Асмодей нашего времени

– Такимъ законъ не писанъ.

– Эхъ, дяденька! Вы ц?ны себ?, не знаете.

– Будто? разс?янно сказалъ Софьинъ.

– Мн? говорила Marie… сказалъ Племянничковъ и остановился, выжидая, какое д?йствiе произведетъ это на Софьина.

– Чтожь тамъ такое? сурово спросилъ онъ.

– Покам?стъ, ничего; а вотъ, над?юсь, на сегодняшнемъ вечер? будетъ говорить.

– Ну, по?демте же; я готовъ.

Я они по?хали.

А по?хали они къ Клюкенгуту, который по случаю тезоименитства своей супруги, давалъ пиръ на весь мiръ, не щадя ни приглашенiй, ни расходовъ, на которые онъ всегда бывалъ скупъ, по кровной привычк? своей н?мецкой натуры.

Не будемъ останавливаться надъ описанiемъ бала. Съ немногими исключенiями, онъ во всемъ походилъ на балы, даваемые частными лицами въ губернскихъ городахъ.

Завидно счастливы такiя натуры, какъ Племянничковъ. Посмотрите, какъ хохочетъ его дама! Какъ полно искренней веселости раскрасн?вшееся отъ танцевъ лицо его! Прическа у него уже испорчена, перчатки изорваны, галстухъ принялъ злостное нам?ренiе свернуться узломъ на сторону, – а Племянинчкову какое до этого д?ло? Его поминутно выбираютъ для составленiя фигуръ въ мазурк?, и тутъ-то оказывается неистощимая его изобр?тательность. Н?тъ, господа столичные жители! Если хотите вид?ть мазурку во всемъ ея разнообразiи, – прошу пожаловать въ губернiю;– тутъ вамъ представятся дива дивныя и чуда чудныя; тутъ иной проказникъ выдумаетъ такую фигуру, что и жителямъ Сандвичевыхъ острововъ не пришла бы она въ голову. Но, право, я люблю эти веселости, какъ скоро он? не слишкомъ громко вопiютъ противъ благопристойности. По мн?, ужь коли веселиться, такъ веселиться, а то что тутъ веселаго, когда танцоръ выступаетъ журавлемъ, а его dame de coeur глядитъ кукушкой? Не правда ли, ?едоръ Степановичъ? спросилъ бы я Племянничкова. А такъ, ей богу, такъ, дяденька, отв?чалъ бы онъ мн?.

Однакожь зам?чаете ли вы какое-то особенное движенiе между нетанцующими? Шепчутся, пересм?иваются, поглядывая на гостиную. Что тамъ такое? Пойдемте туда, господа читатели. Намъ, какъ Лесажеву герою, все позволено. На всякiй случай однакожь прикройтесь шапкой-невидимкой.

На канапе, облокотясь на подушку, сидитъ Софьинъ. На лиц? его поперем?нно является то усм?шка, то грозное выраженiе, то насильно скрываемая грусть. На другомъ конц? канапе рисуется Marie. Какъ хороша она въ этомъ роскошномъ, балетномъ убор?! Какъ кстати брошена на полную грудь ея эта пышная роза? Навалясь по подушку и небрежно разбрасывая косматые волосы, сидитъ Пустевцевъ. Они ведутъ между собою разговоръ, начала которому мы не были свид?телями.

– Недалеко же вы ушли съ вашей опытностью! говоритъ Пустовцевъ, отворачиваясь отъ Софьина и улыбаясь Marie.

– Дальше, ч?мъ вы въ состоянiи зам?тить, не безъ гн?ва отв?чаетъ Софьинъ.

– Мудренаго ничего н?тъ, съ язвительной усм?шкой подхватываетъ Marie. Ваши л?та даютъ вамъ на то полное право.

– Не всегда, Марья Онисимовна, л?та оказываютъ челов?ку такую услугу. Разсудокъ у однихъ развивается раньше, у другихъ позже, а у иныхъ и вовсе никогда. Но ужасн?е того состоянiя быть не можетъ, когда съ развитiемъ разсудка съ глазъ челов?ка спадаетъ та благод?тельная зав?са, сквозь которую онъ вид?лъ все въ ут?шительномъ св?т?.

– Зач?мъ же вы доводили себя до такого состоянiя? сказала Marie.

