Цикличность

– Я помню, как тебе было плохо. Помню, как ты повесила на наши окна красные занавески, а соседи потом повязали на ограду красные ленты. Помню, как ты перестала ходить. Все время хотела пить, и я бегал к колодцу, пока его не засыпали. Мама, так хорошо, что ты выздоровела.

– Да, конечно, сынок. – Мама почему-то смутилась, но потом продолжила поглаживать мою голову. – Сынок, а ты болел?

– Да, мы все болели. Мама, неужели ты не помнишь? Посмотри на мое лицо, мама. – Я попытался подняться.

– Тихо, не переживай, сынок. Ты опять заболел, тебе не стоит двигаться.

– Опять заболел?

– Да, но ты опять поправишься, я обещаю.

Я послушно откинулся на циновку. Я никогда не спорил с матерью. Она была для меня самым дорогим человеком. А я был всем для нее. С тех пор как погиб отец, мы бедствовали, но никогда не было в нашем доме месту печали. Пока не пришла Хворь…

– Погоди. Мам, я помню, как тебя закопали в землю. Помню, как меня везли в Столицу. Мама, ты что умерла?

– Сынок, я всегда с тобой. – Мама потупила взор, голос ее дрогнул.

– Мама, почему ты умерла? Мама, я очень скучал без тебя. Меня отвезли в Столицу и сделали чудотворцем. Меня заставили забыть тебя. Били и мучали, лишь бы в памяти не осталось тебя. Во мне не осталось никого, я всех забыл. Лишь сегодня я вспомнил тебя. И, наконец понял, как скучал.

– Я тоже скучала, сынок.

– Мама, это сон?

– Да, милый мой, это сон.

– Тогда я не хочу просыпаться! Я устал! Я хочу быть с тобой.

– Сынок, тебе придется проснуться. Мы обязательно встретимся, но сейчас тебе придется проснуться.

– Я слишком устал, мама. Я не хочу просыпаться. Даже если это сон, я хочу в нем остаться навсегда. Я стал «белым», затем был принят в Братство. Я борюсь с тем, чего не понимаю, и не знаю зачем. Я делаю это, потому что мне говорят это делать. Я научился не обращать внимания на чужую жестокость и сам проявляю ее без сожаления. Может это та жизнь сон, мам? Может это сейчас я, наконец, проснулся?

– Нет, сынок, ты действительно существуешь в том мире. Здесь, рядом со мной тебе не место.

– Мама, ты не принимаешь меня? Я понимаю. Я убивал людей. Много людей. Недавно я убил старика. Он был как отец для одного несмышленого парня. Помнишь, как я обещал тебе, что буду мстить разбойникам, вроде тех, кто убил отца? А я сам стал тем разбойником! Теперь я убиваю чужих отцов! – я почувствовал, как по щекам потекли горячие слезы.

– Сынок! – мама наклонилась ко мне и нежно обняла.

– Прости меня, мама. Прости меня!

Я плакал. В последний раз я лил слезы в детстве, еще до того как меня увезли в Столицу. Тело трясло от рыданий, а мне становилось все легче и легче. Я чувствовал, как силуэт мамы теряется где-то в глубине памяти. Он искажается и исчезает. Ее запах, ее шершавые руки, ее темные одежды, все это уходило прочь.

Но, я чувствовал, что кто-то продолжает обнимать меня. Сон разрушился, я пребывал в темной, душной пустоте. Я чувствовал объятья, ощущал, как на лице высыхают слезы. Я будто бы находился между явью и сном и не мог решить, куда мне отправиться.

– Тебе лучше? – сказал совершенно незнакомый женский голос.

– Теперь мне легче.– Я хотел сказать это, но вместо этого лишь неразборчиво захрипел.

– Не говори, ты еще очень слаб.

Я силился открыть глаза, но не мог.

– Ты должен поспать. – Объятья ослабли.

– Останься со мной. – Я протянул тяжелую, как чугунная чушка руку и дрожащими пальцами схватил невидимую женщину.

Мягкая и нежная кожа, совсем как у младенца. Длинные пальцы. Кто-то, кто сидел рядом, взял мою ладонь в две своих руки. Я почувствовал тепло этих рук, и мне стало очень спокойно, впервые с тех пор как я покинул восток, мне стало хорошо.

