– Конечно.
– Если ты мою маму встретить, сможешь ей сказать чтобы домой шла?
– Конечно, а как твоя мама выглядит.
– Она очень красивая. В тот день была она одета в свое любимое зеленое платье. У нее на левой щеке еще шрам большой, в детстве на сенокосе решила зачем-то в траве спрятаться. Его не пропустишь, узнаешь ее. Скажи, что я ее очень жду.
– Обещаю, друг.
– Но я о тебе все равно расскажу.
– Почему?
– Ты ведь плохой. Тетя просит обо всем плохом сразу ей рассказывать. И тебя, наверно, побегут искать. Но я им не скажу, в какую сторону ты пошел. Ты ведь меня не обидел.
– Повезло мне. – Сказал я, застегивая кафтан, что был мне несколько велик.
– Но, тебя все равно повесят. Ты ведь адепт.
– Добрый ты, мальчик.
– Я всегда правду говорю, так мама учила.
– Правильно учила. Ладно, малыш, побегу я, а то вдруг не повесят.
С этими словами я сунул в руки мальчику сухие штаны, закрыл дверцу шкафа и выбежал на улицу. Путь предстоял дальний. Надеюсь, «это» продлится достаточно долго и меня не скоро хватятся.
26. Луис Арвальд
«Роввен-Моффат – город, состоящий из крепости Роввен, расположенной на безопасном острове, окруженном водами одноименной реки, и поселения Моффат, расположенного по обеим сторонам реки Роввен. В народе этот город называют никак не иначе как городом убийц и дипломатов, и не зря. Ибо город этот стоит на границе владений чудотворцев и баронов Лимфиса. За стенами Роввена укрылись представительства обеих сторон и именно там решаются все важные вопросы их дипломатического взаимодействия. Но в Моффате, что формально подчиняется Столице, власть на самом деле принадлежит семье Бейран. Однако, семья Бейран представляет собой вовсе не древний род. Это сложноорганизованная группа неизвестных людей, которые составляют лучшую в мире артель наемных убийц. Никто не знает, кто на самом деле является главой семьи. Члены семьи никак не выдают себя, считая безвестность благом. В Моффате не говорят о семье вслух, ибо каждый собеседник может оказаться членом семьи. Но в случае возникновения проблем, каждый житель города знает, что может рассчитывать на помощь семьи. Ее не надо просить, помощь получит тот, кто ее заслуживает. Раньше семья Бейран оставляла на местах убийств особенные голубые цветы, что растут только на лугах подле Моффата. Но затем у семьи появилось немало подражателей, что таким образом заметали следы своих темных дел. И сейчас члены семьи Бейран выполняют заказы настолько незаметно, что, например, жена убитого барона Альгерсуари заснула с живым и здоровым супругом, а проснулась с трупом, у которого обнаружили тринадцать колотых ран».
Альвердо Бахтиари «Тайные организации. Мифы и легенды»
862 год со дня Возрождения. Столица. Южный замок.
Спокойно. Ситуация под контролем. Так, вероятно, говорил мой отец моей матери в тот день, когда я был зачат. И, теперь, так я успокаиваю сам себя, стоя под проливным дождем у ступеней, ведущих в негостеприимную темноту винного погреба.
Я зажигаю магический огонек на своей куртке. Хорошая вещица. Когда-то мне ее «подарил» один начинающий «белый». Хороший парень. Любит гулять с продажными девками и шляться по темным подворотням. Хотя, вероятно, теперь уже не любит.
Вечный светильник – просто чудо. Не зальешь, не разобьешь и не потеряешь. Когда тебе нужна тьма, то просто закрываешь источник света специальной металлической шторкой. Эта вещичка высвобождала мне обе руки. И в одну я взял свой двухзарядный арбалет. По опыту я прекрасно знаю, что больше двух выстрелов набегу все равно не сделать. В другую руку я взял кусок ткани – предмет для сотворения чуда. Пускай «красным» я не стал, но «магия улиц» не сильно уступала «официально утвержденным» чудесам светлых господ.
