Джафар подвинулся.
– Садись, если не брезгуешь.
Эйзен сел рядом.
– Ты меня извини, – сказал он. – Я слишком увлекся своей скорбью. Вчера.
Джафар чуть склонил голову в его сторону.
– Да чего тут прощать… Одиночество иногда сильно искажает мир вокруг меня. Я неправильно задал вопрос и получил ненужный мне ответ. Хотя и спрашивать не стоило.
Эйзен почувствовал, что теряет нечто важное.
– Почему? – спросил он тихо.
Но Джафар уже восстановил душевное равновесие.
– Потому, – сказал он, вальяжно обнимая Эйзена за плечи, – что ты хоть и божественно прекрасен, все же не сам Господь и не можешь одарить меня смыслом существования. Но может, так и лучше: я не опасаюсь кары Всевышнего, когда говорю с тобой о должном.
Когда Эйзен повернулся, Джафар уже исчез; непонятным образом телепортировавшись, он стоял у окна.
– Вернусь через пару дней, – пообещал он. – Или чуть больше. Тут пока что нет отопления и воды; плюс ещё некоторые дела, которые нужно закончить.
– Я думал, ты вообще не вернешься, – сказал Эйзен, медленно поднимаясь. Мироздание не переставало удивлять его своей лихостью.
– Ну что ты, – сказал Джафар, оборачиваясь. – Оставлять тебя одного надолго в несколько тревожной ситуации мне не позволяет совесть и профессиональный долг.
Эйзен прикрыл пальцами уставшие глаза.
– Тревожная ситуация немного проясняется, – сказал он глухо, себе в ладони. – Заказчика мы не знаем, но тот, кто нанимал грабителей, уехал из Хоринска.
– Здесь тоже не Хоринск, – напомнил Джафар. – Он ведь мог и сюда отправиться. У тебя разве хорошее предчувствие? У меня – нет.
Эйзен кивнул и вышел. Пробираться к выходу сквозь горы мусора теперь выглядело непосильной задачей, и он ужасно боялся споткнуться и обо что-нибудь порезаться. Травмироваться ему было категорически нельзя.
– Давай, – Джафар снова неведомым образом возник слева и взял его под локоть, – я тебя отсюда выведу.
Эйзен не сопротивлялся.
Таким образом, молча, но оберегая герцога, словно хрустального, Джафар довёл его до начала тропинки у Ворот.
Эйзен остановился и обернулся.
– Ты еще не передумал идти за Ворота? – спросил он. – Смысла жизни там тоже нет, но есть одна из загадок мироздания.
– Конечно, ваша светлость, – Джафар приложил руку к сердцу. Выражение его лица было одновременно глумливым и грустным.
– Что ж, тогда до встречи.
Джафар поклонился и исчез.
*
Выполнив все свои планы и даже сверх того, механик дошёл до дома на горе только через неделю, когда исцеляющий эффект одиночества начал сказываться, и узел сомнений чуть ослабел.
– А он ещё не приходил, – сказала Мария Семёновна, хлопотавшая на кухне. – Утром ушёл в горы за насекомыми, и вот уже три часа дня… я уже тревожиться начала.
Джафар задумался. С одной стороны, хотелось есть. С другой стороны – и он начал испытывать беспокойство. Гулять по весенним горам в одиночку – та ещё затея. Хотя Леша – человек осторожный, должен знать окрестности…
Нет, все-таки следовало его поискать.
Вернувшись наружу, Джафар долго рассматривал горы с самой высокой точки, однако никого крупнее кекликов не заметил.
Тогда он начал вспоминать, каким маршрутом обычно ходил Эйзен. Выбор получался небольшим.
После двадцати минут пути вниз по серпантину нашлась сумка, с которой Эйзен обычно ходил ловить насекомых – забытая возле колючего куста. Вниз от нее уходил довольно крутой откос, заросший облезлыми деревьями. Джафар прошел несколько шагов дальше и всмотрелся.
Всю нижнюю часть откоса занимала осыпь, изобилующая мелкими корягами и срывавшаяся в пропасть.
А на самом ее краю, на спине, запрокинув голову, лежал герцог. Его левая рука, поднятая над головой, сжимала какой-то тонкий корень, а правая бесполезно упиралась в зыбкий каменистый грунт. Когда Джафар остановился наверху, Эйзен пошевелился, и два мелких камешка выскочили из-под его руки и подпрыгивая унеслись вниз.
– Не двигайся. – сухо приказал Джафар, надеясь, что слова до него докатятся. – Это я.
А сам лихорадочно соображал, что же делать. Даже без изучения физики и сопромата было понятно, что дела у герцога так себе.
Эйзен с явной осторожностью набрал воздуха и выдохнул:
– Там… в сумке…
Камешки заскользили активнее, и больше герцог ничего не говорил и даже пытался не дышать. Было ясно – если хоть немного нарушить равновесие системы, его ноги окажутся за краем, и корень, за который он держится, не выдержит.
Через секунду Джафар уже открывал сумку. Тонкая альпинистская веревка – очевидно ее Лешка имел в виду. Вернувшись, Джафар нашел подходящую ползучую сосну, перекинул веревку через нее и завязал петлю.
Стараясь не смотреть на цель, обвязался вторым концом веревки и начал, притравливая первую часть, медленно спускаться по осыпи.
В другое время он бы не решился на такое без дополнительной страховки, но сейчас для Эйзена каждая секунда могла стать последней. Интересно, сколько он уже тут лежит? И камни под ним в крови – явно травмирован.
За краем осыпи пространство терялось в плывущем тумане, иногда открывавшим в своих прорехах острые скалы.
Веревки не хватило. Буквально на полметра, но не хватило, и Джафар пожалел, что сложил ее вдвое.
Эйзен был тут; бледный и холодный, он вцепился в корень онемевшей рукой и не открывал глаз.
– Яша, – прошептал он, почувствовав, что тот замешкался. – Не рискуй понапрасну.
– Помолчи, – буркнул Джафар, соображая, как можно удлинить веревку. Получалось, что только за счет собственного тела.
Выругавшись, он закрепил петлю на запястье и начал развязываться.