Цикличность

– Да это часть той работы, о которой я тебе не сказал. Но мы щедро платим…

– Справедливо. И игрушку вам принести и на себе бурду вашу опробовать. Все, так сказать, оплачено. Ну, я пошел. Пока, ребята! Не пропускайте впредь тренировки! – помахал я рукой темным окнам, где не очень удачно прятались солдаты Миссы.

Мисса еще стоял в нерешительности посреди переулка, а я уже закинул крюк на стену и лез по веревке наверх. Надеюсь, они все-таки приготовили для меня какую-то встречу при выходе. А то, кто же тогда засвидетельствует мою смерть? Противоядие дали, может вообще убивать не планируют… Да не, должны же они меня угробить. Увидят, что противоядие работает, и все, прощай головушка. Никто не выпустит живым парня, что так много знает. А ведь смерть как раз входит в мой план. Помните? А, значит, пока игра идет по моему сценарию, а не по тому, что придумали себе адепты.

Так, а пока у меня тут еще есть кое-какие дела. За мыслями, я без труда поднялся на стену, и так же свободно спустился с нее по видавшей виды деревянной лестнице. Наверняка ее тут бросили еще те, кто эту стену возводил. Вообще, вторая стена вокруг южного замка была построена быстро и кое-как. Ее архитектурный вид зависел от честности конкретной бригады работяг, и степени опьянения ее бригадира. «Белым» был важен результат, а людям что строили ее, было важно как можно быстрее убраться отсюда. Все честно. Результатом этого неимоверного двойного ускорения стала самая уродливая постройка во всей Столице.

Стена была везде разной высоты, камни были часто плохо подогнаны друг к другу. Кстати, иногда они падали на мостовую около стены или прямо на головы мимо проходящим стражникам. Там где сильнее всего сэкономили, читай больше всего украли, часть стены совсем осыпалась. Наблюдательный человек, проживший в Столице несколько лет, без труда мог назвать вам с десяток мест, где в стене были прорехи, сквозь которые можно было беспрепятственно попасть внутрь. В общем, строили на века.

Мисса очевидно эти места знал и намерено их сторонился. Поэтому меня просто проводили за стену в месте, где от нее до стены южного замка самое короткое расстояние. Это если по карте мерять, разумеется. На деле между мной и замком уютно расположилась самая настоящая груда камней и мусора. Целый городской округ, выжженный «белыми». А единственные уцелевшие замковые ворота были немного в стороне.

То есть точка входа подготовленная адептами одновременно и удобная, и нет. А еще недалеко от позиции, занятой наемниками, протекала небольшая речушка, что как раз где-то в пределах квартала от места заброски уходила в подземный грот. Ребятам будет очень легко избавится от тела. Надеюсь именно с этим расчетом они все и распланировали.

Так, а теперь самое время проявить свои скрытые таланты. Первым делом я забежал в первый попавшийся дом, что еще не совсем обрушился. Залез я туда с целью спокойно осмотреть это самое «лекарство», которое мужественные клирики делали в болотах на севере. И вообще, ради него люди умерли. Я достал сосуд клириков, встряхнул и попробовал поршень. Он не поддавался, как бы сильно я не давил. Здесь замешаны какие-то чудеса, очевидно же. Тот же парень, что покуражился с молнией, скорее всего его и запечатал. Но у Луиса есть свои секреты. Точнее у Криса, пора бы привыкать к новому имени. Я достал из кармана грязный кусок повязки, когда-то давно пропитанный кровью. Но, не только кровь пропитала его, а еще и чудо клириков, которым они заживляли большую рану на ноге солдата. Я обмотал тканью сосуд, сжал его в руке, сосредоточился на поршне и в этот момент он поддался.

Вот и мой маленький секрет. Ну, то есть вы серьезно думали, что лучшие сейфы страны не догадались запирать при помощи чудес? Корона государя как раз хранилась в таком. Посему, лучшим вором может стать только чудотворец. Пускай и «красный» самоучка. Хотя это «белые» преисполнились пафосом и соизволили обозвать людей с этой особенностью – «красными». Мы существовали задолго до того как нам выделили официальный цвет. Мой учитель был таким и его учитель и так далее. Веками мы жили на самом дне незамеченными, пока «белые» не спустили свой взор до нас.

Я слегка надавил поршень и капнул себе в рот пару капель, чтобы убедится в том, что это не вода. И это не вода! Вероятно это самое горькое нечто из того, что я вообще попробовал на язык за свою жизнь.

