Превосходство душегубов. Часть вторая Монстр просыпается

Мария положила руку ему на грудь и попросила:

– Не лезь на рожон… Ладно? И звони!

Он вернулся в комнату и посмотрел в окно, как Мария с Зотовым вышли из подъезда. Тут же к ним черной тушей подплыла большая машина. В мертвенном свете фонаря над подъездом блеснула никелированная окантовка. Кадиллак? С водителем? Шемякин даже из окна высунулся. Дверцы мягко захлопнулись, машина с тихим ревом пропала во мгле. Интересные игрушки делает господин Зотов, подумал Шемякин с тревогой. И еще он подумал, каким же образом по пути в Удомлю Зотов минул станционный кордон… Значит, у него пропуск? Но такие пропуска можно получить лишь в организациях «Космоатома». Ах, черт! Что делать? Да ничего… для ловушки это все слишком сложно. Как бы то ни было – Мария уехала. И это главное.

Он достал глянцевую визитку с золотым обрезом и прочел: «Зотов Константин Петрович. Ведущий инженер». И московский, судя по восьмизначному номеру, телефон…

– Ладно, брат, – пробормотал Шемякин. – Ведущий… А также везущий в настоящий момент инженер. Может, и созвонимся.

Шемякин прибрался на столе, сунул сало и банку с грибами в холодильник, включил машинку. «Я, Шемякин A. H., будучи в здравом уме и твердой памяти, написал статью «Атомная петля на Верхней Волге», потому что так мне продиктовал гражданский долг. При написании статьи пользовался материалами, опубликованными в разное время, а также копиями документов, на которых по истечении срока давности гриф «секретно» считается утратившим силу. Авторство перед парламентской комиссией скрывал по двум существенным причинам. Первая. Я полагал, что комиссия ставит целью проверку ситуации на АЭС, и ее в первую очередь интересует соответствие тезисов статьи и истинного положения дел. К сожалению, я ошибся. Вторая причина сокрытия авторства заключается в том, что я опасался, и, как выясняется, справедливо, мер репрессивного характера со стороны администрации, потому что консервативные и насквозь прогнившие структуры «Космоатома» весьма болезненно реагируют на малейшую критику в свой адрес. Что лишний раз и подтвердило настоящее разбирательство.

Прошу учесть, что ни одну статью действующего законодательства я не нарушил, в том числе и Закон о печати в последней редакции. Это объяснение даю исключительно из уважения к комиссии и ее руководителю академику И. А. Самоходову. Оставляю за собой право, в случае разрыва контракта по инициативе дирекции Тверской АЭС, обратиться в судебное присутствие по трудовым спорам».

Выключил машинку, прихлопнул дверь и пошел, уже не таясь, домой. Перед подъездом на лавочке дышал свежим воздухом Баранкин. Судя по спортивному костюму, он недавно бегал от инфаркта.

– Вы не обижаетесь, Альберт Николаевич? – спросил Баранкин таким тоном, словно они только что встали из-за дружеской трапезы. – Ну, за то, что я сказал на комиссии… Вам ведь уже сообщили. Не обижаетесь?

– Нет, не обижаюсь, – сказал Шемякин, закуривая. – Разве можно обижаться на честного человека. И все же, Баранкин, возлюбленный брат мой, поразмышляй в свободное время над цитатой из классики: «Ядущий со Мною хлеб поднял на Меня пяту свою…». Увы, увы! Кстати, а почему вдруг так официально, Баранкин? Мы ведь давно с тобой на «ты».

Баранкин пожал плечами и промолчал.

– Дистанцию соблюдаешь, – усмехнулся Шемякин. – Молодец!

И запустил красную ракету окурка в сторону серого плимута.

– Где ты бродишь? – удивилась жена. – Сто раз котлеты разогревала… Больше мне делать нечего?

– Не до еды, – вздохнул Шемякин. – Думаю, нам пора паковаться. Насколько тебе известно, после разрыва контракта мы сможем занимать квартиру лишь три дня.

Он вынул из рабочего стола серую пластиковую папку, такую же, что передавал с Марией в Москву, бросил в нее листочек с объяснительной запиской и направился к двери.

– Так это, значит, ты… – задумчиво сказала жена. – Это из-за тебя сюда понаехала куча народу. Поздравляю! А о детях, интересно, ты подумал, когда стряпал свою галиматью?

– Естественно, – сказал Шемякин. – В первую очередь о них и думал. Словом, будем готовиться к отъезду.

– Куда? – устало спросила жена.

– Поедешь в Тверь, к матери, а я – в Москву. Или в Красноярск. В Татарию теперь вряд ли возьмут… Без работы не останусь. Устроюсь – вас заберу.

– А кому я с детьми нужна в Твери? Где я буду получать талоны на продукты?

– Продашь машину, – сказал Шемякин. – У нас вообще-то есть что продать. Хватит на целый год скромной жизни. А за этот год…

– Да! Либо эмир подохнет, либо ишак! Так вот… Никуда я не поеду. Это с тобой разорвут контракт. А мой еще полтора года действителен. И выгонять меня отсюда не за что!

– Видишь, как все хорошо складывается, – сказал Шемякин и поспешно вышел.