– За т?мъ, что я привыкъ быть внимательнымъ къ самому себ? и ко всему, что меня окружаетъ.

– Довольно, кажется, было бы съ васъ остановиться на вниманiи только къ самому себ?.

– Отъ перваго ко второму, Марья Онисимовна, неизб?жный шагъ. Разобравъ сначала хладнокровно вс? изгибы собственнаго сердца и находясь въ постоянной борьб? съ собственными недостатками, челов?къ прiобр?таетъ особенный даръ быстро прозр?вать въ недостатки своихъ ближнихъ, – вы не пов?рите, какъ потомъ ярко бросаются въ глаза эти недостатки!

– А добрыя качества? спросила Marie.

– Имъ сочувствуетъ сердце на столько, на сколько то позволяетъ разсудокъ.

– И такъ, благочестивые слушатели…. сказалъ Пустовцевъ, засм?явшись.

– Заключенiе, отв?чалъ Софьинъ, предоставляю вывести вамъ.

– Куда намъ пускаться въ такую премудрость!

– Разв? никогда и не пробовали?

– Не случалось.

– Напрасно.

– Я не охотникъ всматриваться въ чужiе недостатки.

– Не потому ли, что право это прiобр?тается сначала анализомъ своихъ собственныхъ?

– Н?тъ, не потому; а боюсь, чтобъ у меня не зашелъ умъ за разумъ…

– А вотъ же, Владимiръ Петровичъ, см?ясь зам?тила Marie, – видно не боится этого.

– Этому господину и нечего бояться, сказалъ Пустовцевъ.

Marie не могла не зам?тить всей грубости такой выходки своего

поклонника. Она медленно встала, и отошедши къ цв?точной пирамидк?, начала разсматривать что-то.

Софьинъ, весь изм?нившись въ лиц?, спокойно пододвинулся къ Пустовцеву и сказалъ тихо:

– Над?юсь, что вы не оставите безъ объясненiя вашихъ дерзкихъ словъ.

– Не над?йтесь; он? и безъ того ясны.

– Для васъ, можетъ быть, – но не для меня; – сознаюсь, я въ такихъ вещахъ нев?жда.

– Какъ и во вс?хъ другихъ, громко сказалъ Пустовцевъ, небрежно поднимаясь съ канапе. онъ подошелъ къ Marie, и подавъ ей руку, вышелъ въ залу.

Ошеломленный такою дерзостью, СоФинъ вздрогнулъ и потомъ остался неподвиженъ. Голова его кружилась, кровъ приливала къ сердцу. Въ гостиную вошелъ Племянничковъ, обмахиваясь платкомъ.

– ?едоръ Степанычъ! глухо проговорилъ Софьинъ. Потрудитесь, пожалуста, зайти ко мн? завтра утромъ.

– Во какое время, дяденька, я весь къ вашимъ услугамъ, отв?чалъ Племянничковъ, комически разшаркиваясь.

– Владимiръ Петровичъ! вопилъ Онисимъ Сергеевичъ, остановясъ у дверей между залой и гостиной. Подите-ка сюда, пожалуста, подите! Ну не злод?й ли, ну не разбойникъ ли этотъ Пустовцевъ? В?дь вишь какую фигуру выдумалъ! Отродясь не видывалъ! А ужь въ наше ли время не откалывали мазурки?

Скрывая въ себ? волненiе, Софьинъ подошелъ къ Неб?д? и безд?льно сталъ смотр?ть въ залу. Замысловатая фигура кончилась. Софьинъ однакожь зам?тилъ, какъ Marie говорила что-то съ жаромъ, какъ Пустовцевъ отв?чалъ ей – и эта небрежность, это дерзкое молодечество, съ какимъ онъ принималъ, по видимому, горячiя р?чи своей дамы, чуть-чуть не взорвали на воздухъ все благоразумiе Софьина. Незам?тно оставилъ онъ Неб?ду, и потупивъ голову, ус?лся на прежнемъ м?ст?.

Черезъ н?сколько минутъ быстро подошелъ къ нему Племянничковъ. Онъ былъ бл?денъ, и дрожалъ, какъ въ лихорадк?.

– Успокойтесь, сказалъ онъ; я все знаю.

Софьинъ поднялъ голову.

– Я ужь кончилъ, продолжалъ онъ.