Помню, в детстве мама давала мне «настойку древнекорня». Она покупала эту бурду на рынке у какого-то мужика, представляющегося целителем с востока. По заверениям продавца выудившего из бедной, отчаявшейся женщины последние деньги, этот настой сделает ее саму и ее детей крепкими и сильными.

На самом деле мужик просто собирал траву прямо у себя под ногами и варил из нее свою бурду. А судя по вкусу, он заодно справлял свою малую нужду прямо в этот же котел. Так вот, та ужасающая горечь «древнекорня» ничто по сравнению с тем, что мне подсунул Мисса. Не знаю, как меня не вырвало, но стоило огромных усилий сохранить мой скромный ужин в желудке. Надеюсь, это средство хотя бы будет более действенным нежели «древнекорень».

Тот мужик, кстати, поплатился. Моя излишне доверчивая мать отдала ему последние деньги и вскоре совсем захирела. И «древнекорень» не помог ей, как ни странно. А вот сам продавец снадобий помог. Он, совершенно неожиданно, отдал все свои деньги бедной женщине. Правда, не очень-то добровольно. А когда он пытался вернуть «честно» нажитое, то споткнулся и упал лицом в капкан, навсегда утратив возможность видеть и разговаривать.

И теперь, сидя в заброшенном доме, стараясь удержать внутри странное зелье, я думал о том, что Мисса тоже должен споткнуться и упасть в капкан. Хотя бы за то, что подсунул мне такую отраву. Надеюсь, она хотя бы работает.

25. Джесс

«Днем Возрождения принято считать второй день зимних торжеств. Ночью этого дня официально наступает новый год. По всей стране принято проводить это время в массовых гуляниях с музыкой и танцами. Однако, система летоисчисления от дня Возрождения была принята только в 78 году. Именно с той поры мы отсчитываем года со дня подписания Декрета о Единстве. В тот зимний день многие землевладельцы и вельможи собрались в крепости Итильен, подле Столицы, и подписали документ, согласно которому они вверяли свои владения чудотворцам и с этого момента являлись вассалами Ордена Чудотворцев. Согласно документу вновь возрождённая Страна простиралась от Бахруза и до Велькура, с востока на запад, и от Уимстера до Роввен-Моффата с севера на юг. На момент подписания декрета Старый Король уже восемь лет как был мертв, а во многих землях уже отгремели жестоко подавленные восстания. Страна была восстановлена практически в границах владений Старого Короля. Лишь бароны Лимфиса объединились и организовали собственное государство, которое они сумели отстоять благодаря своим финансам и флоту, который они отдали Столице в обмен на автономию. До 78 года со дня Возрождения летоисчисление велось по старому календарю, бравшему свое начало с восхождения на престол первого короля. На момент смерти Старого Короля, последнего представителя династии, по старому летоисчислению шел 1825 год, следовательно, новая система летоисчисления была принята в 1911 году по старой системе. Соответственно, в документах 78-79 года часто можно обнаружить путаницу в датах».

Пий Ардженто «Правила интерпретации дат в летописях и документах»

863 год со дня Возрождения. Неизвестная деревня.

Естественно никто мне не поверил. Старик Лоррис смеялся от души каждый раз, когда меня отводили на регулярную взбучку. Ему было дюже весело смотреть как я, что есть мочи, пытаюсь доказать что никакой я не адепт, а Джесс – «красный» чудотворец из Столицы. Никакого Веллеса, а тем более Исана, эти дуболомы и знать не знали. Посему, я, строго согласно расписанию, получал свою порцию побоев как самый обычный адепт.

Впрочем, старик Лоррис на поверку оказался весьма приятным человеком и в целом сильно отличался от всех тех адептов, что я когда-либо встречал. Он скорее выглядел как обычный землепашец с дальнего севера, которому очень сильно не повезло. И, если бы он не сидел со мной в этом грязном хлеву окружённый сухими, то я бы никогда не заподозрил в нем последователя древнего культа. Однажды он с досадой признался, что его поймали прямо во время утренней молитвы. То есть, если бы он не восхвалял вслух Скипа, то никто, ничего худого в нем и не заподозрил бы.

Он был человеком традиций. Верил в тоже, что и его отец, а ранее его дед и так до самого истока времен. В целом, если хорошо подумать, то на окраинах обжитых человеком территорий каждый первый верил в то, во что верили его предки. На Церковь Перерождения и прочие современные религиозные течения этим людям было плевать. Вероятно, так далеко от Столицы, люди не редко даже и не подозревали о существовании какой-то официальной религии.

