«Два рубля за небо»

«Два рубля за небо»
Василенко Полина

Катюша осталась совсем одна. Депрессия, тоска, отсутствие друзей и любви. Более того, Катюша "любимый" свидетель по нескольким уголовным делам – рядом с ней, слишком часто для простого обывателя, умирают люди. Но неприятности на этом не заканчиваются. Девушке начинают угрожать таинственные преступники. Кажется, что череда бед никогда не закончится. Но девушка встречает Макса. С его появлением жизнь открывает неожиданные, фантастические горизонты и невероятные возможности!

Василенко Полина

"Два рубля за небо"

Время текло медленной рекой.

Лето. Одиннадцать утра. Прохладно. Пасмурно. Ветер, пролетая мимо приоткрытых окон, тихо насвистывает нудную мелодию. Почему-то неслышно обычно шумно играющей во дворе малышни. Сонная муха, вяло полетав над столом, приземляется на подоконник и замирает.

Катя, смахнув слезу, откладывает ручку. На листке бумаги лишь одна фраза: «Мне плохо».

Иван Петрович Капустин почти бежал.

В парке «Локомотив» давно никто не занимался благоустройством. Некогда красиво, ровно подстриженные кусты превратились в разлапистые, а в темноте даже пугающие, заросли. Парочка чудом уцелевших скамеек полустояли-полулежали под темными старыми кленами. Вокруг них кучками валялись пустые бутылки, обертки от шоколадных батончиков, использованные презервативы и мятые пачки из-под сигарет.

Иван Петрович очень торопился. Только что прошедший дождь размыл и без того плохие дорожки. Ноги постоянно скользили по расквашенной глине, а сердце больно срывалось с ритма.

«Только бы успеть, только бы успеть. Не дай Бог здесь упасть. И никого рядом! Надо успеть пристроить в надежные руки. Иначе – пиши-пропало. Как не справедливо и как обидно, но теперь уж ничего не поделать. Гадкое предательство, глупость несусветная. Ох, успеть бы. Сейчас, минуточку отдохну, отдышусь».

Иван Петрович тяжело привалился к одному из кленов и медленно сполз на скамейку. Сердце стучало невпопад, словно стараясь выпрыгнуть наружу из ставшей вдруг тесной грудной клетки. Дрожащими руками нашарил в нагрудном кармане поношенного пиджака таблетки и судорожно, едва не промахнувшись, положил их под язык. Подождать, потерпеть, сейчас пройдет.

Скамейка стояла неровно. Иван Петрович невольно соскальзывал с сиденья. Неловко, жарко, слишком мало воздуха. Больше всего хотелось прилечь на свою кровать и, слушая мерный ход часов с боем, постепенно успокоиться.

Тик-так-так-так. Уговаривал себя мужчина. Сейчас пройдет. Еще пару минут и подействуют таблетки. Поморщившись от боли, медленно пересел на другую скамейку. Немногим лучше.

Сердце забилось чуть медленнее. Отпустило?

Иван Петрович мокрый от приступа, вздрагивая всем телом, робко оглянулся по сторонам. Пустой, молчаливый заброшенный сквер, медленно покачивающие листвой темные клены, напитанная дождем топорщащаяся трава. Никого.

Глупо и до слез обидно. Помочь некому, передать некому, попросить некого.

Закрыв глаза, Иван Петрович Капустин стал ждать. Тик-так-тик-так. Истекало отпущенное время. Старый клен то и дело ронял на лицо мужчине еще не высохшие капли дождя. Дерево оплакивало неожиданного путника, зная чуть больше о его дальнейшей судьбе.

Неожиданно облака, закрывающие часть неба, расступились, и солнце брызгами прорвалось сквозь густую листву. Парк мгновенно преобразился, задышал летней негой.

Тик-так-тик-так. Иван Петрович, не решаясь открыть глаза, повернул лицо к выглянувшему солнцу. Сердце не унималось, боль разливалась по всему телу. Отчаянье, тоска, предчувствие неизбежности скорого конца овладели Иваном Петровичем. Даже выглянувшее солнце, настырно щекочущее закрытые веки, не могло вывести его из нахлынувшего состояния.

«Мама, мамочка. Возьми меня, грешного, к себе. Я так устал, запутался и отчаялся. Ничего больше не надо. Хочу к тебе, мамочка!» – взмолился мужчина.

Образ матери, уже давно умершей, появился перед глазами, и Иван Петрович облегченно выдохнул.

– Ванечка, сыночек! – мамин силуэт, чуть подрагивая в белесом полупрозрачном тумане, протянул руки навстречу. Голос звучал нежно, напевно. – Пойдем со мной, маленький. Я очень соскучилась. Все плохое закончилось. Ты только доделай оставшееся и пойдем.»

«Да, да. Надо доделать. Последнее усилие и я буду с мамой».

