Город мудрых дев. Мозаика монастырской жизни

Через пятнадцать минут мы стояли на площади у Храма Гроба Господня. Перед этим мы прошли через четыре кордона! И никто из полицейских не обратил внимание на то, что у наших пропусков были одинаковые номера! Мы стояли на пустой площади. Сюда кроме нас ещё никого не запустили, кроме приветливой игуменьи и какого-то мужчины. Матушка поздоровалась с нами и показала свой пропуск … с номером «42». Следом за нами на площадь вошел уже знакомый нам дяденька, ему Е. вчера дала один из пропусков.

Дальше люди стали всё прибывать и прибывать! И мы несколько часов простояли перед входом. Шумно формировалась армянская группа. Армяне относились к православным явно враждебно, да и вообще, возник какой-то дух немирствия. Когда вход открыли, толпу понесло в храм. К «пропускным» добавились сотни паломников, которые прилетели с надеждой на то, что попадут, но без «льгот». Меня быстро оттеснили куда-то очень далеко от инокини и игуменьи и я на всякий случай, сдавленная со всех сторон, встала на цыпочки и высоко подняла свой пропуск. Какой-то молодой монах, из ордена Хранителей Храма Гроба Господня, заметил пропуск среди леса рук и вытащил меня из жуткой давки на отделённое пространство для «вип персон». Напротив меня стояли ведущий Андрей Малахов и директор РЖД Владимир Якунин.

Матушка, с которой мы очень близко сошлись, утешила:

– Благодаря твоим ручкам и терпению на Схождение попало четырнадцать человек! (Двое не прилетели), Разве этого мало?!

Когда я держала в руках огненный факел и умывала в нем лицо и руки, внутренне не испытывала эмоций восторга. Но постепенно ощутила в душе глубокий покой. Вокруг люди кричали от радости, плакали, молились, выражали свои чувства. А я стояла в состоянии внутренней тишины. Искушение окончилось, началось обновление.

Подумав, пришла к выводу, что Господь попустил мне такое испытание ради людей, которым необходимо было попасть на Схождение Благодатного Огня. И ради их близких.

Не без Его Воли мы сумели пройти сквозь кордоны, отстоять несколько часов в многотысячной толпе. Благодать Божия попалила зло и уныние, покрыла грехи. Четырнадцать человек прикоснулись к Нетварному Свету Христова Воскресения.

…Когда люди стали расходиться, из под купола на фоне облаков возник поток света. Он осветил храм и встал над тем местом, которое называют "Пуп земли", "Центр мира". Господь благословил ещё один год жизни человечества. Оставалось ещё несколько часов до Пасхи, но люди вокруг уже обнимались и радостно кричали друг другу "Христос Воскресе!"

В оставшиеся дни мы посетили Галилейское озеро и Фавор, Вифлеем и Место Крещения Господня. Мы забирались в пещеру воскресшего Лазаря и ели рыбу апостола Петра. Я прикасалась ладонью к стенам Вечного Города и издали наблюдала за молитвой иудеев у Стены Плача. Я пробовала арабский фалафель и бродила по раскопкам града Давидова.

Иерусалим оставил в душе букет ароматов, ощущение личной причастности к Главной истории Спасения человечества от греха и духовной смерти. Я не насытилась им. Не дожила в нем. И целой жизни не хватило бы чтобы познать Святую Землю, исхоженную стопами Господа Христа и Его апостолов. Улетая и вглядываясь из иллюминатора в удаляющийся Тель-Авив, я чувствовала, что в душе вопросов стало больше, чем ответов. И одновременно ощущала близость Господа, Его непрестанное молчаливое Присутствие. После возвращения все наши храмы, даже величественные соборы, казались мне лишь скромным подобием главного Храма на земле – Гроба Господня, Храма Воскресения Христова. Душевно поёт иеромонах Роман Матюшин: "Иерусалим, Иерусалим. Светлая моя мечта"… Часть души осталась в тебе.

***

Чистим в Зимнем храме подсвечники. Бабулечка подходит ко всем иконам, медленно крестится, ставит свечи, вздыхает. Подходит к нам.

-Ой, девочки! Какой храм! Какой храм! Что я вам скажу. Было мне 17. Жила на том берегу Реки. Мечтала о большой и чистой любви. Ну и танцевать любила, прихорашиваться – не без этого. Услышала, что в клубе колонии танцы проходят. Это я про монастырь говорю, здесь же колония была, как во многих монастырях. Думаю: была не была – попаду как-нибудь. Зимой хорошо по замерзшей Реке: 15 минут и ты уже на танцах. Правда, это уже потом было, после летних моих первых путешествий. Первый раз как собралась, честно к родителям подошла спросить разрешение. Родители мне доверяли. А тут: на Танцы в монастырь – да ни в какую.

