Из терема во власть

Вслух же он согласился:

– Быть по сему! Составляй грамоты, явную и тайную.

Стараниями Голицына России удалось избавиться от разорительной войны. Были заключены два перемирия – тридцатилетнее с Польшей и двадцатилетнее с Турцией. Русское государство закрепило свою власть над Левобережьем Днепра.

В своём семействе молодой царь сумел выстроить прекрасные отношения со всеми, включая мачеху. Нельзя сказать, чтобы Фёдор любил Наталью Кирилловну, но он всегда старался быть с ней приветливым. Что касается маленького Петра, то ему царственный единокровный брат приходился ещё и крёстным отцом. Однако большой любви к своему крестнику Фёдор не чувствовал, за что, будучи благочестивым, очень винил себя и из-за этой вины посылал мальчику много игрушек.

Более искренне государь относился к брату и сёстрам, родным ему не только по отцу, но и по матери. А ближе всех ему была сестра Софья, обладавшая, по общему мнению, отнюдь не женским умом. Покойный царь Алексей Михайлович даже дозволил старшей дочери получить довольно-таки приличное образование, а учителем у неё был так же, как и у царевичей, образованный монах Симеон Полоцкий. Царевна овладела латынью, греческим и польским языками, прочла много книг по истории и географии. Ей очень нравились французские комедии и трагедии, а любимыми её авторами были Мольер и Расин. Царь понимал, что подобные увлечения связаны отчасти со скукой теремной жизни. Всем царевнам не хватало развлечений.

«Тяжко им, бедным, – думал Фёдор. – У прочих девиц есть надежда на то, что их затворничество закончится с замужеством, а моим сестрицам так и придётся век вековать. За иноверцев их нельзя отдать, за неровню тоже – вот и тоскуй одна до самой смерти. Отец свою молодую жену развлекал: дозволял ей глядеть в щёлку на разные действа, а царевны и о том помышлять не смеют. Несправедливо с ними поступают, но таков порядок».

Острая умом и на язык царевна Софья даже с царём говорила с некоторой долей превосходства. Он давно привык к этому и не только обижался, но и в серьёзных случаях всегда обращался к ней за советом. Так произошло и тогда, когда Фёдор, проезжая по улице в Вербное воскресенье 1680 года, увидел среди толпы покорившую его сердце девицу, оказавшуюся прибывшей в Москву из Смоленска дочерью польского шляхтича православного вероисповедания, Агафьей Грушецкой.

– Красивая она, – сказал в заключение государь, поведав сестре об этой встрече.

– Бери её в жёны и любуйся – посоветовала Софья. – Правда, род Грушецких не больно знатен, но уж не хуже Нарышкиных.

– А смотрины?

– Кому они надобны? Вон как Матвеев на смотринах батюшку нашего надул – подсунул вместо голубки медведицу.

Софья намекнула на известный случай. Когда овдовевшему Алексею Михайловичу по установившемуся порядку показывали невест, ему приглянулась Евдокия Беляева. Однако Артамон Сергеевич сумел оболгать царёву зазнобу. Беляевых изгнали с позором, и царицей стала Наталья Нарышкина.

Царь про себя согласился с сестрой, но вслух возразил:

– Порядок таков, чтобы были смотрины.

– Ты государь, вот и меняй плохие порядки на хорошие.

Фёдор Алексеевич улыбнулся.

– Жаль, что ты родилась не мужчиной и не правишь нами.

– Грешно роптать на Божью волю. Лучше женись, братец, скорее да роди наследника. Не приведи Господи, случится с тобой беда! Ивану не устоять против Нарышкиных, и тогда Медвежонка царём сделают.

– Может быть, в том нет ничего страшного? Коли я не сегодня помру, Петруша подрасти успеет и не станет родичей слушаться. Я же не держу Ивана Михайловича Милославского в советчиках.

– У нас токмо один родич матушкин остался, а у Натальи полно братьев, да ещё есть в придачу батюшка – старый греховодник. С одним дураком легче справиться, чем с пол дюжиной глупцов.

Отменить сбор невест молодой государь всё же не решился, однако приглашены на него всего девятнадцать девиц, включая Агафью Семёновну Грушецкую, которую Фёдор сразу же выбрал. Бояре втихомолку роптали: ведь каждый из них мечтал, чтобы царю приглянулась на смотринах его родственница. С другой стороны не все умели строить козни, подобные тем, которые сотворили ближние бояре Алексея Михайловича, женившие государя оба раза не по его выбору. К тому ж слабый телом царь Фёдор имел твёрдый и упрямый нрав. Если даже Грушецкую удалось бы оболгать, всё одно молодой царь сам нашёл бы себе новую невесту.

