Домик на дереве

– А ты подумай. Жара стоит все лето, а дождей толком и не было: раз, два – и обчёлся.

– Хочешь сказать, что нужно спуститься и зайти в реку с берега перед прыжком?

– Да.

– Береженого Бог бережет, – вставил я.

– Еще один. Вы что, сговорились против меня? – Он обратился ко мне. – Ты тоже не хочешь прыгать?

– Я солидарен с Гришей.

– А мне кажется, что вы специально сговорились и просто-напросто промываете мне мозги. Позлить меня решили, да?

– Нет. Мы хотим тебе вразумить, – сказала Настя.

– А вот этого не надо. Я сам как-нибудь справлюсь, без вас, советчики. Я в отличие от вас вижу, что река не обмелела и можно смело прыгать не в ущерб здоровью.

– Как можно определить глубины в такой чистой воде?

– Просто! – упорствовал Степан.

– Это невозможно. Глубина в данном случае обманчива. – Гриша начал спуск вниз. – Я лучше проверю. И когда скажу тебе, что тут безопасно, ты прыгнешь. Договорились?

– Нет, не договорились. Ты ведь мне весь кайф обломаешь! – Степка стянул с себя шорты цвета хаки, посмотрел на нас и театрально сказал. – Смотрите и учитесь, дамы и господа, как прыгают настоящие смельчаки, настоящие герои!

– Не надо, – попросила Настя.

Он сделал два шага, оттолкнулся от камня и стремительно полетел вниз, словно раненный ангел, низвергнутый с небес. После погружения с ворохом брызг послышались крики. Река действительно обмелело от засушливого лета, и глубина ее была в том месте, куда прыгнул Степан, не больше метра. Естественно, что Степан закричал от боли, воткнувшись ногами в каменистое дно.

Ох, как же мы за него перепугались; поначалу мы думали, что он переломал ноги, но обошлось. Кода мы вытащили его из воды и осмотрели раны, с облегчением вздохнули – кроме ушибов и порезов ничего серьезного. Правда, с порезами пришлось немало потрудиться, чтобы остановить кровь.

– Вот же я болван! – ругал себя Степан, кривляясь от боли. – Вот болван!

– Ты не болван, ты хуже: ты тупой осталоп! – ругал его я, перевязывая раны клочками разорванной футболки (между прочим, моей футболки). – А если бы ты себе ноги переломал?

– Я сглупил, сглупил!

– Я же пошел проверять дно, какого черта ты прыгнул? – грозно спросил Гриша; видно было невооружённым глазом, что он переживал.

– Хотел доказать вам, что я ничего не боюсь.

– Ты доказал, что ты не смелый, а глупый, – в точку заметил Гриша.

– Да, да, я глупый. Я – придурок!

– В следующий раз думай, что творишь. И, пожалуйста, слушай, что тебя друзья говорят.

– Ну ладно, хватит, товарищи, меня морально грузить. Мне и так плохо. Разве не видишь? Пожалейте.

– Пожалеем.

– Лучше скажи, друг: я до дому-то дойду своим ходом?

– Если не будешь притворяться, то дойдешь, – ответил Гриша и улыбнулся.

– И жить буду?

– А куда ты денешься?

– Ох, черт, а уже подумал, что мне хана, ребята. Так больно было! – Степан попытался встать, но передумал. – Давайте отдохнём пять минут, а потом пойдем. А вы, кстати, чего не купаетесь?

– Да что-то перехотелось.

Степан засмеялся и предложил покурить; мы не отказались; расшатанные нервы после случившегося надо было успокоить.

***

Обратная дорога домой показалось долгой, нудной и тяжелой. Тому виной послужило ряд причин. Во-первых, мы почти тащили на себе Степана. Во-вторых, заморосил мелкий противный дождь, размывая тропинку; без солнца, скрывшегося за серым полотном, мир потускнел, став другим: отчужденным и неприветливым. Из второй причины сразу же вытекала третья и основная: наше настроение упало ниже плинтуса, все мы без исключения расстроились, что путешествие, откровенно говоря, сорвалось. То, что казалось прекрасным, стало в одночасье уродливым. То, что казалось классным, оказалось на деле бездарным. И вообще я не понимал, почему мы посчитали улетной идеей сходить на язык Гоблина. Что в этом месте особенного? Почему мы отказались от рыбалки на плоту ради этого мероприятия? Я уверен, что не только меня одолевали такие не самые радужные мысли.

– Неужели мы пришли? – Настя заметила вдалеке домик на дереве.

– Ага, на финишной прямой, – сказал Гриша, смахнув со лба бисеринки пота; на него, как и на меня, навалился Степан, обхватив нас за плечи.

– Наконец-то можно отдохнуть, – прошептал Степан, лицо которого покраснело, а кончики волос взмокли от пота. Ему тоже было нелегко, невзирая на нашу помощь; вступать на ушибленные и израненные ноги, хоть и перевязанные, то еще нелегкое и как минимум неприятное дело, требующее немало сил.

– Смотрите-ка! А там кто? – Я указал на прислонившуюся к дереву фигуру человека.

– Не знаю, – испугалась Настя и спросила. – Кто-то еще знает о нашем штабе?

– Кроме нас четверых – никто, – ответил Степан, и мы остановились, замерли, словно на секунду окаменев.

– Тогда кто там? – По Гришиному лицу я не увидел признаков страха, но голос его дрогнул.

– Чужой!

– И этот чужой, кажется, увидел нас и идет к нам. Точно идет к нам!

– Мне надо убегать.

Гриша собрался уносить ноги, как вдруг его остановил Степан и попросил:

– Не надо, не убегай.

– Ты с ума сошел! – возмутился я. – Пускай уходит, пока есть такая возможность.

– И как это, по-твоему, будет выглядеть? Явно подозрительно, если один из нас броситься в бега. Или я не прав?

– В твоих словах есть смысл, – согласился с ним Гриша.