Нулевые. Затишье перед катастрофой

Нулевые. Затишье перед катастрофой
Василий Сергеевич Юрьев

Роман “Нулевые” рассказывает о реальности первого десятилетия нового века в России. Повествование начинается в конце девяностых и заканчивается протестами десятых. В центре сюжета простой постсоветский человек Михаил Власов. По сюжету ему предстоит пройти путь от обычного полунищего россиянина до одного из винтиков во властной вертикали. Задачей автора произведения был не только рассказ о времени через героя, но и возможность продемонстрировать нынешнюю мрачную и циничную постмодернистскую реальность. А так же предостеречь читателей мыслями о надвигающейся катастрофе в России.Содержит нецензурную брань.

Василий Юрьев

НУЛЕВЫЕ. ЗАТИШЬЕ ПЕРЕД КАТАСТРОФОЙ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Безвременье.

Михаил Власов появился на свет в начале семидесятых в Ленинграде. Его отец Пётр был выходцем из крестьян. Пётр работал школьным учителем, хотя впоследствии дорос до преподавателя ВУЗа, чтобы, в конце концов, стать перестроечным журналистом. Несмотря на своё скромное происхождение, Пётр был человеком весьма просвещенным. Мать Михаила звали Оксана. Она родилась в привилегированной номенклатурной семье, получила хорошее образование и смогла стать если не первоклассным, то хорошим хирургом, хотя по своему уровню просвещенности она всегда была крайне дремучим человеком, а её интересы никогда не выходили за рамки быта. К тому же Оксана имела скверный характер, у неё не было близких друзей, а работа навсегда осталась для неё единственной сферой, где она чувствовала себя полноценно. Отношения с матерью у Власова не сложились. Она так и осталась в памяти Михаила человеком с болезнью духа, который имея тело взрослой бабы, остался на уровне подростковой девки. Но Михаил не делал из этого трагедии и относился к причудам материнского характера даже с иронией. Так что все симпатии у Михаила были связаны с отцом, который являлся типичным советским интеллигентом. Пётр был человеком мягким, но когда надо мог проявлять твердость. Он болел всеми интеллигентскими болячками вплоть до написания своего собственного опуса на тему: “Как нам обустроить Россию”. Власов учился в обычной советской школе и мечтал стать популярным перестроечным журналистом, каким был его отец. Михаил был в восторге от того магического влияние, которое имели в ту пору служители пера. Особенно ему нравились ребята из “Взгляда”. Но его планам по разоблачению режима не суждено было сбыться из-за тех событий, о которых мы все с вами знаем. Во времена перестройки гласность постепенно уничтожила веру в социализм с человеческим лицом, которая присутствовала в его семье вместе с наивным увлечением Лениным с последующим противопоставлением его Сталину. Потом уже после развала Союза перестроечная журналистика ушла в историю вместе с перестройкой, Пётр потерял работу и вернулся к преподаванию. В суровые девяностые семья Михаила постепенно влезла бы в нищету, если бы не материнская жадность и скромные подарки от пациентов. Постепенно от мечты Михаила изменить мир не осталось и следа. А после школы он пошел учиться в мединститут, потому что был блат. Институт Михаил окончил хорошо, но устроился весьма средне.

Власов снимал квартиру у пенсионерки в обшарпанной панельной девятиэтажке со старой мебелью и соседями алкашами. Работа врача наполняла его жизнь каким-то смыслом и давала ему редкое кратковременное ощущение собственной важности. К тому же иногда он получал знакомые ему с детства подачки от больных. Но сейчас Власову было не до них. Михаил мог попасть под сокращение. Зарплаты и так особо ни на что не хватало, а мысль о том, что он мог потерять и её, не придавала Михаилу никакой радости. Он думал, что маленькие оклады у врачей это часть заговора государства против интеллигентских профессий. Интеллигенция в силу своей образованности может видеть изъяны государства, поэтому государство урезает их материальные средства. Власов захотел хоть как-то поднять себе настроение и переключился на телевизор. Пожилой мужчина читал лекцию. Власов любил отвлекаться от жизни, смотря всевозможный интеллектуальные передачи. Попутно занимаясь имитацией интеллектуальной деятельности у себя в голове.

