Метаморфоза Остапа Бендера

Трудно сказать, действительно ли Бендер завидовал или какое-то другое чувство родилось в нем в это время, но одно было ясно – он несомненно был очень взволнован.

Ипполит Матвеевич, услышав, что командор ему завидует, стал оправдываться.

– Чему же завидовать? – грустно произнес он. – Что мне с того, что есть слава и деньги. Я все равно несчастный человек. Глубоко одинокий. Ни жены, ни детей. И я очень рад, что встретил вновь тебя, Остап. Ведь ты, по сути, мог бы быть моим сыном…

Воспользовавшись моментом, великий комбинатор незамедлительно спросил, нельзя ли ему поселиться у Воробьянинова на какое-то время.

Не раздумывая, Ипполит Матвеевич согласился. Более того, он поблагодарил Остапа за такое решение. Бендер принял благодарность с большим удовольствием. Затем Воробьянинов более подробно ознакомил командора со структурой квартиры, с функциональным назначением ее частей.

В девять часов вечера бывшие концессионеры выпили по чашке чая, пожелали друг другу спокойной ночи и легли спать.

Но великий комбинатор долго еще не мог уснуть. Жажда действий, и притом активных, мучила его. С чего начать? Ответа на этот вопрос он пока не знал. С одной мысли Бендер перепрыгивал на другую, но в итоге возвращался к данному вопросу: «С чего начать свою политическую карьеру?» Надеяться на счастливый случай он не хотел – это было не в его правилах.

«Можно пойти прямо к товарищу Сталину, – размышлял Остап. – Объяснить: мол, так и так, готов сделать все для нашего государства и для партии Ленина – Сталина, а если потребуется, то и отдать свою жизнь. Попрошу дорогого Иосифа Виссарионовича взять меня к себе на государственную или партийную работу…

Чепуха все это. Что за бред я несу… Может, я просто устал? Да-да. Скорее всего… Завтра, завтра все обдумаю. Спать, теперь надо спать. Спокойный ночи, Остап. Утро вечера мудренее».

Бендер резко повернулся на правый бок и мгновенно уснул. Непонятное выражение застыло на его лице.

§3. Особо секретная информация

Георгий Михайлович Елизаров шел по тротуару быстрым шагом, не замечая вокруг никого и ничего. По его лицу и по каждому его движению было видно, что он чем-то встревожен.

Как крупнейший ученый-физик, светило мирового масштаба профессор Елизаров вот уже десять лет занимался вопросами взаимосвязи пространства и времени. Ему удалось достичь невероятных результатов. Он доказал, что передвижение во времени не невозможно. Но выкладки Георгия Михайловича оставались лишь на бумаге.

Три года назад Елизарову и группе передовых ученых под его руководством партия поручила все теоретические разработки воплотить в реальность – доказать на практике. Перед ними была поставлена задача: во что бы то ни стало изобрести машину времени – аппарат по перемещению людей и предметов в прошлое и будущее.

На первых порах работа шла медленно. Трудно было так сразу перейти от идей к материальному воплощению. Но потом стало получаться. Все без исключения ученые трудились с большим энтузиазмом, понимая великую важность своей работы. Кроме того, они чувствовали за собой и огромную ответственность. Через каждые три месяца группу разработчиков вызывали в Кремль для рапортов, где постоянно напоминали об ответственности.

И вот прошло три года – срок, за который машина времени должна была быть изобретена. Вчера вечером, когда профессор Елизаров вернулся домой с работы и приступил к ужину, зазвонил телефон. На проводе был сам Сталин, который любезно попросил Георгия Михайловича зайти к нему завтра в девять часов утра. Больше вождь ничего не сказал. Но Георгий Михайлович все понял.

Ему было ясно, что необходимо представить отчет о проделанной за три года работе. Однако отчет должен быть не на бумаге, а в словесной форме, поэтому профессор уже в сотый раз прокручивал в голове все, что будет говорить Иосифу Виссарионовичу.

Незаметно для себя к пункту назначения Елизаров прибыл довольно быстро. Немного постояв у двери в кабинет главы государства, дождавшись наступления ровно девяти часов, Елизаров постучался.

– Открыто, – послышалось за дверью.

Он вошел. В кабинете у окна с трубкой в левой руке стоял Сталин. Больше никого не было.

– Доброе утро, профессор, – произнес Иосиф Виссарионович и протянул руку.

