Метаморфоза Остапа Бендера

– Все, пора закругляться. На эти деньги можно прожить пару недель. В конце концов, я ведь не попрошайка какой-нибудь.

Когда же Остап снова решил, что он не попрошайка, и хотел уже действительно закругляться, чья-то рука в белой манжете потянулась к его шляпе и опустила в нее десятирублевую бумажку.

Великий комбинатор чуть не упал в обморок от удивления и радости. Он резко поднял глаза, но увидел лишь спину уходящего быстрым шагом мужчины, походка которого Бендеру показалась знакомой. Командор быстро сообразил, что надо немедленно догнать столь щедрого человека и поблагодарить его за такую милость.

– Минутку, минутку, уважаемый! – крикнул командор хриплым голосом. – Прошу вас, остановитесь!

Таинственный благодетель с недовольством обернулся. У него было весьма приятное лицо. Хрустально-чистые пенсне придавали великодушному мужчине необыкновенный шарм. А вот редкие усики делали его несколько смешным.

Одет мужчина был солидно: черный костюм-тройка, белая сорочка, черный галстук, черные лакированные туфли, черный котелок.

Но Остапу, который уже приблизился к щедрому прохожему на расстояние двух метров, не было дела до одежды этого гражданина. В глазах великого комбинатора горела злость, и они наливались кровью. Еще бы! В этом мужчине он узнал не кого-нибудь, а самого Ипполита Матвеевича Воробьянинова!!!

– Здравствуй, Киса, – демонстративно нежно сказал Бендер, с усилием подавляя в себе жажду мести.

– Здравствуйте, молодой человек, – резко ответил прохожий, опознанный Остапом. – Только зовут меня не Кисой, а Ипполитом Матвеевичем Воробьяниновым.

С этим словами мужчина, не понимавший, почему он назвал свои анкетные данные попрошайке, машинально отвернулся от Бендера и стал уходить быстрыми шагами. В его походке чувствовалась нервность – он был явно встревожен.

Ипполит Матвеевич за свою долгую жизнь навидался многого. Могло показаться, что его уже невозможно ничем удивить, обидеть или испугать. На самом же деле это было не так. При наличии любой, пусть даже самой ничтожной угрозы он пугался.

Трудно сказать, какое именно чувство испытал Воробьянинов, когда в попрошайке узнал своего старого знакомого – им же убитого гражданина Остапа Бендера. Было ли это чувство удивления или страха, я не решусь ответить. Скорее всего эти чувства возникли в нем одновременно. Об этом, надеюсь, мы узнаем позднее.

Остап же был переполнен вполне определенным чувством.

– Куда же ты, Киса? – следовал он за Воробьяниновым.

Когда расстояние между бывшими соучредителями концессии сократилось буквально до одного метра, Ипполит Матвеевич, подключив дополнительные мощности, сделал рывок вперед, увеличив дистанцию до трех метров.

Он, конечно, понимал, что встреча с Бендером ничего хорошего не сулит. Жирный пот обильно выступил на его лице, но он готов был бежать еще долго. Однако этого ему делать не пришлось. Остап, догнав беглеца, схватил его за руку. Ипполит Матвеевич остановился, почувствовав железную хватку великого комбинатора. В который уже раз молодость победила!

– Ну, вот и хорошо, – ласково произнес Бендер, немного отдышавшись после пробежки.

Воробьянинов все еще не желал сдаваться.

– Молодой человек, чего вы от меня хотите? – вскрикнул он неожиданно, сделав такое выражение лица, будто никогда ранее не видел стоявшего перед ним. – Отпустите меня. Подите прочь! Я буду кричать, я позову милицию!

Остап освободил руку Ипполита Матвеевича, мило улыбнулся, но угрожающе промолвил:

– Милицию звать не надо. Это не в ваших интересах. Наша милиция охраняет порядочных людей, а не убийц. Когда придет время, я сам позову ее.

Великий комбинатор приблизил свой лоб ко лбу Воробьянинова.

– Слышите, – произнес он шепотом, – я ее сам позову.

Ипполит Матвеевич потупил взгляд. Он дрожал всем телом и был сильно напуган. На его глазах проступили слезы. Казалось, еще немного – и он заплачет.

Остап, осознавая, что такой поворот событий сейчас ни к чему, сказал мягким голосом:

– Ну, ладно, Киса, не бойся. Убивать я тебя сейчас не буду. Властям тоже не выдам, хотя ты и особо опасен для общества. Думаю, если будешь себя хорошо вести, ты мне пока можешь быть полезен.

