Сам термин “перезагрузка” был глубоко непонятен Власову. “Перезагрузка” подразумевала “загрузку”, но какая может быть “загрузка”, когда вся правящая элита ориентирована на обеспеченную старость на Западе? Антиамериканизм был нужен для мобилизации широких слоев населения, потому что кроме него у народа и власти не было особых точек соприкосновения. Конечно, начальникам было стыдно каждый раз возвращаться к своим семьям на Запад, а потом позориться и объяснять всем суть российского антиамериканизма. Но что поделаешь? Если цена вопроса – потеря точек соприкосновения и хаос.
Конференция проходила в пресс-центре отеля Хилтон в Нью-Йорке. В первый день Власов выступал с докладом. Он изо всех сил старался изобразить хоть какой-то энтузиазм, и ему даже удалось зажечь глаза у иностранной части аудитории, но вот у русскоязычной части если что-то и было в глазах, то это был цинизм. После окончания всех выступлений решено было продлить конференцию ещё на день.
– Пройтись что ли? – подумал Власов.
Михаил поймал такси и попросил на беглом английском индуса водителя повозить его по городу. Нью-Йорк был город, в котором было всё, и в этом смысле был чем-то похож на Лондон, который Власов посетил один раз, когда ещё был предпринимателем. Одно из главных отличий Лондона от Нью-Йорка было в том, что в Лондоне не кричали на каждом шагу, что у них всё есть, а вели себя по-джентельменски. Власов выехал на Пятую авеню и попросил водителя остановить машину возле каково-то ресторана.
– Надо бы покушать, – подумал Власов.
Чтобы почувствовать себя крутым Власов заказал себе стейк рибай. Один раз Власов уже заказывал себе дорогущий рибай в одном московском ресторане. Тогда ему принесли обычную отбивную, и он очень удивился, что в Америке ему принесли именно рибай и качественный. Отчего Власову даже стало как-то грустно. Покушав, Михаил решил прогуляться по Пятой авеню. Его сразу поразили бесчисленные рекламные вывески и гигантские экраны и, конечно же, небоскребы. Сознание Власова сразу же наполнилось низкопоклонничеством перед Западом. Было наглядно видно, что в Америке никогда не пытались построить ни коммунизм, ни социализм с человеческим лицом. Впервые в жизни Власов почувствовал комплекс национальной униженности, который часто наблюдал у многих людей из элиты.
– Никогда мы не будем так жить, – думал Власов.
К нему пристали два неадекватных негра, которые пытались уговорить его купить что-то неопределенное. Власов был пьян, он обнял их и на ломаном английском объяснил им, что он российский конгрессмен и предложил им выпить. Негры переглянулись и согласились. На пути в бар им встретился баптистский проповедник. Он впаривал прохожим религиозную литературу, пока не согласился выпить с “рашен конгрессмен”. Проповедник довольно быстро отклеился, а вот негры оказались более стойкими. “Блэк брозерс” окончательно окочурились, когда они после бара кушали бургеры с чили. Власов смог взять такси и доехать до отеля, где он сразу же вырубился спать. Ему снился странный сон, в котором он женился на Анне, они переехали жить в загородный дом, и у них родилось то самое, что было показано в фильме Дэвида Линча. Проснувшись, Михаил проблевался и на него тут же нахлынула тоска.
– Если и существует какая-то русская мечта в противовес американской, то она заключается лишь в остром желании свалить на Запад и создать себе там обеспеченную жизнь, – подумал Власов.
Власов договорился, чтобы его подменили на конференции, поел и вылетел в Москву.
В квартире ничего не изменилось. Михаилу ради интереса захотелось осмотреть бывшую комнату Анны, где сейчас обитала Анастасия. Власов быстро пожалел об этом. Один угол был посвящен тематики пожара: обгоревшие черные стены, заколоченное трухлявыми досками окно с порванными белыми прозрачными занавесками, обгоревший дореволюционный деревянный письменный стол, темный деревянный шкаф и разбитое зеркало. Другой угол был выполнен в стиле душевой трубопрокатного завода. Стены были отделаны зеленеющим кафелем с налетом ржавчины. Также имелся красный уголок Союза тридцатых. Остальное пространство, включая кровать, было чем-то вроде кошмарно гипертрофированной интерпретации дворянской спальни с бардовыми обоями и огромной кроватью под старину. Настя лежала на ней лицом в подушку. Она была одета как если бы Тим Бертон снюхивал кокс с ляжки Джони Депа.
– Как будто бы очутился в больном сознании духовно богатой девы, – думал Михаил.
– Мне нужна твоя помощь, – Настя подняла голову и пристально посмотрела на Власова. В её глазах была печаль.
– Что случилось?
– Мое окружение не в восторге от моего внешнего вида. Они не понимают моей индивидуальности. Я хотела попросить тебя помочь выбрать мне одежду. Я не очень в курсе как одеваются современные девушки.
