Превосходство душегубов. Часть вторая Монстр просыпается

Превосходство душегубов. Часть вторая Монстр просыпается
Вячеслав Юрьевич Сухнев

Пока российские партии, красные и белые, занимались грызней, поднялась третья сила – молодые националисты, которые не останавливались ни перед чем, вплоть до захвата ядерной станции. АЭС они грозили взорвать, если президент и правительство не пойдут на уступки. Шантаж кончился плохо: на АЭС возникла аварийная ситуация под воздействием внешних факторов – обрушения карстовой платформы, а которой стояла станция. Началась эвакуация Москвы…

Вячеслав Сухнев

Превосходство душегубов. Часть вторая Монстр просыпается

Приключения Лимона

За неделю Зотов только раз и зашел к Лимону. Сначала Лимон не узнал его, хрупкого господинчика в серой, чесучовой тройке, песочного цвета бабочке и умопомрачительной панаме из рисовой соломки. Подумал – иностранец. И хотел матом с лестницы шугануть. А вгляделся – батюшки, Зотыч!

Втащил приятеля в квартиру, повертел, поцокал языком, нацелился уж на Трубу за бутылкой бежать, но Зотов достал из жилетного кармана старинную серебряную луковицу на толстой цепи, щелкнул, пижон, крышкой:

– Не заводись, Жора… Совершенно нет времени. Начальство собирает на Сретенке, потому и заскочил. Вот тебе телефон, позвони вечерком, часиков в десять, сговоримся.

И к двери подался, туфлями сверкая. У порога тормознул:

– Денег не надо?

Лимон только головой помотал, обескураженный и немного обиженный.

А потом сел на кухне, разглядывая вощеную визитную карточку с золотым обрезом: «Зотов Константин Петрович. Ведущий инженер». И больше ничего, кроме телефона.

– Ведущий, значит, – пробормотал Лимон и спросил у карточки: – Куда ведущий? Если, конечно, не секрет?

Спать расхотелось. Заварил черняшки и начал думать, отдуваясь в кружку. Он на Зотова не обижался. Бизнес – святое дело. Нет времени, так нет. Это Лимон может хоть сутки напролет керосинить или у девушки залечь от дежурства до дежурства, а Зотов… Ведущий же! Если он заторчит, остальные бедолаги, ведомые, стало быть, собьются в стадо как бараны, и останется им только жалобно блеять.

– Не злобствуй, Жора, – одернул себя Лимон. – Ведь зарекся же никому не завидовать. У каждого своя судьба, и каждый кует бабки в одиночку. Ну, костюм, ну, шляпа… Разве в этом счастье человека?

А в чем оно, счастье, забормотал, включаясь, холодильник. В чем, спросила, сорвавшись в раковину, капля воды.

Вот тогда Лимон решил провести ревизию своего хозяйства. Он расчистил стол от объедков и даже полой рубашки зачем-то вытер. На стол сложил немецкую карту окрестностей Москвы, рисованный планчик дачного поселка, шприц-присоску и ампулу с быстродействующим снотворным, бинокль с инфракрасными насадками, саперную лопатку, баллончик с паралитическим газом, финку в чехле, кровельные ножницы, плотные рабочие перчатки, моток капронового шнура, кусок телефонного кабеля в свинцовой рубашке. Подумал и положил сверху коробок охотничьих спичек. Хорошие были спички, хоть проволоку сваривай под дождем… Отошел подальше, полюбовался кучей барахла.

– Запас карман не трет, – сказал он в пространство. – А в магазин там не побежишь.

Но чего-то в натюрморте не хватало. Подумал, принес дробовик, положил в кучу. Однако ружье было явно лишним – Лимон не собирался штурмовать дачу, паля в воздух. Убрал дробовик. Еще раз пробежал взглядом предметы на столе, примеряя каждый к возможной операции на даче. А потом хлопнул себя по лбу. Конечно! Убрав собаку и нейтрализовав охрану с хозяином, Лимон потом очень долго может биться лбом в какой-нибудь железный ящик, в котором деньги прячут. И все труды насмарку…

Пошел через двор к Жердецову. Старая слепая собака по-прежнему сидела под лестницей, и Лимон ее привычно пожалел. Жердецов открыл дверь и тихо выскользнул на площадку.

– Опять поканаем кого-то метелить? – спросил он.

– Понравилось? – усмехнулся Лимон. – Нет, Серега, сегодня мы – мирные люди. Пойдем ко мне, почаевничаем.

– Это с удовольствием, – облизнулся Жердецов.