– Здравствуйте, – ответил профессор, пожимая ее.

После этого наступило пятиминутное молчание. Вождь прошелся по комнате и остановился у окна.

– Разрешите один вопрос, – сказал он, глядя на Елизарова. – Почему вы, товарищ Георгий Михайлович, постучались в дверь моего кабинета? Неужели вы думали, что в рабочее время я могу заниматься здесь какими-то личными делами? Прошу дать откровенный ответ.

С этими словами отец народов ехидно посмотрел профессору в глаза. Тот не знал, что и ответить.

– Нет-нет. Что вы? – с дрожью в голосе пролепетал Елизаров. – У меня и в мыслях не было такого. Скорее всего, непроизвольно. Механически, товарищ Сталин.

– Хорошо! Великолепный, весьма четкий ответ по существу, – еще более ехидно сказал Сталин. – Трудно не принять ваше оправдание.

Хозяин замолчал, затягиваясь дымом трубки.

Георгий Михайлович, несмотря на свои шестьдесят два года, со стороны выглядел как провинившийся ученик, который стоит перед директором школы.

Сталин молча курил трубку. Профессор не решался прервать тишину.

Наконец Иосиф Виссарионович задал вопрос, как говорится, прямо в лоб:

– Товарищ Елизаров, к чему пришла ваша рабочая группа, которой, напомню, было поручено изобрести машину времени? Вы, думаю, отдаете себе отчет в том, как нам необходим этот аппарат.

– Да-да, конечно! – выпалил Елизаров. – Машина времени готова. Остались лишь мелкие штрихи.

На лице Сталина появилось удивление – он действительно не ожидал такого ответа. Ему, в глубине души своей мечтавшему о машине времени, до конца не верилось в возможность ее создания.

Елизаров продолжал:

– Машина рассчитана на перемещение объектов максимум на сто лет вперед.

Георгий Михайлович признался, что все усилия, направленные на то, чтобы сделать ее способной перемещать объекты в прошлое, оказались безрезультатными.

– Но мы работаем над этим, товарищ Сталин…

– Ничего, ничего, – прервал его Иосиф Виссарионович. – Конечно, мне бы хотелось побывать в прошлом, доделать недоделанное, встретиться там кое с кем, побеседовать с товарищем Лениным. Я бы хотел рассказать ему о том, как мы, коммунисты, после его смерти, руководствуясь его идеями, строим коммунизм.

Думаю, что после нашей беседы он отказался бы от написания своего письма к съезду, компрометирующего меня… Что подумают потомки?..

Сталин резкими шагами подошел к шкафу, нашел среди кучи бумаг письмо, о котором говорил. Быстро пробежав по нему глазами, небрежно бросил его на стол.

– Конечно, не написал бы, – с грустью промолвил отец народов, перебирая в голове все то хорошее, что он сделал во исполнение идей Ленина. – Хотя кто знает?! Ведь Ильич был тогда тяжело болен…

Я всегда уважал и уважаю Ленина. Но, несмотря на это, я иногда замечал за ним политические ошибки, о которых говорил ему прямо в лицо,.. а не за спиной, как он поступил в данном случае по отношению ко мне.

Иосиф Виссарионович подошел к окну, посмотрел в него, мысленно улетая куда-то вдаль, после чего произнес шепотом:

– Это письмо к съезду – самая грубая политическая ошибка Ленина. Но я не обвиняю Ильича. Он не виноват. Враги революции, стремившиеся к достижению своих целей, ввели его, лишенного достоверной информации и не способного по состоянию здоровья трезво оценить ситуацию, в заблуждение. Они хотели захватить власть в свои грязные руки.

Отец народов, раскрыв свои ладони, внимательно посмотрел на них.

– Они были готовы, ликвидировав завоевания нашей революции, повернуть назад колесо истории!

Собрав в кулак пальцы правой руки, Сталин медленно подошел к столу и слабо постучал по нему.

– Да, конечно, мне хотелось бы побывать в прошлом, – сказал он уже более спокойным голосом. – Но что поделаешь! Не получается – значит не получается. Надо работать дальше, чтобы в результате получилось.

Все это время Елизаров стоял неподвижно. Слушая монолог Иосифа Виссарионовича, он не понял ни слова. О письме Ленина к съезду, упомянутом вождем народов, он не имел никакого представления, как и почти все население Советского Союза.