этому миру, он теряет инициативу.
– И, чтобы этого не произошло, вы вносите свою лепту?
– Да, мы вынуждены это сделать. Мы слишком любим вас. И мы должны разрушить этот мир до основания, чтобы все началось с самого начала, чтобы у вас появился шанс выбраться. Это высшее проявление любви. Но я не рассчитываю, что вы поймете нас прямо сейчас. Любовь, для нас с вами одинаковое понятие, только вот в ее проявлении мы слишком разнимся.
– Наш мир достиг предела? Мы благоденствуем?
– Этот мир давно остановился. Далекие земли, которые вы и не можете себе представить опустели. Кроме вашей Страны, что не так давно, по меркам истории, основана чудотворцами, в мире не осталось государств. Войны должны были сплавить людей в одном котле. Объединить их. Но вместо этого жизнь на задворках того мира, что знаком вам представляет собой животное существование. Есть отдельные города, есть даже маленькие подобия княжеств. Но и им недолго осталось.
– Но чудотворцы не достигли предела! Орден планирует интервенцию на юг, в земли баронов. Когда Лимфис перейдет во владения Столицы, мы сможем, наконец, наладить экспедиции через Граничное море. С помощью чудес это вполне возможно свершить.
– Вы идеалист. Такой же, как Петерсон.
– Смерть Петерсона не повлияет на эти планы.
– Его убили вовсе не для того, чтобы следовать его планам.
– Он умер вследствие несчастного случая.
– Он был убит, потому что был единственным, кто стремился к непознанному. Последним человеком, что мешал благоденствию.
– В Ордене осталось немало достойных людей.
– Вот как? А знаете ли вы о том, что Совет Братства ждет скорая расправа?
– Это бред.
– Вовсе нет. Нынешней верхушке Ордена Чудотворцев вполне достаточно того мира, что у них уже есть. Прямо сейчас они заняты тем, что собираются упразднить Братство, чтобы больше никто не напоминал им об Идеальном мире, или как вы говорите о Кошмаре.
– Чушь!
– Вы знали, что Хенлан Мидир мертв? – сказал вдруг Деандир.
– Верховный слуга хартии?
– Да. Он умер три месяца назад от болезни сердца, ему едва стукнуло сорок восемь. Загадочно.
– Случайность.
– Знаком ли вам Ливан Бемедхи?
– Это правая рука Килгора, верховного судьи.
– Его тоже внезапно постигла болезнь.
– Совпадение.
– Таблира, покажите ему…
Женщина нехотя приподняла подол мантии. Ее левая нога напоминала разделанную тушу животного, собранную заново. Нога была перебинтована в тех местах, что плохо заживали. Повязки напитались кровью, кое-где проступил гной.
– Благодаря этому покушению она и примкнула к нам. – Сказал Деандир.
– Так вы же сами его и подстроили!
– Думаете, она все не проверила? Думаете, главный клирик не сумела найти авторов неудачного покушения? Вы серьезно?
– Мой друг. – Прервал Деандира Ольберт. – Скажу кратко. Вся надежда этого мира строилась на чудотворцах, они еще могли спасти этот мир. Поэтому мы выжидали, дав вам время. Но, в тот момент, когда первая капля яда попала в вечернюю трапезу Петерсона, мы поняли, что цикл окончен. Те, кто ныне главенствует в Ордене, остановили объединение, перевели все свои властные порывы на внутреннюю борьбу. Если мы не вмешаемся, то через сотню лет Столица утратит контроль над западом и востоком, а затем снова вспомнит свои обиды север. И в той междоусобице погаснет последняя искорка этого мира. Ибо у людей уже не останется причин, чтобы объединиться. У нас появилась надежда в тот день, когда Генри Людвик погиб под руинами южного замка. Но, вот Ульф Петерсон «ударился головой о слишком низкий дверной проем». А ведь это был последний человек, который понимал, что смысл существования его вида в постоянной экспансии. После него наступил упадок, и мы принялись выполнять свою скорбную повинность.
– Ладно, но мне до сих пор кое-что не понятно. А какова моя роль? Вряд ли я сильный чудотворец. В своей жизни я не совершил хоть что-нибудь стоящее. Объясните!
– Тут все намного проще. – Мне показалось, что пустота улыбнулась. – Разумеется, вы знаете, что женщина не всегда рождает только одного ребенка.
– Это естественно.
– А знаете ли вы, что иногда в утробе женщины зарождаются две жизни, но из-за особенностей ваших тел один ребенок поглощается вторым?
– Да, во время обучения у нас был курс обучения чудесам клириков. Я об этом слышал.
– Замечательно. А самое интересное тут в том, что две жизни, зародившись, получают две души. Но в итоге рождается один ребенок. Один ребенок с двумя душами. Одно существо, что дважды проклято.
– И этот ребенок – я?
– Да, Роккар. Вы и Веллес, вы люди с двумя душами.
– И эти самые лишние души нужны вам для того, чтобы…
– Эти души нужны для того, чтобы вновь возродились Скип и Мирра.
– Ритуал на севере! Веллес участвовал в нем!
– Верно.
– Это мой провал! Я даже не почувствовал что он уже завербован вами!