– Мы же верующие, а там не клуб, а храм! Триста лет в нем монахини молились, а вам, молодежи, всё фитюльки. Нет.

Ну, нет так нет. Да я не лыком шита. Переждала часок и снова к Бате:

– А можно в библиотеку?

– Отчего же нельзя. Иди, доча, с Богом.

Надев костюмчик, вышла из дома. По поясу перевязанное парадное платье в горошек. Дошла до реки. Перевязала то платье на голову и … пустилась вплавь. В молодости ничего не страшно. Ни реку переплыть, ни того что в колонию к уголовникам собралась. Лишь бы не опоздать к началу танцев. Пропустили меня, значит, на проходной и зашла я вот сюда, в храм, то есть в клуб. А здесь так торжественно: флаги, портреты Ленина и Сталина. И молодые люди с барышнями в приподнятом настроении. Натанцевалась, про время забыла. По темноте мне уже не очень понравилось плыть. Как-то перед родителями за мокрый костюмчик выкрутилась. И ещё несколько раз так плавала.  Потом по льду всё же легче. Теперь о душе думаю, спохватилась. Прости меня, Боже! Глупая была, храм Твой оскверняла.

***

Зима 2016 года, рождественские каникулы. В монастыре столпотворение. От пения служб и проведения экскурсий осипла. Дали очередную группу. Прибился дяденька, всё норовит вопросы задавать. А в промежутке просит: можно ли мне с вашей настоятельницей встретиться? Я в архиве работаю, есть что ей порассказать. У вас тут, по нашим сведениям, часть утерянной библиотеки Ивана Грозного находится под одним из корпусов. Если что, я у вас в гостинице платной остановился, там меня найдете.

Решила в такие загруженные дни Матушку Игуменью не беспокоить. Спросила у одной старой сестры как поступить. Она ответила: сами его сначала выслушаем, может и без Матушки справимся.

Вечером собрались в учебном классе. Пришел и дяденька, стал излагать свои мысли и результаты «изысканий». Что, мол, под сестринским корпусом есть ход, в нем и замуровали несколько ящиков с книгами во время пребывания в монастыре царя.

– Может это всё и так, вы убедительно нам рассказываете. Однако, уважаемый архивист, как вы смотрите на тот факт, что корпус построен через 90 лет после эпохи Грозного? Да ещё и без фундаментов: у нас везде бутовый камень в основании. – спросила, задумавшись, монахиня.

– Может я и не прав, но те, кто надо мной, в этом уверены.

– А кто над вами?

– Тсс. – Наш учёный изменился в лице. – Это тайна. Надо мной космические силы. Это они привели меня к вам открыть эту величайшую тайну…

Да, хорошо, что я матушку не беспокоила. А ведь какой харизматичный человек, я почти было поверила, если бы ни опытная мать Ревекка с практическим складом ума.

***

Появилась новая монахиня. Привез её какой-то священник, испросив для нее приют в обители на несколько недель без документов. Она была неразговорчивой, а её тяжелый взгляд отпугивал. На общих послушаниях она отсаживалась подальше и не вступала с сестрами ни в какие беседы. Прихожане стали жаловаться, что новая сестра выпрашивает сигареты, смутились. Её попросили уехать. … Через две недели к проходной подъехала милицейская машина. Они подошли к дежурной сестре, предъявили удостоверения и показали фотографию, на которой была запечатлена та женщина. Но на кадре она была без апостольника, коротко стриженная. – Матушка, к вам такая гражданка не приезжала в эти месяцы? Под видом паломницы или монахини? Мы её по всей стране разыскиваем, беглая особо опасная преступница… Не знаю, чем кончилась её история.