Так в Терриале я лично знал семью скотоводов, что из-за голода переехала в Терриал с земель, раскинувшихся в ста верстах западнее Велькура. Мой отец, человек весьма любознательный, как ни старался, но так и не смог достать подробную карту тех мест. Уж слишком далеко на западе они жили. В ратуше висела большая, старая карта, согласно которой эта семья вообще прибыла к нам с земель расположенных за официальной границей Страны, и значившихся на карте, как непроходимые леса. Хотя, готов спорить, что налоги с них собирали регулярно.

Великий Неурожай, погубивший Запад, начался с тех краев. Предвестником беды стали регулярные нападения на путников идущих из Велькура в Терриал. Столица никак не реагировала на обострившуюся обстановку, и несколько семей вынуждено переехали в Терриал в поисках лучшей доли. Кто бы им тогда сказал, что они лишь отсрочили свою участь на четыре года.

Так вот, эти люди тоже верили в Скипа, совсем как Лоррис. За это их сын регулярно был бит, а отцу на базаре отпускали товары втридорога. Они стали постоянным предметом сплетен и ссор, но на самом деле никакими злодеяниями не прославились.

Мне очень нравилась младшая дочь скотовода с дальнего запада. Ее звали Милле. Мы часто разговаривали с ней через ограду. В ту пору я остерегался видеться с ней на улице. Боялся, что меня будут так же колотить, как ее брата. Но меня тянуло к девочке и однажды я, сильно разгорячённый беседой, даже пообещал ей, что женюсь на ней. И я был невероятно серьезен. Для маленького мальчика, разумеется. За те годы, что эта семья прожила с нами по соседству, люди потихоньку начинали привыкать к пришельцам. От былой ненависти остались только вполне безобидные насмешки. И тогда мы начали без какого-либо страха целые дни напролет проводить с Милле. Наши отцы сдружились на почве увлечения различными техническими приспособлениями. А потом…

Потом пришла война. Семья Милле пропала во время восстания. Их отца убили в том же бою, что и моего. Но их дом в первый же день подожгли солдаты Столицы. И, если даже они спаслись в ту ночь, то следующая зима наверняка забрала их и они не застали Ночь пожаров. Надеюсь, Скип услышал их и они теперь под его защитой.

Я хорошо помнил акцент, с которым говорили эти люди, и который они так и не смогли перебороть. Я вспоминаю, как Милле мило коверкала слова, произнося их куда резче, чем говорят в Терриале. Я вспоминаю ее личико, а на сердце до сих пор начинает затягиваться узелок, один из многих. Это были люди земли – неторопливые, сильные и любящие жизнь, какой бы она не была.

Таким же был и Лоррис. Обычный человек, вера которого превратила его в изгоя. Да он был покрыт татуировками, которые редко увидишь в Столице. Да, он говорил с таким северным выговором, что половина слов казалась незнакомыми. Но он был обычным человеком. Ну, веровал он в какую-то позабытую историю. Ну, бурчал утром свою молитву. Кому от этого хуже то?

Старик довольно часто со слезами на глазах рассказывал мне про каких-то детишек и шахты при пятнадцатом городе. Я никогда не был в Металлической долине, а посох был мне и вовсе не нужен, поэтому мои познания в этой области ограничивались тем, что было написано в книге об истории чудес, которую Веллес заставил меня прочитать еще в детстве.

Лоррис всегда принимался плакать прямо во время рассказа. Поэтому, получить какую-либо вразумительную, законченную версию произошедшего я так и не смог. Как я понял, из его довольно бессвязного повествования, они хотели что-то сделать с какими-то душами, и у них это даже получилось. Но какой-то солдат все испортил. А потом вообще что-то непонятное началось. В общем, история достойная рассказа в темном трактире прямо под утро, когда все уже не то что стоять не могут, а даже уже сидят с трудом.

Старик, невзначай, каждое утро пытался приобщить меня к своей молитве. Впрочем, он не настаивал. Хотя, его железным аргументом было то, что, мол, меня же и так за это бьют, так чего же отказываться. Но я довольно долго воздерживался, пока меня не поколотили с особым злорадством. Смутно помню, как лежал на земляном полу и в полузабытье повторял за Лоррисом слова молитвы Скипу. Естественно Скип не появлялся и не объяснил местным идиотам, что тут вышла оказия. Но и хуже не стало, что по-своему тоже не плохо.