“….. всякий исторический период имеет определённую форму и содержание. В этом смысле советский период давал людям четкие ориентиры и рамки, за которые заходить было нельзя. Что делало реальность окружающего мира ясной и понятной для человека. Была некая система, в которой существовал советский полюс и антисоветский полюс. Но оба этих полюса по своей сути были советскими. С развалом Союза эти полюса оказались выброшенными из реальности. Казалось бы, после победы Ельцина власть должны были унаследовать демократы, антикоммунисты и всякие диссиденты, но она не могла перейти к ним, потому что они тоже были частью советской системы. Постепенно и они были выброшены из реальности вместе с КПСС и двадцатимиллионной армией коммунистов. А власть по старой истине от романтиков перешла к тем, к кому перешла.

Какое это имеет отношение к тому, что мы живем в уникальное время? Чтобы ответить на этот вопрос поговорим сначала о девяностых. В девяностые в российском обществе сложился уклад постсоветизма, который тоже имел свою идеологию, цели, рамки и особую общественную систему. Тем самым реальность девяностых опять была понятна людям. И вот теперь мы подошли к сути вопроса. После перехода в новое тысячелетие произошло постепенное размывание уклада постсоветизма, но на смену ему так и не пришло никакого нового уклада. Отсюда и все наши поиски национальной идеи. Пока безуспешные. Из этого следует, что мы с вами живём в эпоху безвременья. И именно это делает данный исторический период в истории России уникальным…..”

Его всё-таки уволили. Власов был удивлен таким поворотом событий, потому что потратил кучу времени на выстраивание хороших отношений с главврачом. Но усилия не прошли даром. Главврач обещал пристроить его через знакомого в аптеку.

Пустоту в душе, которую Власов заполнял работой, пришлось заполнять алкоголем. Михаил и так был человеком пьющим. И это было не только из-за его профессии и одиночества, а скорее от ощущения, что он не знает, как правильно жить свою жизнь. Алкоголь позволял забыться на короткий миг, но когда Власов просыпался с диким похмельем, личный социальный кошмар просыпался вместе с ним. Вот так вот. Когда-то давно Власов считал, что он-то точно сможет выбиться из толпы одинаковых серых людей на улице, но постепенно стал одним из них. Запой продолжался несколько месяцев. Он мог продолжаться и дольше, но кончились деньги на водку. У Власова было два выхода из ситуации. Он мог устроиться в поликлинику и лечить всяких старух и бомжеватого вида мужиков до конца жизни или попробовать себя в аптечном деле. Власов выбрал аптеку.

Знакомым главврача оказался низкий и худощавый азербайджанец Шамиль. Несмотря на комплекцию, он обладал завышенной самооценкой. Шамиль держал несколько аптечных ларьков в разных районах города. Михаилу достался страшноватый киоск с решётками на витринах возле магазина “Универсам”. Работа сначала показалась Власову скучной. Он проверял рецепты и продавал различные лекарства. В конце недели к нему в киоск приходила жена Шамиля Фарида и забирала выручку. Михаил получал чуть больше денег, чем в больнице, но моральная отдача была меньше.

Ситуация резко изменилась, когда в ларек стали наведываться местные любители аптечной наркомании. К бомжеватого вида мужикам потребителям всяких боярышников Власов относился спокойно. Он сам иногда был не прочь употребить это дело в разбавленном виде, когда болела душа. Словно толпы ходячих мертвецов, наркоманы стягивались в аптеку за лекарствами от суровой реальности. Михаилу пришлось ознакомиться почти со всеми представителями аптечной наркокультуры, но Михаил не был испорченным капиталистической моралью человеком. Власов настойчиво проверял рецепты у трамадольщиков и не отпускал больше пачки Коделака в руки. Наркоманы отвечали бурным негодованием.

