Ловили венки с берега, кто рукой, а кто досягая палкой или жердью – загодя, верно, наготовили. А и то не всем везло. Иной парень, не сумев дотянуться до желанного венка, бросался в воду в чём был и настигал его в два-три взмаха рук. Девчонки бежали вдоль берега с весёлыми перекликами и насмешками над непроворыми парнями. Там трое схватили один венок да и разорвали его натрое – быть теперь потехе, кулачному бою быть, да и девке выбрать после – кто из троих ей мил покажется. А то и вовсе никто – вот позубоскалят над неудачниками после остальные невесты.
Несмеян и Купава стояли посторонь, у самого поворота реки, глядя на веселье молодёжи, вспоминая себя. И каждый, взглядывая друг на друга, словно молча говорил – а помнишь?
Помнили.
Волна плеснула, выбрасывая к ногам Несмеяна венок – уже почти потухли огоньки на нём, намокшем и мало не распавшимся от воды. Видно, никто не поймал…
С треском раздвинулись ракиты, выбежали три девушки и Несмеян онемел – впереди бежала Моховичка Гордяна, дочка Мураша. Уж не её ли венок?
Будь Несмеян молодым неженатым парнем, впору было бы схватить венок с торжеством – лучшая невеста округи. Он же чуть отступил на полшага под взглядом оторопелой жены.
Девушки остановились. Молчали, словно поражённые громом.
Гордяна сделала несколько шагов, подняла с воды венок, выпрямилась. Несколько мгновений смотрела Несмеяну в глаза. Потом чуть поклонилась и отошла обратно к подружкам. Что-то сказала, девчонки весело прыснули, и тут же порскнули посторонь сквозь ракитник – бежали парни. Начиналась новая потеха – поймать девушку да за венок с неё поцелуй стребовать.
А то и не только поцелуй.
Спать себе и мужу Купава постелила на сеновале. Когда Несмеян опустился на шубу рядом с женой, хрустя сеном, она молча поворотилась к нему и обняла нагой рукой. После двух месяцев разлуки была страстная и горячая, ластилась к Несмеяну, выгибалась, кусая губы и сдерживая стоны, царапала плечи. Кружилась вокруг колдовская купальская ночь, плыли в небе облака и звёзды, внизу, в конюшне хрустел сеном конь Несмеяна, шумно чесался под стеной конюшни Серый. А нагие тела в постели стонали, страстно вжимаясь друг в друга, жадно искали губы друг друга, бесстыдно шарили руками по телу.
После, когда они лежали усталые и счастливые, Купава довольно улыбалась в темноте, и Несмеян видел эту улыбку, когда луна на миг выглядывала из-за облаков, и бледный лучик падал на лицо жены через дыру в кровле.
– Хорошо, ладо?
Несмеян молча кивнул, зная, что жена поймёт.
– И мне, – она счастливо повозилась, умащиваясь на его плече головой, прикоснулась губами к ключице. Спросила лукаво. – Теперь Моховичку ту меньшицей не возьмёшь?
– Да ты что, Пава? – ошалело спросил Несмеян, чуть приподымаясь на локте. – И в мыслях не было.
– А венок-то к тебе подплыл.
– Ну и что же, – возразил вой, пожимая плечами, и сам не особенно веря в свои слова. – Течением же поднесло. Случайно.
– В купальскую-то ночь – случайно? – хмыкнула жена. – Так не бывает.
Несмеян смолчал.
– А ведь нравится она тебе, – проницательно сказала Купава. – А?
– И что? – не сдержался вой; раздражение прорвалось разом.
Купава тихо засмеялась.
– Ладно, не буду больше… – и снова сказала о прежнем. – Хорошо здесь, Несмеяне. Так бы никуда и не уезжала отсюда.
– Надо, жаль моя, – Несмеян вздохнул. – Ничего не поделаешь, служба. Да и… времена приходят тревожные. Лучше вам в Полоцке быть…
– Что?! – Купава приподнялась на локтях, нагая и прекрасная, выдохнула ему в лицо. – Война, что ли?
– Война, лада моя.
– С кем?
– Да со всеми, – вновь не стал вдаваться в подробности Несмеян. – Ты только про то никому пока…
– Ладно, – Купава откинулась на спину, глядя вверх. – Звери вы, мужики, только бы вам воевать…
– Доля такая, – криво усмехнулся Несмеян. – Вой я…
– Но ведь неведомо ещё, где безопаснее-то будет, – она вновь прижалась к мужу. – Сюда-то, в глушь лесную, если что, вражья рать навряд ли заберётся.
– Как знать, – вздохнул вой грустно. – Тут не угадаешь.
– Ну, тогда и гадать не будем, – тонкие пальцы Купавы почти неслышно прошлись по носу и губам Несмеяна. – Поцелуй меня, ладо…
Рассвет осторожно коснулся розовой дланью верхушек сосен, окрасил небо полупрозрачной лазурью.
Купава счастливо потянулась под длинным тулупом, поворотилась к мужу – и тут же проснулась окончательно. Несмеяна на сеновале уже не было. Женщина грустно усмехнулась – ну чего она ещё ждала от воя, навыкшего вставать с рассветом.
Несмеян нашёлся во дворе. Купава на миг даже замерла в дверях стаи, залюбовалась мужем.
Несмеян танцевал – иного слова не найдёшь. Гибкое поджарое тело стремительно металось по двору, окутанное сияющим вихрем синего оцела, гибельно свистел рассекаемый нагими клинками воздух. На миг Несмеян застывал в каком-то странном положении, неуловимо похожий на огромного паука с двумя жалами, потом вновь срывался с места – и страшный танец продолжался. Два стремительных клинка рубили, резали, кололи. Наконец, вой остановился, тяжело переводя дыхание, кинул оба меча в ножны. И только тут Купава заметила стоящего на пороге избы сына – Невзор смотрел на отца с неприкрытым восхищением. Несмеян тоже заметил сына, улыбнулся и пошёл к колодцу, бросив Невзору:
– Слей мне.
Вой довольно ухал, растирая по плотному загривку холодную воду.
– Понравилось? – весело спросил он сына.
– А то…
– Хочешь так же?
Невзор счастливо кивнул. Несмеян довольно хмыкнул, и ничего больше не сказал.
От крыльца Купава позвала к первой выти.
За столом, уже доедая яичницу с копчёной лосятиной, гридень негромко сказал сыну:
– Собирайся. Завтра отведу тебя в войский дом.
Купава ахнула, схватясь ладонями за щёки.
– Как? Уже?! – метнула встревоженный взгляд на сына, на мужа, на отца. Калина пожал плечами – дело, дескать, ваше. Семейное.
– Надо так, Купава, – каменно-твёрдо сказал Несмеян. – Надо, чтоб Невзор быстрее умелым воином стал.
– Да зачем?! – жена даже чуть приподнялась из-за стола.