– Не уходи.

– Я не собираюсь уходить. – Сказал незнакомый голос.

– Я плохой человек.

– Я не лучше тебя.

– Я убивал.

– Я тоже.

– Я мог даровать людям благодать, но даровал им лишь боль, слышишь.

– Не всегда вещи являются тем, чем кажутся. Я помогу тебе.

Я почувствовал, как мое сознание волнами захлестывает сон. Это был не простой легкий сон, как например ночной. Это была тяжелая пелена, что отделяет сознание от измученного тела. Мгла, дающая телу отдохнуть. Так могут спать только выздоравливающие и умирающие. Выздоравливающие постепенно возвращаются из мглы. Умирающие лишь глубже в нее погружаются. Я тонул в темноте, но теплые руки, крепко держат меня, не дают мне уйти навсегда.

30. Роккар

«Я собрал и обработал все рапорты о зафиксированных случаях встреч с высохшими людьми за последние пятнадцать лет, как того требовало ваше поручение. Территориально мною охвачена документация, собранная на западе, севере и в Столичном округе. Документы с востока были практически утрачены во время Хвори, а бароны Лимфиса вновь отказывают нам в сотрудничестве. Тем не менее, по уже имеющимся данным можно смело утверждать, что ваша догадка верна – с каждым годом количество высыхающих лишь растет. Датой начала всплеска можно считать второй-третий год неурожая на западе. Вы связывали всплеск с подавлением восстаний, но количество высохших пускай не столь быстро, но достаточно явно начало расти куда раньше. Я считаю, что допустимо связать в единое целое и считать первопричиной увеличения количества высохших неурожай, природу которого нам выяснить так и не удалось».

Судья Аарон Ротлисбергер. Донесение 2894

861 год со дня Возрождения. Металлическая долина.

– Цикл? – спросил я.

– Да. Как бы не развивался человеческий род, он непременно приходит в упадок. Точнее в упадок приходит человеческая сущность. Само по себе человечество будет переживать в этот момент период своего наивысшего развития. – Сказала пустота.

Окружающие смотрели на нас. Точнее, они смотрели, как я говорю с пустотой, а она отвечает мне. На улице все так же выл ветер. Я слышал, как по полу от сквозняка с шорохом разлетаются маленькие облака песка. Некоторые свечи уже потухли, султанчики от угасшего пламени сразу же утаскивал в сторону ветер. Пламя тех, что еще горели, подрагивало. Деандир пристально смотрел на меня, он выглядел насторожено. Остальные лишь почтительно молчали. В здании церкви установилась довольно спокойная атмосфера, никто не спешил, не переминался с ноги на ногу. Присутствующие были уверенны в себе, никто не нервничал. Кроме меня, пожалуй.

– Не совсем понимаю? – я в задумчивости почесал себе лоб.

– Как бы мы не старались, нам не удалось создать идеальных существ, ибо и сами мы неидеальны. Человек всегда стремился к покою, именно это стремление, а не конечный результат изменяют и развивают этот мир. Но, с течением времени, люди слишком привязываются к своему ярму, которое вы назвали «душа». В поисках покоя наши дети всегда проходят один и тот же путь, замыкая течение времени в круг.

История всегда идет по одному сценарию, меняются лишь детали. Цикл всегда повторяется, суть неизменна. – Ольберт прочистил горло. – Начинается все с жестоких времен. В начале цикла человечество еще не умеет ценить жизнь. Как чужую, так и свою собственную. На заре очередной эпохи человечество всегда сопровождает огромное количество войн. Их истинная цель – нажива, но всегда находится удобный и благовидный повод, выдаваемый за истину. Всегда есть божество, артефакт или уязвленная гордость, ради которой все и затевается.

В такие тяжелые времена люди довольно быстро приходят к пониманию смысла жизни и избавляются от проклятья. Но вместе с тем жизнь большинства людей слишком коротка, чтобы успеть задуматься о ее сути.

На смену войнам приходит эра героев. Время подвигов и свершений. Отдельные личности, талант которых неоспорим, стремятся достичь недостижимое и следовать невозможным идеалам. Они так заражены своими идеями, что увлекают с собой тысячи людей. Лидеры становятся новыми богами, героями легенд. И вот им уже не нужно придумывать повод для толпы, им достаточно изъявить свою волю.