Едва тронул мазду, как из-за березок выскользнул серый плимут. Шемякин, пока ехал к дирекции, на плимут даже не оглянулся.

А в директорском кабинете синклит заседал по-прежнему. Только экологи исчезли, посчитав, вероятно, свою задачу выполненной. Члены комиссии держались вольно, сложив пиджаки и галстуки, гоняли кофе со сгущенкой и крекерами. К академику и его команде присоединились директор станции и заместитель по режиму толстяк Григоренко. Когда Шемякин вошел в кабинет, директор демонстративно отвернулся, а Григоренко, напротив, посмотрел с откровенной ненавистью.

– Ага! – пощелкал пальцами Самоходов. – Вот и наш герой. Заставили ждать, голубчик! Еще одну разоблачительную статейку сочиняли?

Шемякин молча вручил академику папку. Самоходов потребовал тишины, дальнозорко отставил папку и громко, с завыванием, как плохой актер, начал читать. А когда закончил, мертвая тишина повисла в кабинете. Лишь поскрипывал стул под тушей Григоренко.

– Н-да… – протянул Самоходов. – Мы ведь сразу догадывались, что статья ваша. Очень уж она похожа на письмецо, которое вы послали академику Валикову. Зачем же давеча комедию ломали? Я – не я, и кобыла не моя…

– Не знаю, кто больше ломал комедию, – поиграл желваками Шемякин. – Мне, например, за свою стыдно… А вам?

Самоходов долго молчал, потирая лысину. Члены комиссии сосредоточенно жевали.

– Жаль, – пробормотал наконец Самоходов. – Жаль, голубчик, что вы – по другую сторону. Я бы с удовольствием предложил вам место у себя. А что? Склонность к глубокому анализу, о чем свидетельствуют выводы статьи, самостоятельность мышления, чем сейчас не каждый ученый может похвастаться… И цепкость! Вы бы далеко пошли, Альберт, кажется, Николаевич. Но в том-то и дело, голубчик, что таких, как вы, надо останавливать пораньше. Пораньше! Ну да ладно… Имеете еще что сказать?

– Имею, – откашлялся Шемякин и пощипал бороду. – Таких, как вы, Иван Аристархович, тоже надо было останавливать пораньше. Лет пятьдесят назад. Уж не обессудьте, комплимент за комплимент.

– Возмутительно! – очнулся чиновник по особым поручениям. – И мы тут сидим, слушаем, как оскорбляют… Какой-то выскочка! И кого? В Христа захотелось поиграть, господин Шемякин?

– Ну, зачем же так, друзья мои! – улыбнулся академик.

– Продолжайте, Альберт, значит, Николаевич.

– Последний вопрос, – вздохнул Шемякин. – Если вы догадывались… Зачем же людей сюда таскали, допрашивали? Они-то в чем виноваты?

– Чисто научное любопытство! – развел руками академик. – Хотели разобраться, как глубоко пошла зараза. А теперь дело, можно сказать, закрыто. Мы тут, господин Шемякин, немножко помозговали, пока вы занимались сочинительством. Н-да. И вот что решили. Станцию придется останавливать. Некоторые ваши наблюдения и… э… претензии, безусловно, справедливы. И потому не станем рисковать. Не станем! Народ нам не простит. Как вы находите такое решение?

Шемякин ошеломленно молчал.

– Да-с, остановим станцию. Проведем самую широкую проверку условий работы – пригласим геофизиков, аналитиков, прогнозистов.

– Именно этого я и добивался, – буркнул Шемякин.

– Считайте, что добились… Но! Поскольку станцию придется законсервировать на неопределенное время, часть персонала подлежит сокращению. У нас за простой не платят. Не платят! Это решение, чтобы вы знали, базируется на законодательстве о труде. В связи с производственной необходимостью… И так далее. В первую очередь, конечно, останутся без дела операторы. Нечем будет, хе-хе, оперировать… Н-да. Но не волнуйтесь. Лично вам это ничем не грозит. Учитывая ваш большой опыт, знания и принципиальность… Мне тут подсказали, что в Бодайбо имеется вакантная должность руководителя группы операторов. Хорошая северная надбавка, квартира предоставляется сразу же. А если согласны месяца три-четыре потерпеть… Естественно, с сохранением среднемесячного жалованья, естественно! В начале года входит в строй Чукотская АТЭЦ. Я лично рекомендую вас заместителем директора станции по эксплуатации. Согласны, Альберт Николаевич, голубчик?

– Благодарю, – коротко поклонился Шемякин. – Значит, можно заказывать контейнеры для вещей? Я согласен на Чукотку. А на Северном полюсе, интересно, мы еще не строим станции?

– Свободны, свободны, – отечески улыбнулся академик. – Тут кто-то насчет Христа выразился… Не беспокойтесь, никто не узнает, что статью писали вы. Даю слово депутата Государственной думы! Мы уважаем вашу скромность и право, хе-хе, на псевдоним. Все присутствующие и все… э… приглашенные строго предупреждены о неразглашении. Отделу режима даны на сей счет определенные полномочия.

– Да уж… – пробормотал Григоренко, задумчиво катая по столу кулачищи.