Из терема во власть

– Спасибо за заботу, Артамон Сергеевич! С устатку сон был крепким, – тихо ответил царь и неожиданно спросил: – Ты почто без бумаг ко мне явился?

Артамон Сергеевич мысленно выругал себя за упущение, но быстро нашёлся:

– Прости, государь! Я покуда на память не жалуюсь. Спрашивай – отвечу.

– Вот ты желаешь нехристей-турок побить. А не накладной ли для нас будет такая война?

Матвеев с радостью сел на своего любимого конька и завёл речь о победоносном походе христианских держав на турок. Однако Фёдор продолжал сомневаться:

– Больно уж союзники наши ненадёжны: ляшский и свейский[2 - Ляшский и свейский – польский и шведский.] короли сами желают урвать российской землицы, а римский цезарь до смерти боится султана. Не случится ли так, что, когда мы вступим в войну, прочие не токмо не поспешат к нам на помощь, но станут еще и басурман на нас науськивать. Князь Василий Голицын сего очень страшится.

Артамон Сергеевич разозлился на упомянутого царём князя Василия Васильевича Голицына, в котором давно чувствовал соперника:

«Вот гад Васька! Мостит себе путь наверх. Меня, не иначе, желает скинуть».

Однако внешне Матвеев ничем не выдал своих переживаний.

– Умён князь Василий Васильевич, но в делах неопытен, – сказал он с ласковым сожалением. – В чём он прав так в том, что и ляхи, и свеи, и римский цезарь нас не жалуют. Однако же мы для них и не опасны, чего не скажешь о турках, нагнавших страху на весь христианский мир.

Матвеев словом не обмолвился, сколько он лично потратил усилий, чтобы напугать Европу турецкой угрозой. Уж больно ему хотелось снискать славу победителя Османской империи.

– Ладно! – согласился Фёдор. – Я не стану тебе мешать, напротив, помогу – избавлю от лишних хлопот. Покуда ты великие дела решаешь, князь Никита Иванович Одоевский малым займётся.

Матвеев был разочарован, поняв, что юный государь частично лишает его власти. Однако хитрый интриган постарался не выдать своего недовольства.

– Мудрое твоё решение, государь! Лета мои немалые, силы не прежние, пора другим потрудиться не одними языками.

– Я того же мнения! – подхватил царь. – Всем надобно за дела приняться. О том и указ мой новый.

Он взял со стола бумагу и прочёл:

«Надобно боярам, окольничим и думным людям съезжаться в Верх в первом часу от рассвета и садиться за дела».

– Не слишком ли рано, государь? – вырвалось у Артамона Сергеевича.

Фёдор решительно помотал головой.

– Нет не рано! Когда мужики с рассвета трудятся, боярам стыдно подолгу спать. Неужто подлый труд важнее государевой службы?

Возразить было нечем.

А молодой царь продолжал огорошивать канцлера:

– Больно мы от иных царств-государств отстали. Гнаться за ними во весь опор трудно: можно по пути и себя потерять. А оставаться на месте ещё опаснее: стоячая вода гниёт, и в болоте нет жизни. Перемены надобно начинать с верхов. Пущай бояр, окольничих и думных дьяков будет больше, зато каждый из них основательно займётся своим делом. Верно?

– Верно, государь! – кисло отозвался Матвеев.

Внезапно Фёдор сильно побледнел и откинулся на спинку кресла.

– Ступай, Артамон Сергеевич! – прошептал он.

– Поберёг бы ты себя, государь, – с нарочитой заботой заметил Матвеев.

Царь болезненно поморщился.

Настроение у боярина совсем испортилось.

«Вот щенок! – сердито думал он. – Дышит на ладан, а желает править круче отца своего. Ну, ничего! Надолго хворому прыти не хватит».

Матвеев не оставлял надежды укрепиться при дворе, но осень разрушила все его честолюбивые планы Матвеева. Князь Василий Голицын оказался пророком: западные страны предпочли натравить османцев на Россию, а сами остались сторонними зрителями. Польша даже заключила с Турцией мирный договор, по которому отдала султану всю Малороссию, включая Киев и российское Левобережье. Гетман Пётр Дорошенко готовил из своего «стольного града» Чигирина совместное наступление турок и казаков. Таким образом Россия оказалась один на один с сильнейшим врагом.

Царь спешно пожаловал князю Василию Голицыну боярство и отправил его в Малороссию. Скоро русская кавалерия под командованием полковника Косагова без боя заняла Чигирин. Турецкое наступление захлебнулось, когда князь Григорий Григорьевич Ромодановский сумел одержать победу над многочисленной армией Ибрагим-паши. Тем не менее, несмотря на все успехи, Россия не была готова к долгой войне с Блистательной Портой.

Царский двор пришёл в смятение, и все принялись обвинять Матвеева. Артамон Сергеевич ещё какое-то время оставался на прежнем месте, но от не так давно всесильного ближнего к царю боярина стали теперь шарахаться даже Нарышкины. Когда же, наконец, на Матвеева была наложена опала, с облегчением вздохнули не только его многочисленные враги, но и немногие доброжелатели. Бывший канцлер уехал в ссылку, а при царском дворе взошла звезда князя Василия Васильевича Голицына.

Во вторую зиму своего царствования молодой царь опять расхворался. Однако тот, в ком, казалась, едва теплилась жизнь, не давал покоя ни себе, ни другим. Ежедневно в государевой опочивальне проходили совещания, на которых Фёдор, лёжа в постели, обсуждал насущные вопросы.

Однажды государю принёс отчёт князь Никита Иванович Одоевский. Несколько часов Фёдор мучил старика, выясняя различные мелочи, пока беседу не прервал явившийся в царскую опочивальню князь Василий Голицын.

– Ступай, Никита Иванович! – велел царь.

Одоевский глянул с благодарностью на своего избавителя, поклонился царю и вышел.

– С чем пожаловал, князь? – спросил Фёдор.

– Чигирин нам нипочём не удержать, – твёрдо заявил Голицын.

Молодой государь помрачнел.

– Худо, что не удержать. Малороссы чтут сию крепость и не простят нам её погибели. Да и турки, опосля такой победы могут разохотиться и попереть на Киев. Оттоль и до наших исконных земель недалече.

Князь с сомнением покачал головой.

– Опосля разгрома Ибрагим-паши турки сами сыты войной по горло. Но оставаться побитыми им не дозволяет гордость – вот мы её и потешим. Отошли воеводам две грамоты – явную и тайную: в первой вели измотать и прогнать османцев из Малороссии, а в другой поручи князьям Ромодановским разрушить Чигирин и отступить к Киеву.

Царь покраснел до корней волос.

– Значит, вся вина за разорение Чигирина ляжет на воеводу, князя Григория Ромодановского? Мы же обесчестим старика опосля стольких лет его верной службы.

– А ежели ты на себя возьмёшь вину за разрушение Чигирина, то может восстать вся Малороссия. Сам понимаешь, чем грозит нам тамошняя смута. Уж лучше бесчестье воеводы Ромодановского, чем ссора с малороссами.

– Неужто никак иначе нельзя?

– Нельзя. Станем удерживать крепость – затянем войну и разорим свой народ, а в открытую уничтожим Чигирин – малороссов обидим. Пущай один воевода пострадает взамен государя и всей России.

Царь заглянул в холодные глаза своего собеседника.

«Поди, сам ты не пожелаешь погубить свое имя даже ради государевой чести».