Что? Откуда мы берем предметы для чудес? Ба! Да вы не представляете, сколько зарабатывают горничные постоялых дворов около Цитадели и служки в Госпитале. Самые богатые в столице – это, безусловно, «белые». Но, это только если учесть что им, теоретически, принадлежит вообще вся Страна и вообще все золото. На втором месте идут служки и горничные. Потом – шлюхи. У них есть информация обо всем, что происходит в этом мире и даже немного больше. И вот только за всеми ними идут всякие вельможи, купцы, дельцы и Мисса.
Кстати, о Миссе и его людях. Пока я тут путешествую по южному замку, мои друзья уже вывозят из города вторую половину моего вознаграждения. А олухи из стражи сторожат, специально отчеканенный под это дело, мешок медных монет. Красная цена которым – пара тысяч.
И тут у вас возникает вопрос. Противоядие у меня есть. Деньги я уже вывез. Зачем я иду в гости к «биологии»? Ответа тут целых два. Во-первых, я профессионал. Ой, да ладно, вы поверили? Разумеется – это неправда. Для начала, у Миссы есть чудотворец и скорее всего не один. Птички на хвосте передали мне информацию о том что, по крайней мере, четыре чудотворца были замечены прогуливающимися у стен южного замка. Птички обычно привирают в меньшую сторону, так как говорят только о том, что видят собственными глазами. Значит, я сейчас в плотном кольце чудотворцев, которые ждут меня только с «биологией» в руках и никак иначе. Во-вторых, я же должен умереть красиво, так ведь?
Вообще путь до восточной башни я проделал невероятно легко. С годами у меня выработалось профессиональное чутье. Если моя интуиция что-то подсказывала, я всегда ее слушал. Сейчас она крепко спала. И действительно, я спокойно, чуть ли не в полный рост, пробрался через всю территорию до старой стены замка. И, забравшись на нее, спокойно обошел руины так, чтобы сразу попасть в погреб у восточной башни. При этом я так никого и не увидел. Абсолютно никого.
Вурдалаки, пепельные люди-ящерицы, шлюхи-каннибалы – кого только не селил народный фольклор в стены южного замка. Естественно, ничего такого я здесь не увидел. Если убрать народные предания, то я знал пару предпринимателей, которые устраивали здесь склады и ночлежки. Но все выгодные эти предприятия периодически закрывала Хворь, неожиданно выбиравшаяся на поверхность. А больше здесь и не водилось никого. Абсолютно пустой, разрушенный замок.
Он словно бы застыл во времени. Все здесь было именно так, как во времена Старого Короля. Со стены я видел брошенные людьми постройки. Лавки и трактиры у стены до сих пор смотрели в ночь оконными проемами с выбитыми взрывом стеклами. Сквозь крыши некоторых построек уже проросли деревья. Сам взрыв, судя по тому, что я вижу, оказался не таким уж и разрушительным. Напрямую от него пострадала только резиденция короля, и его тронный зал, расположенный в башне с куполообразной вершиной. Кстати, высочайшей во всей Столице. Ну, естественно, говорить надо в прошедшем времени. Это при Старом Короле башня была высочайшей. Я несколько раз видел ее на картинах в домах вельмож, которые тайно восхищаются Старым Королем. Знали бы эти недотепы сколько их, таких любителей монархии, глядишь, и договорились бы до чего-то. Но, пока, пусть прячутся, так спокойней.
Вместо башни теперь передо мной раскинулись руины. Падая, твердыня похоронила под своими обломками многие строения внутреннего двора. Но стена, сторожевые башенки и постройки вблизи них вполне сохранились.
Стоя на стене под дождем, и смотря на то, что осталось от величественной твердыни, я подумал о том, что «биология» – очень опасная штука. Прямо сейчас я уже заболел Хворью. Я практически уверен в этом. И суеверный страх рисовал мне темные, страшные картины Луиса Арвальда беспомощно умирающего в лихорадке. Суеверия – опасная, недопустимая глупость. Они убили больше людей чем людоеды с запада, даже если не брать в учет то, что людоеды не существовали.