С тех пор, как меня особо зверски побили, прошла неделя. Жизнь шла… по расписанию. Я стоял в предбаннике, сильно скрючившись из-за болей в спине, и изливался бурой из-за отбитых внутренностей струей на копну сена исполняющую здесь обязанности уборной. На меня смотрел своими пустыми глазами сухой, из-за особого садизма стражников привязанный прямо подле отхожего места.

Я уже даже привык к этим ребятам. Северяне считали сухих чем-то вроде чистого зла в человеческом теле. До вчерашних крестьян из отдаленных районов никак не могло дойти, что это просто оболочка, оставшаяся от человека лишенного души. Нередкие случаи высыхания людей из-за тяжелого горя или лишений вовсе не убеждали людей севера в том, что человек потерял душу. Наоборот, они считали что это какое-то зло вселилось в измученное тело. Лучше всего об этом говорят предания старины: сказки, стихи, саги.

Высох от горя отец ее.

И сжалась душа его от пережитого,

И занял тело его злобный дух.

Это строка из саги о Вертлентах. Древнего рода, владения которого располагались прямо на восток от Харреса. Этот род давно угас. Последним его представителем была Марта Вертлент. Всех ее братьев и сестер унесли либо войны, либо болезни. И она, не имевшая возможности к деторождению, решила стать чудотворцем. И ей удалось. Она была воистину великой «белой». Она находила прогресс не в усложнении чудес, а, наоборот, в упрощении, в естестве. Именно ее практики легли в основу учения клириков. Однако, почитаемая как самый первый клирик, Марта Вертлент ни секунды им не была.

Что касается сухих, то в центральных регионах и на юге люди уже отвыкли приписывать им сверхъестественные свойства. Тогда как на дальнем западе и севере их еще боялись. Кстати, в окрестностях Бахруза сухих и вовсе почитали, подносили им подаяния, считая просветленным.

Вообще появление сухих и их подобающее упокоение контролировали судьи и слуги хартии. Они всегда быстро прибывали на места крупных происшествий, чтобы убедиться в том, что горькая доля не забрала чью-то душу.

И тут у меня возникает разумный вопрос. Где эта дружина садистов откопала сразу четырех высохших? Допустим, что все сухие были бывшими чудотворцами. Что такое произошло тут на севере, что сразу четыре человека в одном месте высохли? Они были примерно на одной стадии разрушения, что говорит нам о том, что момент высыхания произошел в одно время. Четыре чудотворца в одном месте? Разом? Когда чудотворец достигает окончания пути, то его тело уже слишком слабо, требуется большое количество обслуги. А четыре отряда находящиеся в одном месте… Да даже два «белых» всегда плохо уживаются, если они не учитель и ученик.

Как яркий пример стоит вспомнить Веллеса и Исана. Так что это не чудотворцы. Но какое же тогда несчастье могло произойти в этом захолустье, что сразу четыре человека лишились души? И я решил поинтересоваться у старика:

– Лоррис, а ты не задумывался, откуда тут вообще сухие? Да еще четыре штуки за раз? – спросил я, заканчивая свои дела.

В ответ Лоррис что-то прохрипел.

– Лоррис?

Опять хрип.

Я настолько быстро, насколько мог, подбежал к старику, скрючившемуся на полу. Лоррис крупно дрожал. Его глаза закатились, на губах собралась белая пена. И тут, вдруг, вся деревня закричала. С испугу я кинулся на землю и прикрыл голову руками.

Хотя, по правде говоря, такой вой я уже слышал. Это было в Митарре, когда умер господин. Все люди в одно мгновение словно лишились рассудка и закричали. Этот звук проберет до мурашек кого угодно. Я слышу подобное уже не в первый раз, но, пожалуй, привыкнуть к такому невозможно.

Я – «красный», а значит, чтобы сейчас не происходило, оно влияет лишь на душу. Поняв, что мне, в отличие от других, ничего не угрожает, я поднялся на ноги. Первым делом я перетащил трясущегося и хрипящего Лорриса в самый «теплый» угол хлева. Там он хотя бы не замерзнет, да и сухие до него не дотянуться.

Кстати, как на «это» реагируют сухие? Убедившись, что старик не пострадает, я подошел к одному из них. Он совершенно никак не реагировал на происходящее. Как впрочем, и всегда.

– А в этом мы с тобой похожи, верно?