Иван Петрович с трудом разлепил глаза. Сквозь бьющие в лицо острые лучики солнца разглядел молодую женщину в ярко голубом сарафане. Она стояла напротив и что-то встревожено говорила. Бледно-рыжие волнистые до плеч волосы отсвечивали, словно нимб над головой, а протянутые перед собой руки очень напоминали мамин жест.

– Ангел прилетел за мной. Спасибо, мама, – чуть слышно прошептал Иван Петрович Капустин. – Сейчас, сейчас. Я должен отдать. Вот, ангел, возьми. Так полагается. Это плата за небо. Возьми, сделай милость!

Мужчина, постанывая, пошарил в кармане пиджака и вытащил монетку.

– Возьми, – Иван Петрович протянул вперед дрожащую руку.

Женщина – ангел с недоумением взяла монетку, но даже не успела разглядеть. Иван Петрович Капустин громко охнул и, резко побледнев, начал валиться на бок. Сунув денежку в карман сарафана, молодая женщина кинулась к умирающему мужчине.

Капитал Олег Домостроев ехал на происшествие злой и недовольный. Пятилетние близнецы, играя, разбили домашний телефон, старшая дочка Иришка отказывалась ехать в оздоровительный лагерь, жена Людка в очередной раз закатила сцену ревности. Дурдом! Хорошо, хоть выспаться удалось. Вчера в восемь вечера грозно объявил семейству отбой и запретил даже шепотом разговаривать. Потому то и проспал спокойно десять часов к ряду. Встал почти счастливый, плотно позавтракал и тут началось… Счастливая семейная жизнь.

Не успел пообедать, как поступил вызов. Смерть пожилого мужчины в городском парке «Локомотив». Местечко неуютное, криминальное, где каждую неделю то пьяные разборки, то кражи кошельков и сумок. Неужели людям ходить больше негде? Сам бы он туда ни в жизнь не сунулся. Хоть днем, хоть ночью – в парке погано и опасно.

«И куда только милиция смотрит?» – задал себе риторический вопрос капитан Домостроев и вышел из машины.

Еще утром веяло приятной прохладой, а сейчас выглянувшее светило начало работать на полную мощность. После прошедшего дождя парило, и липкая знойная сырость назойливой мошкой проникала под рубаху.

В обычно пустом сквере собралась небольшая кучка соглядатаев. Некоторые с любопытством смотрели, другие – снимая происшествие щелкали телефонами.

– Посторонних быстро с площадки, – рявкнул капитан Домостроев. – Свидетелям остаться.

Люди, как пуганые тараканы, разбежались по сторонам. Никто добровольно не хотел связываться с полицией.

– Уф, – недовольно фыркнул капитан. К нему сразу подбежал местный участковый Филипович. – Чего тут у вас? Докладывай.

– Так, труп тут у нас, товарищ капитан, – Филипович понуро развел руками. – Жили себе спокойно и вот!

Участковый Филипович, маленький, худенький, словно подросток, никак не походил на блюстителя порядка. Скорее его хотелось защитить и утешить.

– И вот! – хмыкнул Олег Домостроев – Дали ему год! Докладчик из тебя никудышный. Показывай!

– Пройдемте, – угодливо отодвинулся участковый и жестом показал вперед. – Вон тело на одной скамеечке, а на другой сидит свидетельница. Она вызвала «Скорую помощь» и полицию. Плачет сердечная. Оно и понятно – такой стресс пережить!

Олег Домостроев мельком глянул на лавочку с телом мужчины, около которого работали криминалисты, потом повернулся к свидетельнице и замер.

– Екатерина? Гордеева? Снова? Вы? – то ли ошарашено, то ли возмущенно повысил голос капитан Домостроев. – Филипович, да что у вас тут происходит?

– Не могу знать! – испуганно пискнул участковый и добавил. – У нас тут труп.

Но Олег Домостроев не слушал. Не осматривая труп, быстро подошел к сидящей на второй скамейке молодой женщине и встал прямо перед ней.

– Это уже не смешно! Это уже настолько не смешно, что я готов вас арестовать!

– Почему? – Катя Гордеева, откинув с лица рыжие волосы, посмотрела на капитана большими темно-зелеными глазами. В них совсем не было испуга. Лишь изумление и печаль. – Здравствуйте, уважаемый полицейский. Снова я. И мне тоже не смешно. И, кажется, совсем скоро начнется настоящая истерика. Здесь рассказать о происшествии? Или сразу поедем в отделение? Могу завтра сама подойти. Дорогу знаю.

Катя Гордеева, ожидая указаний от капитана, замолчала. Посмотрев еще раз на полицейского пронзительным взглядом, вздохнула и сникла.

Капитан Домостроев неловко присел рядом на криво стоящую скамейку. Вот вроде и девчонка симпатичная, интересная такая, но как потухшее солнце. Смотришь на нее, и одолевает «безнадега». Нельзя же быть такой несчастливой! Причем везде!

Но вслух свои размышления капитан озвучивать не стал. Он здесь труп обследует, а остальное пока к делу никакого отношения не имеет. Пока.