Однажды вечером по витрине киоска постучали. Михаил открыл окошко. Это были два мутных типа. Один из них еле стоял на ногах, второй смотрел на Михаила безумно расширенными зрачками.

– Слышь, доктор, есть чё? – спросил вампироподобный юноша лет двадцати.

– Моя аптека не наркоманский притон. Вы показываете рецепт либо идёте ширяться в другое место, – сказал Власов.

– Ща я тебе покажу рецепт.

Наркоман резко пырнул Власова откуда-то взявшимся ножом, нехило порезав Михаилу правую руку. Власова спасло только то, что он смог увернуться и закрыть окошко. Оба наркомана стали с криками ломиться в ларёк. В этот момент Михаил понял, зачем нужны были решётки на окнах. Рука сильно кровоточила. Кровь прекрасно сочеталась с белым халатом Михаила, делая его похожим на доктора из фильма ужасов. Превозмогая страх, Власов стал судорожно искать травматический пистолет, который выдал ему Шамиль для таких ситуаций. Наркоман выбил окошко ногой, в ларек проникла рука с окровавленным ножом. Внезапно Михаил вспомнил, что Фарида убрала пистолет в коробку с пачками Корвалола. Наркоман почти пролез в киоск и уже был готов зарезать Власова, но Михаил выстрелил ему в грудь. Корчась от боли, наркоман бросился бежать, Власов дважды выстрелил ему в спину, наркоман упал на асфальт. В это время его друг продолжал ломиться в ларек через решетки, не понимая происходящего. Михаил напомнил ему о реальности выстрелом, наркоман отскочил от киоска, огляделся и побежал к лежащему приятелю. Власов перезарядил пистолет, выбежал на улицу. Второй наркоман помогал первому идти, тот еле стоял на ногах.

– Хрен с ними. Надо вызвать скорую, – думал Власов.

Шамиль выделил Михаилу охрану в лице двух молодых азербайджанцев Мусы и Ибрагима. Муса недавно приехал в Санкт-Петербург на заработки и ещё не совсем освоился, да и по-русски он говорил и понимал плохо. Дома у него была жена с ребёнком. Ибрагим же плохо говорил по-азербайджански, потому что родился в Петербурге. Пару месяцев назад он поступил в экономический университет. К тому же Ибрагим профессионально занимался борьбой и имел какие-то награды. Власов побаивался их. Особенно Ибрагима. Но к его удивлению они сдружились и даже иногда ходили вместе курить кальяны. Но представители наркокультуры не думали отпускать Михаила. Правда, серьёзных стычек было всё меньше. Рука Власова проходила и не так сильно болела.

Как-то ближе к ночи в ларек пришла молодая пара. Прекрасный образ девушки заворожил Власова. Она смотрела на Михаила, как будто бы была виновата перед ним. Даже привычная ночная публика в лице алкоголиков и полубомжовых элементов, которые гнездились возле кафе “24 часа”, но иногда захаживали в аптеку, обратили внимание на неё. Ситуация усугублялась отсутствием охраны. Ребята отмечали чей-то день рождения.

– Нам так плохо, – начала она. – Пожалуйста, дайте чего-нибудь. Очень больно.

То ли из жалости перед ней, то ли от нежелания скандалить с ней при алкашах Власов швырнул на влажный асфальт пачку нужного им обезболивающего. Всё-таки был шанс, что кто-то из мужиков полез бы её защищать.

– Большое спасибо, – радостно промолвила она.

После чего подобрала таблетки, взяла под руку парня, и они удалились.

Её лицо надолго въелось в сознание Михаила. Власов не мог понять, почему девушка такой исключительной красоты так бездарно относится к своей жизни? Уже потом Власов корил себя за то, что так по-хамски с ней обошёлся. Он должен был хотя бы попробовать познакомиться с ней.

Чудо всё же произошло, но Власову пришлось ждать его пару месяцев. На этот раз была уже совсем ночь, девушка была одна, а охрана была на месте. Вид у неё был потрепанный и нервный. На ней был мужской спортивный костюм с видавшей виды курточкой на молнии.