***

Зимой 2014 года к нам приехала хрупкая тихая девушка из под Пскова. Её поставили в помощь поварам на кухне и её практически не видно было в храме. Она была совсем неприметной, бесцветной даже, не вступала в личное общение с сестрами. Формально она исполняла все требования, которые ставились в условиях общежительной жизни: дежурила по коридору, ходила крестным ходом, выносила общий мусор, не шумела после 22 часов. Сменяющиеся соседки по келье только жаловались, что она долго говорит с кем-то по телефону. И вообще удивлялись тому, что телефонов у неё не один или два, а три. Летом её в паре с ещё одной сестричкой посвятили в послушницы и отправили на подворье. В жаркую пору там всегда много трудов и нужны свежие молодые силы: полоть и поливать  гигантский огород, ворошить сено, собирать травы, помогать на коровнике и в трапезной. Сестры на подворье живут по одной, поэтому тихая послушница, не особо усердствовавшая в трудах и появляющаяся в храме лишь время от времени, никому не мешала своими вечерне – ночными беседами. Однажды к ней кто-то добрался в подворскую глушь на черной иномарке. Она общалась с каким-то мужчиной у ворот. А дальше: к сестрам стали подходить немногочисленные прихожане подворского храма с вопросом: где та сестра, которая собирает на украинских беженцев? Куда положить пожертвование? Подворские монахини пребывали в недоумении. Несколько раз подобный вопрос задали и «на материке», то есть в большом монастыре. Сестры смекнули: кто-то из своих без Матушкиного благословения собирает пожертвования. Они попросили добрых жертвователей описать внешность просительницы. Ниточки привели к молодой послушнице.

Старшая подворья рассказала ситуацию Матушке Игумении, когда та приехала на сенокос. Матушка направилась в келью к сестре. Келья оказалась открыта, послушница была на дойке. Матушка увидела на столе не один или два, а пять телефонов. Она попросила срочно вызвать послушницу, а сама спустилась на первый этаж, чтобы благословить трапезу рабочих. Сестры видели, как послушница вбежала в корпус и закрылась изнутри кельи. Через полчаса стали звать сестру к Матушке. Дверь оказалась открыта, а келья пуста: ни телефонов, ни послушнической формы, ни узла с вещами, ни самой послушницы. Кто-то увидел, как она садиться в огромный тонированный джип и он исчезает из поля видимости навсегда.

Что это было? Кем оказалась послушница? Кому она собирала деньги? История оказалась интереснее, чем мы предполагали. Послушница оказалась «засланным казачком», последовательницей «бога Кузи». Ему, своему гуру – «воплотившемуся богу», бывшему милиционеру из Пскова, она и собирала пожертвования под видом милостыни на беженцев. Таких как она было 5 или 10 адептов, разосланных по разным большим монастырям. Первоначально девушка приезжала не одна, а с сообщницей, на разведку. Вспоминается, как они моют посуду в сестринской трапезной и как старшая наставница-бурятка внимательным взглядом изучает каждую сестру и каждую мелочь нашего быта.

Пожив две недели, старшая уехала, оставив младшую в качестве «секретного агента». События на Украине и война на Донбассе вписались в планы мошенниц-сектанток как нельзя кстати и они успели раздобрить своими просьбами о пожертвованиях большую часть наших прихожан и паломников. А когда младшую решили посвятить в послушницы, им вновь улыбнулась фортуна: монастырской сестре в черном подряснике прихожане точно не откажут. Сообщники всё время были на связи, они имели в крупных городах и других монастырях подобные «миссии» и своих представителей. При первой опасности разоблачения нашу «послушницу» моментально вызволили и увезли.

Глава 17. Друзья навсегда

Про людей с берегов Балтики. Юле и Ксении посвящаю этот фрагмент.

В 2021 году исполнилось десять лет со дня смерти моей старшей подруги Юлии К. Я познакомилась с ней тогда, когда ей уже был поставлен страшный диагноз – онкология.

Юля, улыбчивая женщина сорока лет, вышла на костылях из лифта и попросила взять её сумку. Мы встретились на двенадцатом этаже нового дома на Московском проспекте в Санкт-Петербурге, куда переселили из барака семью моих друзей Петерсон (это, конечно, псевдоним, поскольку настоящая фамилия совсем не творческая и в доме не используется). Восемь взрослых детей вместе с невероятной силы духа мамой Ксюшей много лет ютились в двух комнатах на первом этаже в доме на Краснокаменской улице, неподалёку от старого кладбища.

Заходишь с улицы и смотришь, как тянется трещина по всей стене, а из- под отсутствующего во многих местах паркета прорастает картошка. В центре маленькой кухоньки занавеской отгорожена старая ванна. И верёвки с бельём развешаны во всём пространстве коридора. Дом, построенный пленными немцами после войны, давно был признан нежилым и наконец, в 2008 году состоялось долгожданное его расселение и грандиозный переезд жильцов в другой район. Петерсонам выпал наконец счастливый билет – пятикомнатная квартира в новом высотном доме! Перевозить ничего не стали. Переместились из барака сразу в постмодерн, постаравшись забыть обо всех неудобствах вместе с вещами из которых выросли.