На кухне Лимона Жердецов со все нарастающим напряжением на лице наблюдал, как хозяин достает черные от накипи чашки, плитки желтого бразильского сахара и низку баранок. Заварной чайник со щербатым носиком, водруженный в центр стола, разбил последние надежды Жердецова.

– Серьезный разговор, – объяснил Лимон. – Сначала о деле, Серега. Вспомни, у кого из твоих знакомых есть универсальные отмычки. Желательно со световодами.

– Ну, ты даешь! – Жердецов подавился баранкой. – Зачем тебе универсалы? Да еще с подсветкой?

– Сундук, понимаешь, от бабушки остался, – сказал Лимон, дуя в чашку. – А ключ потеряли.

– Знаешь, сколько схватишь, если с универсалами заметут? Даже если в дело не пустишь?

– Однова живем! – подмигнул Лимон. – Какая разница, где гнить…

– Не скажи! – вздохнул Жердецов. – Я согласен опять поехать на Ямал… Лет на несколько, хрен с ним. Согласен! Но только, друг, если тут, до того, хороший кусок сорву. Чтобы Валька с Васькой горя не знали.

– Вот и я кусок присмотрел, – сказал Лимон. – И за него тоже согласен прокатиться на Ямал.

– Меня в дело берешь? – посерьезнел Жердецов.

– Нет, – покачал головой Лимон. – Дело тонкое… Ненадежное дело. Как сопля над пропастью – сорваться можно в два счета. Не хочу никого подставлять. А доля твоя, считай, в кармане – помоги лишь достать отмычки.

Жердецов долго думал, неспешно прихлебывая чай и погромыхивая баранками.

– Есть один старичок, – сказал он наконец. – Сам в полной завязке, но помогает при случае. Волшебник, собака! Однако залог берет – глаза лезут…

– Ничего, – сказал Лимон благодушно. – Мы за ценой не постоим. По девке и сережки.

– Когда нужен инструмент?

– Хоть сейчас.

Жердецов допил чай и встал.

– Если не помер… Если старичок в порядке – сегодня же вас и сведу.

– Никаких свиданий, – нахмурился Лимон. – Ты берешь инструмент, я беру сейф. Разделение труда.

– Уговорил, Жора, – тяжело вздохнул Жердецов. – Другому бы хрен в окошко показал…

Убрался Жердецов, а Лимон достал из-под ржавой и обколотой ванны плоскую металлическую коробку, в какой сантехники носят ключи. Из коробки вынул деньги, пересчитал. Отслюнявил кучку долларов и потопал в центр, в «Детский мир».

На Цветном бульваре, у Дома народов, со стороны Малого Сергиевского, пиво бутылочное продавали – прямо с машины. Лимон пристроился в небольшую очередь, да разглядел, что пойло синтетическое – колосок на этикетке не желтый, а синий. Пошел он дальше. На другом углу, уже у Трубной, толпились кришнаиты в белых простынках и босиком, тыквы бритые блестели.

– Ом мани, падме хум! – покривлялся Лимон. – Кто последний в Катманду?

Кришнаиты его проигнорировали. Лимон сплюнул. Кришнаитов он ненавидел. Москва и так черт знает на что стала похожа – черные, желтые со всего света, тюрбаны, бурнусы, тоги, леопардовые шапочки… Хозяевами глядят! А тут еще свои, отечественные говнюки перекрашиваются.

Поднялся на пригорок к Рождественке. Он ее любил – недлинную улицу, не изуродованную реставраторами и пока не занятую офисами, сохранившую, вероятно из-за Рождественской церкви, неповторимый колорит старой Москвы, в прочих местах столичного центра почти уничтоженный. Сюда, на Рождественку, еще улицу Жданова, Лимон целую зиму бегал – в девятом, кажется, классе. Жила тут девочка с простеньким именем Света…

Не успел он сделать несколько шагов по Рождественке не успел ностальгически расслабиться, как тут же в облаву попал. Завыли, перегораживая улицу со всех сторон синие мерседесы, затопали желтыми говнодавами патрули, замахали демократизаторами, сгоняя толпу в кучу к древней стене церковной ограды. Лимон встал мордой к стене, руки поднятые на нее благовоспитанно сложил, чтобы патрули лишний раз не гавкали, напоминая о правилах хорошего тона в облавах, дубинками в копчик не толкли. Об одном Лимон пожалел – доллары взял. Весной в такой же облаве ему патрули вывернули карманы и притырили шесть тысяч. Правда, нашими, лиловыми «бабочками». Невелики деньги, но обидно.

Пока он так размышлял, проворные руки патруля уже обежали Лимона по периметру, и надсаженный басок сказал:

– Можешь повернуться…