В юности мы с другом брали дом одного армейского начальника на востоке. Этот военный, чтобы получить повышение, принял обряд посвящения в Церкви Перерождения. При этом он был невероятно суеверным и искренне боялся, что за это его покарают боги предыдущей конфессии.
Неделю мы сидели в его доме, двигая стулья и гремя посудой. Так мы делали, пока клиент не достиг необходимой стадии безумия. Потом, в один прекрасный день, мой подельник уселся на чердаке, начал неистово орать и колошматить в котелок ложкой.
И жертва – огромный детина, потомственный военный, у которого было много славных побед (после это случая, кстати, тоже), не выдержал. Он валялся на полу у своего алтаря и плакал, причитая. Мы выносили из дома ценности, буквально переступая через него. В итоге мой друг обнаглел, подошел к алтарю и снял с него ритуальную золотую чашу. В тот момент он стоял в метре от военного, но тот лишь плакал и причитал. Думаю, мораль ясна.
И вот я стою на лестнице, ведущей в винный погреб Старого Короля. Я понимаю, что единственная реальная опасность в данный момент – это упасть с лестницы. Но мне все равно немного страшно. Интуиция ничего не говорит, обычный суеверный страх. Именно из-за него я достал арбалет и вещь. «Биология» не нападает. Она уже напала, и если бы не противоядие… Но, тем не менее, с оружием в руках было немного спокойней. Вероятно, мужик, который первым схватил дубину, подумал точно так же.
Я спустился по лестнице. Луч фонаря выхватил из вековой темноты небольшое помещение, в котором некогда складировалось королевское вино. Несколько штабелей были повалены. Но их явно повалил не взрыв, их повалили люди. Они расчищали место. А место им нужно было под какое-то непонятное устройство. Посреди погреба на деревянных козлах покоилась гигантская стрела. Точнее, это было что-то больше всего напоминающее стрелу. Все-таки такой штукой при всем желании не получится зарядить баллисту.
Корпус стрелы был отлит из добротной стали. Я провел по поверхности рукой, стирая пыль и обнаружил, что сталь блестит без единой царапинки. Я осмотрел стрелу со всех сторон, начав с оперения, которое, кстати, тоже было стальным, и возле наконечника увидел то, что искал. Знак «биологии».
Теперь надо понять, где в этой стреле может храниться сосуд. А в этом мне поможет… Я обернулся и посмотрел на ближайший штабель, где все еще лежали бутылки. Ну-с, что там у нас любили пить короли? Я достал первую же попавшуюся бутылку. «Терриальская горькая водка». Эй, да король, оказывается, был прекрасным мужиком. Свой в доску. Может зря его свергли? Я откупорил бутылку и слегка приложился к горлышку. От крепости напитка у меня заслезились глаза. Идеально. Я закрутил крышку и спрятал бутылку за пазухой. Все идет по плану.
Я еще пару раз обошел стрелу, осматривая ее со всех сторон. Никаких замков, никаких потайных кармашков или еще чего-то подобного. Под оперением в стреле нашлось странное, сужающееся внутрь отверстие, но оно, казалось бы, никуда не вело. Зачем в стреле отверстие? Я так и не смог это разуметь. Впрочем, я и баллисту для такой стрелы никогда не видел. Кто знает, что Старый Король придумал для своей «биологии», может в это отверстие как-то вставлялся спусковой механизм.
Затем я поскреб кинжалом сам предупреждающий знак. Никакой реакции. Я попробовал приподнять стрелу. У меня в глазах потемнело от натуги, а стрела ни на миллиметр не приподнялась. Я попробовал чудеса, но эта странная металлическая штука была полностью лишена какой либо связи с чудесами.