– Нужна ваша помощь, – она еле выговаривала слова. – Там … вы врач? Помогите.

Расспросив её, Михаил понял, что с её приятелем случилось что-то плохое. Власов не особо горел желанием помогать ему, но девушка была на грани срыва, а Ибрагим встал на её строну. Вместе они убедили Власова. В конце концов, у Ибрагима было оружие, и он вроде бы был каким-то борцом. Так что Власов не побоялся идти с ним в притон, но травматический пистолет всё-таки взял. Оказалось она жила неподалеку в двенадцатиэтажке. Охранник пытался её разговорить.

– Тебя как звать-то? – вдруг спросил Власов.

– Аня … меня зовут Аня. А … а тебя?

– Михаил Власов.

– У неё походу шок, – думал Власов.

Квартира Ани не оказалась притоном. Это была вполне себе обычная двушка, только вот мебели в ней было маловато, как и прочего убранства. В помещении стоял дурной запах. Аня вела Власова в спальню, Ибрагим шел впереди. Михаил мельком оглядел гостинную. Голые желтоватые стены с грибком по углам, на тумбочке стоит телевизор, а напротив него диван который, скорее всего, притащили с помойки.

– Фу, бля! – вырвалось из Ибрагими, после чего он покинул спальню. – Я тебя за дверью подожду. Давай только по-быстрому, – сказал он Власову.

В спальне было всего лишь два матраса с пожелтевшими простынями, одеялами и подушками. По углам были разбросаны пустые пивные бутылки. На подоконнике рядом с каким-то растением красовалась недопитая бутылка водки. Тусклый свет освещал лежащего на одном из матрасов парня.

– Слава, вставай! Слава! – у Ани началась истерика.

Слава лежал на матрасе лицом в рвоте. Из одежды на нём были только джинсы. Власов видел, как кал медленно впитывался в них. Аня в слезах бегала вокруг матрасов, потом начала трясти Славика в надежде, что он очнётся. Но он не очнулся.

– Так. Давай перевернём его на бок, – сказал Власов.

Вместо этого Аня села на корточки, её лицо покраснело, она стиснула зубы и стала выть. Слёзы текли из её глаз. Власов проверил пульс у парня. Пульса не было. Тогда он перевернул его тело на спину. Он заметил рядом с матрасом тарелочку. На ней лежал шприц, жгут, ложка и все остальные наркоманские дела. Аня успокоилась. Лицо Славика было выпачкано в рвоте, взгляд его остекленевших глаз был одновременно удивленным и тупым. В тот раз Власов не обратил на него внимание. Он вообще не обращал особого внимания на мужчин. У Славика были татуировки в виде змей на руках, он обладал спортивным телосложением и внешностью мужчины с обложки журнала. Несмотря на все обстоятельства.

– Со стороны жизнь кажется комичной, но при близком рассмотрении она в большинстве случаев – глубокая трагедия, – думал Власова.

Тоска нахлынула на него, хотя вообще он видел вещи и похуже.

– А если бы это был какой-нибудь алкаш с церозом за шестьдесят, парился бы я? – Власов задумался.

Он вспомнил про Аню, так что ответа на этот вопрос не последовало. Аня сидела на полу, рядом с ней была такая же тарелка с наркоманскими принадлежностями. Её взгляд был направлен в пол.

– Ещё этого не хватало, – сказал Власов.

Он хотел привести её в чувства, но безуспешно. В конце концов, она повалилась на пол и начала махать ногами и руками.

– Ну, всё. Валить надо отсюда. Но куда? Мы уже и так засветились, – думал Власов.

Власов отдал пистолет Ибрагиму.

– Тут полная жопа, надо ментов вызвать и скорую. Давай иди к Мусе в ларек, закройте его, я как тут закончу с этой дурой, то пойду в ларёк спать. Утром увидимся короче, – они попрощались.