Выбору царя попытался воспротивиться только его родственник, ставший к тому времени боярином Иван Михайлович Милославский. Он отсутствовал на том заседании Боярской думы, на котором Фёдор объявил о своем решении жениться на Агафье Грущецкой, но, узнав о предстоящем браке, сразу же чудесным образом выздоровел и бросился к царю.

Когда Милославский ворвался в царский кабинет, Фёдор занимался тем, что составлял на бумаге первый в России государственный бюджет.

– Ты чего надумал? – заорал боярин, даже не поклонившись. – Из воробьихи орлицу творишь! Совсем царскую постель обесчестили! Тащат в неё всякую кого не попадя! Вскорости и до подлых девок черёд дойдёт!

В дополнение к своей речи он длинно выругался.

Потемнев от гнева, царь поднялся, подошёл к двери и громко позвал:

– Михайло! Алексей!

Тут же явились братья Лихачёвы – стряпчий и постельничий.

– Дело у меня к вам важное, – обратился к ним царь. – Родич наш, боярин Милославский так зарвался, что смеет порочить будущую царицу. Возьмите-ка его под белы руки да выкиньте из царских покоев, авось образумится. А коли не образумиться, мы иные меры примем.

Братья Лихачёвы с готовностью засучили рукава и шагнули к Ивану Михайловичу.

– Не смейте касаться меня, сучьи дети! – взвизгнул Милославский.

– Не противься, боярин! – предостерёг его Фёдор. – А то я стрельцов на помощь позову.

Чтобы избежать ещё большего срама, боярин покорился. Братья Лихачёвы потащили его к лестнице, старший при этом приговаривал:

– Кабы ты, боярин, нас обидел, мы простили бы по-христиански и толкнули бы тебя помягче. Но тот, кто матушку нашу честную, царствие ей небесное, худым словом поминает, жалости недостоин.

Что есть силы швырнули Лихачёвы царского родича вниз, а затем с удовольствием наблюдали, как он пересчитывал ступеньки. Помятого боярина подобрали стрельцы и вывели из царских покоев.

За шумным выяснением отношений не последовало опалы, потому что Фёдор не желал окончательно рвать отношения с родственником своей покойной матери. Однако урок не пошёл впрок. Иван Михайлович всё не унимался: бранил царя, плохо отзывался о молодой царице. Потеряв, наконец, терпение царь запретил своему строптивому родичу появляться в Кремле.

Брак Фёдора Алексеевича был счастливым, но недолгим. На следующий год царица Агафья родила сына Илью и сразу же скончалась. Младенец умер через десять дней.

Полгода царь Фёдор скорбел. Тем временем его старшая сестра старалась найти ему новую жену. Она понимала, что лишь девица похожая на покойную царицу может прийтись по сердцу брату. Но как она могла ему помочь, находясь в затворничестве? Поразмыслив, царевна решила обратиться к думному постельничему Ивану Максимовичу Языкову. При их беседе присутствовала лишь царевна Татьяна Михайловна, любившая племянницу эту свою и во всем её слушавшаяся.

Когда Софья изложила суть дела, Иван Максимович не удивился или не показал вида, что удивлён. После недолгого молчания он сообщил:

– Есть девица похожая на покойную царицу, словно сестра родная. Она дочь свойственника моего Матвея Апраксина, по имени Марфа.

– Ты, значит, хочешь с царём породниться? – вмешалась Татьяна Михайловна.

Языков развёл руками.

– Помилуй, матушка царевна! Меня спросили – я ответил. Где ещё можно всех невест знать, как не в своём семействе? У нас ведь положено девицам сидеть взаперти да на чужие очи не показываться.

Софья нетерпеливо махнула рукой.

– Неважно, чья девица, лишь бы она была не из Нарышкиных. Нам не до жиру быть – быть бы живу. Сватай государю свою красу-девицу.

– Здрава ли она? – спросила Татьяна Михайловна.

– Верно, – спохватилась Софья. – Государева невеста должна иметь отменное здравие, чтобы не случилось новой беды при родах.

Иван Максимович пожал плечами.

– Я не купец – гнилой товар не предлагаю – тем паче самому государю. Нынче Марфа здрава, как кобыла, а что завтра с ней случится одному Богу ведомо.

– Ладно! Давай свой товар! – отрезала Софья.