Я подошел к стреле сзади и со всех сил дернул за оперение. Ничего. Попробовал во все стороны. Ничего. Сунул палец в отверстие. Гладкий сужающийся конус, ничего интересного. После этого я перешел к наконечнику. Дернул на себя. Ничего. Начал дергать его во все стороны. Вращать.
Ура!
Наконечник поддался. Он начал вращаться против часовой стрелки. Я, словно ювелир, начал аккуратно скручивать наконечник. Сняв его, я увидел под ним конструкцию еще более странную, чем сама стрела. Каркас из черного материала, который я никогда не видел, удерживал внутри два десятка маленьких металлических цилиндров.
Я попробовал потянуть один из цилиндров, но он был плотно зафиксирован. Зато из стрелы подалась вся конструкция целиком. Я аккуратно вытащил ее из стрелы и положил на пол. Удивительно, сама стрела была очень тяжелой, но довольно массивный каркас из черного материала был весьма легким даже для одного человека.
Вытащив каркас, я обнаружил, что каждый маленький цилиндр в свою очередь тоже является стрелой, только маленькой. Каркас соединялся с большой стрелой целой кучей каких-то непонятных веревочек из неизвестного материала. Боже мой, Луис, во что ты влез? Чтобы сделал любой здравомыслящий человек? Да он бы даже сюда не пошел! Не говоря уже о том чтобы ковыряться в какой-то неизвестной штуке. От греха подальше на ней кто-то даже поставил знак: «Не лезь, дурак». И этот кто-то понимал, с чем имеет дело, в отличие от меня.
Ладно, надо делать дело. Я осмотрел каркас и увидел, что одной маленькой стрелы в каркасе недостает. Так вот оно что! Вот что разрушило Южный Замок. Вот она – виновница Хвори. И сразу после этого до меня, с опозданием, дошло, что передо мной лежит целая пачка таких стрел. Двадцать стрел, в которых упакована концентрированная Хворь. Одна единственная маленькая стрела разрушила замок, отравила целый квартал и принесла на мирный восток страшную болезнь.
«Дороги на восток ведут в пустоту» – не зря так приговаривали на востоке. Имелась виду конечно пустыня за Бахрузом, но несколько десятилетий назад эта поговорка обрела новый смысл. И я бывал на востоке, когда болезнь уже пошла на убыль. Я отправился туда уладить пару дел.
И, могу заверить, люди вроде меня привыкли видеть нищету. Привыкли не обращать внимания на то, что их не касается. Выросшие на улице, мы стали черствыми. Родная мать, продавшая свою дочь в тот день, когда у девочки начались месячные, не волновала нас. Человек в большом плаще, продающий веселящий порошок, от которого в канаве умер мой отец, не вызывает ненависти.
Но восток всколыхнул во мне это давно утраченное чувство. Я вспомнил, что такое жалость. Я люблю деньги, люблю выпить, люблю доступных женщин, а так же играть, сквернословить, предавать и подставлять. Но все это показалось мне неважным на востоке. «Дороги на восток ведут в пустоту» – куда бы ты ни ехал, приедешь на кладбище.
Я видел пустые города. Когда на них опускалась ночь, они начинали плакать. Нет, плакали не вдовы и дети. Темные ночи востока словно вскрывали свежий нарыв. Весь город стонал. Люди не кричали, они могли лишь стонать и скулить о своей судьбе. А утром на кладбище, что занимало уже намного большую площадь, чем сам город, тянулись все новые труповозки.
Я пробыл на востоке три дня. Быстро сделал все свои дела и вернулся в Столицу. Я тщательно вымыл из своей души это новое чувство. Я пил, играл и любил с утроенным рвением. Пока однажды я не очнулся голым в канаве, в луже собственной рвоты, зато без этого скребущего чувства.
И вот у меня в ногах лежит еще пара десятков таких же маленьких орудий. Каждая из них может уничтожить целый край. Вновь во мне всколыхнулась память о том, что я видел на востоке. И я, впервые за свою жизнь, ощутил тягу к тому, чтобы сделать что-то хорошее…