Интимная гравитация

Степанида молча неизбежную участь принимала, тем более мамка наставляла, чтобы не напугала ненароком молодого муженька отказом, –  может и до скончания веку проживёте вместе, если повезёт, а на нет и суда нет. Как уж сложится, доченька. Хочется бы, чтобы  хорошо, по-людски.

Прожили молодые в любви и согласии с полгода.

Фёдор поначалу в Степаниде души не чаял, каждую свободную секунду ластился, слова приятные говорил, животик нежно оглаживал, мечтал вслух, как заживут, когда ребёночек родится и война закончится.

Про окончание войны в то время все мечтали. Ждали радостной вести. Солдатки извелись без мужиков.

У Степаниды к тому времени живот на нос полез, вот-вот опростается. Казалось бы, всё у них с Феденькой срослось: обвыклись, притёрлись.

Как и раньше смотрел парнишка на жену влюблённым взглядом, полным неподдельного изумления и восхищения ненаглядной милашкой. Каждую секундочку знаки внимания выказывал, ласково и нежно прикасался, чем ублажить не ведал.

Однажды у дружка праздновали что-то, позвали и Федю. Идти не хотел, думал с женой вечер провести. Степанида сама уговорила. Что же парень всё с ней да с ней, пусть развеется, повеселится. Устаёт.

Знала бы, где упасть, так соломки подстелила. Может, и не помогло бы, но все же…

Пришёл Федор едва не под утро, чернее тучи: видно дружки чего наговорили, разбудили лихо.

Пьяненький был крепко, сердитый. Привязался к Степаниде – расскажи да расскажи, как тебя старый козёл брюхатил.

– Ласков ли Петруха с тобой был, когда невинности лишал? Глазки, небось, от приятности закатывала. Или кричала от восторга и вожделения, а, сучка?  Кто ещё, окромя него, в пещерку твою мерзкими причиндалами лазил? Сказывай, тварь!

Сам смотрит исподлобья. Кулаки сжал, наступает.

Степанида окаменела от предчувствия, задний ход включила, пятится.

На очередном шагу споткнулась и завалилась навзничь, головой о табуретку ударилась.

– Ах ты, сука ж! Ещё и орёшь! Мне больно сделала, сама криком заводишься! Вот тебе, подстилка, вот!

Вторым или третьим ударом кровь из губы вышиб, что разозлило Федьку пуще прежнего.

Начал он наносить удары руками и ногами попеременно.

Степанида, боясь разозлить злодея ещё сильнее, молча побои приняла, только охала про себя, молилась, чтобы дитя не зашиб, да саму калекой не сделал.

– Вот и сказке конец, –  думала она. – Чего на него нашло? Полгода молчал, ни единого упрёка, только жизни радовался, а тут…

Доченька Часть 2

Степанида получала удары ногой в лицо, по животу, по почкам.

Фёдор сбил кулаки в кровь, бесновался.

Очнулся, пришёл в себя не скоро.

Когда понял, что натворил, начал приводить Степаниду в чувство. Да где там, поздно.

Пятно жидкости по всему полу растеклось, начались схватки, а она в беспамятстве. Испугался Федька жестокости своей беспричинной и убежал.

Нет больше у Степаниды ребёночка. Совсем нет. И мужа нет боле.

Как пришла в себя, увидела скользкую лужу на полу, плод в ней окровавленный с пуповиной, торчащей из чрева, пришла в неописуемый ужас.

Степанида распухшее лицо кровавыми руками потрогала, опросталась до конца, завернула мальца в тряпицу, положила на стол, – гробик нужно бы, – привела себя в относительный порядок.

Голова шла кругом, предметы расплывались, боль сковывала движения.

В голову приходили мысли о том, что в том мире, куда отправился сыночек, некому будет за ним следить.

Женщина долго соображала, как же назвать первенца. Не помня себя, прибралась в горнице, переоделась в праздничный наряд и только тогда поняла, что прежняя жизнь закончилась навсегда.

Степанида собрала Федькины шмотки в старенький чемодан и выставила за порог.

Федька несколько месяцев к её двери как на работу приходил, прощение выклянчивал.

Степанида была непреклонна.

– Нет мужа и такого не надо.

Недели через две как Федьке отставку дали, Степанида тогда ещё от побоев не оправилась, припёрся Петр Ефимович, начал ересь нести несусветную, – я тебе семя своё доверил, а ты что с им сотворила, окаянная? Таперича давай нового ребятёнка строгать. Я это дело так не оставлю, поскольку мужчина видный. Всё равно тебя поимею и плод свой в чрево воткну. Так и знай. Не отвертисся. Тем более ты баба холостая и со всех боков опробованая.

Степанида схватила швабру, намолотила чёрту козломордому, куда пришлось, не шибко примеряясь. Кажется один раз даже в глаз звезданула.

Только его и видели, даже хромать и подпрыгивать позабыл. Но, видно, опять слушок чёрный пустил, гадёныш: дружки Федькины пришли ватагой, подпитые, – всем даёшь, мы тоже хочем.

Хорошо мамка вовремя пришла, выручила.

А по посёлку ходить страшно стало: мужики и после приставали, требовали женскую услугу, словно она всем должна. К участковому ходила. Жаловалась, заступиться просила – без толку.

Хоть съезжай с этих мест. Только куда нынче податься, если кругом разор? Пришлось терпеть.

Тут война закончилась. Мужики с фронта косяком возвращались.

Кому ордена да медали, кому похоронки.

Мамка так и не дождалась, искать своего поехала.

Женихов для молодых баб сразу перебор случился, хоть отбавляй.

Посватались и к Степаниде.

Капитан с россыпью наград на кителе.

Не особенно видный, но серьёзный. Партийный.

– Понравилась ты мне, девица, – говорит, – жить с тобой хочу. Любить буду.

Степанида и не прочь бы, да прежний опыт охолаживает: а ну как драться начнёт? Лучше уж одной.