Командор резко изменил тональность и уже приказным голосом сказал:

– Вытри свое лицо, спортсмен-неудачник. И не стыдно тебе в твои-то годы так бегать? А люди что могли подумать? Ты и впрямь неисправим.

– Что вам от меня нужно? – процедил сквозь зубы Воробьянинов. – Не желаю иметь с вами никаких дел! Если я виноват в чем-либо, так убейте меня. Исполнять же ваши приказы и поручения я не намерен!

– Хо-хо-хо, – медленно произнес Остап. – Вы хотите умереть? Боже мой, как вы мужественны! Слушайте, а может, ваши предки были казаками или турками?

Великий комбинатор гордо поднял голову и добавил:

– Убивать вас у меня нет желания. Я в жизни никого не убивал, хотя меня убивали…

С этими словами Бендер многозначительно посмотрел на полуживого собеседника, если, конечно, в данный момент Воробьянинова вообще можно было так назвать, и философски продолжил:

– Я не намерен брать грех на душу – не положено. Мне почему-то не хочется совершать тяжкое преступление. Если же ты, пользуясь моей добротой, будешь плохо себя вести, возникнет основание заявить властям о совершенном тобою некогда деянии. Тебя упрячут в тюрьму, изолируют от общества.

– Чего вы от меня хотите? Что я должен делать? – чуть слышно пролепетал Ипполит Матвеевич, как бы подписывая акт о своей капитуляции.

– Вот это уже несколько иной разговор, – довольно заявил великий комбинатор, сверкая глазами победителя. – Это разговор между двумя джентльменами, Высокими Договаривающимися Сторонами. Только, думаю, здесь не место для подобных церемоний.

Командор вопросительно посмотрел на Ипполита Матвеевича, желая услышать от него предложение о месте переговоров, но тот молчал.

– Киса, может, ты пригласишь к себе своего старого знакомого? Кстати, где ты сейчас живешь? В Москве? Или куда-то ехать придется? Ты не волнуйся, за дорогу плачу я.

Остап вынул из кармана десятирублевую бумажку, недавно полученную в виде подачки от Ипполита Матвеевича, и ударил ею по носу ее предыдущего владельца. Тот нервно фыркнул и резко ответил, что свои деньги Бендер может оставить себе, а ехать никуда не придется – живет он в Москве, причем здесь недалеко.

– Пешком можно пройтись, – сказал Ипполит Матвеевич. – У меня четырехкомнатная квартира. Живу один. И слава богу. Будь я женат, я бы вас в таком виде к себе не пустил, поскольку жена испугалась бы.

Было заметно, что Воробьянинов немного успокоился. Мысли его стали более упорядоченными. Он уже не дрожал и не вздрагивал. Черный, удушающий страх, еще недавно сидевший в его душе, постепенно вытеснялся чувством вины и ответственности, которые в свою очередь порождали всепроникающую жалость, не поддающуюся осмыслению.

Нам, уважаемый читатель, будет трудно понять состояние Ипполита Матвеевича в данный момент, если мы не выясним, какова же была его судьба после того, как он, избавившись от Остапа, не нашел искомых бриллиантов.

А было следующее.

Сразу после того, как Воробьянинов обнаружил отсутствие в последнем стуле бриллиантов и понял, что их до него нашли другие, он вдруг с невероятной силой пожалел великого комбинатора. С этого момента его безжалостно стала угнетать еще сохранившаяся в нем совесть. Ему постоянно снились кошмарные сны, мерещились призраки и ведьмы. Доходило до того, что несколько раз Ипполит Матвеевич пытался покончить жизнь самоубийством, но ничего не выходило: то веревка обрывалась, то в последнее мгновение малодушие брало верх над желанием восстановить справедливость.

Воробьянинов действительно горевал. В какой-то момент он даже ушел с головой в религию. Ежедневно ходил в церковь, ставил свечи за упокой души Бендера, жертвовал для церкви деньги.

Время шло, но оно не лечило.

Ипполит Матвеевич хотел начать обычную стариковскую жизнь – обзавестись женой, купить домик в деревне и заняться домашним хозяйством. Но из этого ничего не выходило.

Когда он после долгих поисков, наконец, нашел подходящую спутницу жизни, та как-то вечером за ужином неожиданно (по непонятным причинам, без всяких к тому оснований) возьми да ляпни:

– У тебя такие глаза сверкающие, как у убийцы впрямь.

Ипполит Матвеевич немедленно порвал с этой дамой отношения и уже не предпринимал попыток жениться.