… Юля познакомилась с Ксенией в начале двухтысячных, во время выгуливания в общем дворе младших колясочных сосочных малышек. Это было не просто знакомство. Романтичная девчонка, прыгавшая с парашюта и слушавшая рок, впервые близко увидела человека веры, свою ровесницу – стильную многодетную улыбчивую Ксюшу. Её образ никак не вклинивался в стереотипы про религиозных фанатичек и две молодые женщины, вместо того чтобы обсуждать кормление и врачей, мужей и наряды, стали часами дискутировать об основах мироздания. Обе обменивались книгами, обе искали смыслы и раскрывались навстречу дружбе.

Ксеню, когда появился на свет восьмой ребёнок, бросил муж. И дружба с энергичной, оптимистичной, задорной Юлей стала лекарством от уныния. А день, когда Юлия впервые исповедалась и причастилась, стал для Ксюши личной Пасхой.

Ксюша бережно подводит подругу к столу и ставит ей стул, забирает костыли. Юля привезла новосёлам чайный сервиз. Сумка тяжёлая. Мы уселись за новый стол в полупустой кухне и стали смотреть на дальние дали с двенадцатого этажа. Юля смотрела задумчиво и Ксюша, чтобы мы не скучали, стала рассказывать истории о своих друзьях: художниках и архитекторах, музыкантах и хиппи.

Московская девчонка, впервые оказавшись с друзьями в Питере, заночевала у незнакомого молодого человека, а на следующее утро решила остаться и родила ему впоследствии восьмерых детей. Ксюша была и есть не просто мама. Она – сердце своей семьи, главный друг своих детей и сама в душе большой непоседливый ребёнок.

На полу, нацепив перья и раскрасив лицо гуашью, сидел по-индейски Тимофей; Римма, человек тонкого душевного склада, слушала джаз в больших наушниках, забравшись на подоконник. Артистичная и неподражаемая Нина, в будущем учёный микробиолог, эмоционально разговаривала по телефону с любовью всей жизни. Тихая София, призванная ныне к монашеской жизни, рисовала наши портреты. Маленькая Катька кормила печеньем единорога, а Петюня играл в паровозики. Через несколько минут после нашего с Юлей прихода в новый дом, шумной компанией завалились самые старшие: интеллигентная Мария с мужем-хирургом и доченькой Галей и брат Миша, только что отслуживший в армии и устроившийся в качестве промышленного альпиниста в одну из питерских клининговых компаний.

Все в сборе. Как я люблю эту семью. Как мне в жизни не хватало ощущения свободы и творчества до знакомства с ними! В этом доме принимали тебя таким, какой ты есть, без условий и условностей. Меня удивляло, как они не прогоняли меня и других друзей семьи. Они подарили мне два года творческого раскрепощения и открытий. Я увидела именно тогда, что мир – цветной и многоголосый, просторный и в нем много воздуха и света. Я узнала о существовании Амели и Animal Jazz, про Тарковского и старца Софрония, про белые ночи на крыше и про пешие диалоги из одного конца Питера в другой.

Петерсоны рассказывали, как однажды, ещё в старую квартиру на Краснокаменке вошла женщина и долго стояла посреди коридора, оглядываясь. Дети проходили мимо, пока через час не догадались спросить её, к кому из них конкретно она пришла. Тима думал, что она учительница Нины, Нина – что эта дама очередная мамина знакомая или представитель собеса. Мама ничего не думала, поскольку в этот момент варила суп, стирала бельё, кормила с ложки Петю и спрашивала уроки у Сони. Римма рассудила, что эта тётя ждёт Машу, а Маша была уверена, что тёте что-то нужно от Миши или Риммы.

– Так кого Вы ждёте?

– Никого. Я просто на вас на всех смотрю, и мне не хочется уходить.

Это чувство – совершенно не хочется уходить, уезжать, исчезать – испытывали все друзья Петерсонов. Самых интересных людей Петербурга я встретила здесь. Например, монахиню Иннокентию, переводчицу святителя Николая Сербского на русский язык, шагающую по городу с большим рюкзаком за плечами. И вот, Юлю, тётю Юлю.

Приедешь с университета к друзьям, ляжешь вместе с ними на пол. Кто-то возьмёт гитару и мы поём. Кто-то наденет ролики и проносится между нами по пустому пространству. Сядем в самой большой из пяти комнат в темноте и играем в мафию или крокодила (когда один загадывает предложение, другой его показывает, а все отгадывают и радуются), а после – слушаем живой фортепианный концерт или вместе печём, жарим, готовим. Спускаемся на улицу под проливной дождь и кружимся, взявшись за руки. Когда ещё не был подключен лифт, мы устраивали соревнование: кто быстрее по параллельным лестницам сбежит или поднимется на двенадцатый этаж. Мы обсуждали «Хроники Нарнии» и размышляли над текстами Паисия Святогорца.