Город мудрых дев. Мозаика монастырской жизни

– Есть, только что поселились.

Топаю в гостиницу. Свет во всех комнатах, голоса. Несколько больших групп из разных городов въехали. Куда же идти, чтобы не спрашивать каждого встречного поперечного? Ноги сами поднимаются на второй этаж. Направо или налево? Идут налево. С левой стороны пять комнат, в какую постучусь? Иду до самого конца, наконец внутренний голос подсказывает: стучи. Открывают дверь двое мужчин. Спрашиваю:

– Простите за беспокойство, Вы случайно не из Санкт-Петербурга?

– Матушка Валерия, ну конечно же мы из Петербурга, откуда нам ещё быть?! Вы что, нас не узнаёте?

– Простите, не узнаю.

– А мы Вас узнаем всегда. Мы из Троице-Сергиевой пустыни прихожане, Вы нам по монастырю вели экскурсию в прошлом году и мы решили снова приехать!

(Троице-Сергиева пустынь в двух километрах от моего петербургского домика).

– А маме телефон передадите?

– Конечно! Это же Ваша мама с инвалидами работает? Моя жена как раз собиралась к ней поехать.

Через два дня мама вставила сим-карту в новый смартфон. Слава Тебе, Удивительный Господи!

***

Кто-то подстрелил чайку. Она лежала, истекая кровью, в кустах у гостиницы. Монахиня Татьяна в тот же вечер гуляла по саду и читала пятисотницу, она чуть не наступила на несчастную птицу. Мать Татьяна, в прошлом медицинская сестра, тут же вызвала ветеринара чайке ради спасения её жизни. Птице ампутировали загнившее крыло. Матушка взяла чайку в келью, благо что жила одна, стала выхаживать Божие Творение так, как выхаживают ребёнка.

В жизни матери Татьяныслучилось горе, приведшее её в обитель: на её глазах машина сбила единственную дочь – первоклассницу. За неделю до гибели маленькая девочка, видимо что-то предчувствующая, сказала маме: мамочка, если меня не станет, будь пожалуйста монахиней! Мама исполнила детский завет и в постриге получила имя святой покровительницы своей доченьки. Сердце матери Татьянушки всегда было чувствительным и в скором времени ей поставили онкологический диагноз. Она, пока жива, решила помогать всему живому. Этот удивительный человек в монастыре стал работать в больнице и больные просили её рассказывать им в свободные минуты что-нибудь из Библии, которую монахиня знала почти дословно, прочитав после гибели ребёнка двенадцать раз от корки до корки.

И вот, чайка … Иду я с огорода и вижу, как сидит мать Татьяна в кустах у пруда и притягивает к себе плавучий плот для птиц. А на нём её чайка:

– Мать Валерюшка, я рада тебя познакомить со своей питомицей. Летать она не может, но любит плавать вместе с другими птицами. Она общительная и я её кормлю ежедневно, высыпая на плот хлебные крошки. Ты тоже, если будешь мимо идти, смотри как она, сообщай.

В этот момент бескрылая чайка делает безуспешную попытку взлететь и что-то выкрикнув, подплывает к хозяйке.

… Через месяц вижу следующую картину: на плоту сидит наша чайка, а вокруг нее утки. Утки вычёсывают себе крылышки, прохаживаются вальяжно. И вдруг чайка начинает копировать их действия точь-в-точь! Она стала думать, что она тоже утка!!! За этим феноменом ежедневно наблюдает теперь не только сестринская наша семья, но и многочисленные туристы.

***

Приходят в монастырский магазинчик люди, что-то купили, остались довольны. Мужчина роется в сумке, достаёт какой-то предмет и подходит к монахине-продавцу.

– А это Вам, на счастье и удачу – волшебная монета!

Сестра провожает паломника задорным взглядом, надевает очки и смотрит, что же это за монета такая. На матушку глядит в ответ с чеканки ухмыляющаяся и потирающая руки Баба-Яга.

***

Знакомые паломники идут с богослужения на послушание.

– На какое нам поле сказали? Смотри, там морковь растёт, а там чабрец! Куда идти?

– О, Миша, нам наверное на чабрец! Все труТники там сидят.

– Лена, кто-кто там сидит?

– ТруТники!

– Нет такого слова, надо говорить «трудники». От слова «труд», а у тебя получается от слова «трутень».

– Миша, точно, ты прав! А я сколько лет сюда езжу, всё время нас, паломников, так называю.