– Только оденься поприличней.
– Отлично! – она резко встала с кровати и начала крутиться вокруг Власова.
Они отправились в торговый центр близ Нового Арбата. Ему удалось уговорить Анастасию не одевать своих готически-инфернальных нарядов. На ней было коричневое пальто, синие джинсы в обтяжку и сапоги на каблуках.
– Я предпочитаю покупать одежду либо в бутиках, либо с рук на распродажах. Обожаю винтажные вещи. И всегда обхожу подобные магазины. Здесь нет души.
– Пока твое окружение отоваривается с лютым бездушием, – пошутил Власов.
Настя остановилась у бутика французской моды, но Власов объяснил ей, что им лучше пойти в отдел, где торговали дешевыми китайскими подделками под известные бренды. Препираясь, Настя пошла в кабинку для переодевания. Власов не особо горел желанием проводить с ней время, но не мог отказать ей, потому что боялся её. И всё равно он придумал, чем мог бы скрасить времяпрепровождение.
– А как бы я одел свою содержаночку? – думал он.
Михаил взял меховые сапожки, черные лосины в обтяжку, кожаный лифчик и прозрачную черную кофточку в обтяжку. Он передал одежду Анастасии.
– Я это не одену, – сказала она.
– Тебе же там была нужна моя помощь?
Власов слышал, как она потихоньку раздевалась. Но образ был ещё не закончен. Михаил купил в ювелирном отделе увесистую золотую цепь и так увлекся, что даже раскошелился ещё и на короткую шубку. Когда он вернулся к Насте, она оценивала свой новый образ у зеркала. Власов оторопел. Никогда в жизни он не видел девушку с настолько неземной нечеловеческой красотой. Она была красива какой-то особенной утерянной в пучинах диктатуры пролетариата интеллигентской красотой.
– Не знаю. Мне как-то неуютно в этом, – начала Анастасия. – Я теряю свою индивидуальность. Я напоминаю девицу с конвейера. Нет. Это не я.
В состоянии транса Власов молча надел Насте на шею золотую цепь и помог ей одеть шубку. На мгновение Михаил забыл о своем страхе и поддался ощущению невыносимой прелести.
– Какая ты красивая, – тихо произнес он, не отводя взгляда от её зелёных глаз.
– Да? Мне кажется, что в этом образе мало фантазии.
– Пойдем, – Михаил взял её за руку и повел к зеркалу.
Её волосы были заплетены в косу. Михаил расплел косичку и расчесал руками Настены волосы как мог. Он надел ей на голову черную вязаную шапочку. Михаил не мог отвлечь своего взгляда от её осиной талии.
– Это не я, – сказала она.
– Всё равно чего-то не хватает.
Действительно. Анастасия перестала смотреть исподлобья, и Михаил заметил, что у неё был слишком умный взгляд для девушки с её внешностью.
– У тебя глаза слишком умные, – Михаил пристально смотрел на неё.
Михаил решил эту проблему покупкой солнцезащитных очков для Насти. И вот. Образ был завершен. Она была просто прекрасной. Михаил был заворожён настолько, что даже … нет.
– Ну, посмотри на себя.
– Ты думаешь, что такой меня полюбят?
– Хрен знает. Обычно те, кто считают себя высокоинтеллектуальными обсосами, признают только себя. Полюбят они тебя вряд ли. Но они тебя захотят, что гораздо важней.
– Как-то тоскливо мне от этого. Может, прогуляемся?
Они отправились гулять по Новому Арбату. К удивлению Михаила Анастасия живо и эмоционально общалась и даже шутила. Михаил был настолько опьянен её новым образом, что даже забыл про свой страх.
– Так о чем ты разговариваешь в своем обществе?
– Я разносторонний и интересующийся человек. И большой любитель искусства. Со своим молодым человеком я познакомилась на выставке в Винзаводе.
– Да? – Михаил рассмеялся. – И какие у вас там политические взгляды?
– В основном – никакие. Я агитирую их за национальное демократическое государство европейского образца. Пока с переменными успехами.
– Брось всё это. Девушка должна быть красивой и тупой. Обсуждай в своей группе только события, происходящие в коллективе. Никогда не показывай, что ты интересуешься чем-то, чем не интересуются твои друзья. И перестань умничать. Иначе тебя назовут таким нехорошим словосочетаниям, которым обзывают девушку с неприкрытым богатым внутренним миром.
– Хочешь меня оскорбить?
– Я хочу тебе помочь. Вот послушай. Национальное демократическое государство европейского образца. Это сколько же много букв то! Не всякий представитель российской молодежи в перерывах между покуриванием гашика и распиванием Ягуара сможет объяснить суть европейского образца.
– Ну и что? Это не значит, что не нужно пытаться изменить страну к лучшему.