– Леночка, это видимо не просто филологическая ошибка, это мы на уровне подсознания себя с монахинями сравниваем. Они трудятся с утра до ночи – и на огородах, и на коровнике, и в храме. А мы кто? Приехали, помолились, что-то поделали. Сестры–то нас жалеют. А мы – трутники.

***

Из-за необыкновенной июньской жары в 35 градусов в монастырском кафе «Паломник» прикрыли входные двери и включили кондиционер. Люди, взмокшие и уставшие, приходили сюда как в оазис, брали охлаждённый квас с пирожком и любовались на купола из широких окон. Молодой мужчина подошел к сестре и попросил торжественно: «Откройте пожалуйста двери! Сейчас … Жена войдёт!» Сестра подумала: «Вот это любовь! Но самому ему неудобно без спроса перед любимой двери открывать, он сотрудников просит». Открыла одну дверь. «Этого мало, откройте и вторую дверь! Она не влезет!» – умоляюще-испуганно на этот раз проговорил сударь. «Не влезет?! Ах вон оно что! Она наверное страдает невероятным ожирением! Неужели в две двери не влезет?» – удивилась сестра про себя: «Тогда вдвойне уважение заботливому и верному мужу». … Через минуту молодая привлекательная женщина подкатила с улицы к дверям большую коляску, в которой сидели симпатичные … тройняшки (!) и радостно воскликнула: «Андрюша, заждался! А мы никак не могли от лебедей отойти. Помоги вкатиться!»

***

Стоим на клиросе, у инокини слева долго вибрирует телефон. (Да, у нас есть телефоны. Хотелось бы его порой закинуть в Реку, пусть хоть обзвонится на дне речном. Но иметь телефон нынче не роскошь, а необходимость. Попробуй-ка найди экстренно нужную сестру.) Глядя на номер, сестра садится на корточки и шепчет: «Евдокия Мефодьевна, здравствуйте, я сейчас говорить не могу, я на службе. Перезвоню обязательно». Обращается ко мне:

– Мать Валерия, это необыкновенная бабулечка звонила. Я Вам про нее как-нибудь расскажу, а сейчас помолимся.

Инокиня Кассия принимает требы через интернет и по телефону – хлопотное послушание исполняется ею без отрыва от трудовых работ. Моет, например, она пол в гостинице или выпалывает сорняки, или начищает посуду, а в кармане всегда блокнот и ручка, чтобы ничего не напутать и вовремя требы в лавку подать. «По наследству» от предыдущей сестры-«требницы» ей и досталась Евдокия Мефодьевна. Ровно раз в месяц на протяжении нескольких лет бабушка звонит в монастырь и заказывает записки на сорокоусты, псалтирь, акафист и панихиды. Но чаще всего – простые поминания без вынимания частиц. Она диктует так много имён, что сестре приходится откладывать все дела и иной раз записывать около получаса.

Однажды инокиня поинтересовалась, кто все эти люди и откуда у бабушки столько денег. Каждый месяц бабушка переводила по девять-десять тысяч. Елизавета Мефодьевна ответила: «звоню я вам, милые, в день пенсии. Пенсия моя – четырнадцать тысяч. Живу я скромно. Оплачу коммунальные услуги, куплю себе картошечки впрок и звоню вам. Всё что осталось, жертвую в монастырь. Мне многого не надо, я уж и не ем почти ничего – не хочется. И жить осталось недолго. Жизнь была счастливая, с Богом. А родных и соседей мне жалко. В Церковь не ходят и книг не читают. Работают, бедненькие, а спасаются пивом у телевизора. Пока жива, пишу имена их всех, горемычных. А я много людей знаю. Учительницей работала. Матушки милые, золотые, вы уж за нас за всех молитесь и дай вам Бог здоровья!»

… Воистину, не стоит земля без праведника.

***

Накрываю обед для сестёр и паломниц в трапезной и слышу диалог.

– А ты знаешь, что сказал про наш монастырь старец N?

– А он что, был у нас?

– Да, в двухтысячных годах.

– И что же?

– Он говорит, что все обители имеют свой профиль. Где-то готовят молитвенников, где-то учителей и миссионеров, а где–то тружеников.

– А про нас-то что сказал?

– Сказал, что  всё это есть. И с избытком. Но главное: из нас готовят в Царствие Небесное … мучеников.

Все кто был в трапезной понимающе переглянулись и рассмеялись.

– А один дьякон сказал, что в нашей Крестовке один год жизни приравнивается к шести!

– Сестры, а ещё я такое слышала: все монашки как морковки. А монастырь-это как тёрка. Представьте: каждая морковка попадает в своего размера тёрку.