– Рано тебе о том судить. На вот тебе деньги, отдыхай, покуда не выросла. И помни, чего от девочек мужикам нужно. Остерегись.
– Не учи, мам. У меня те мужики во где, раздавлю, если что. Со мной не забалуешь. Я побежала.
Вера стала одеваться, не сказать странно, необычно. Во всяком случае, Степанида Егоровна себя в таком виде начала бы презирать. Однако, сколько ей лет и сколько Верочке. Наверно в этом возрасте все девчонки немножко глуповатые. Придёт время – повзрослеет.
На восемнадцатом году Верочка забеременела. Самое ужасное, что сама не ведала от кого. У неё одновременно было несколько ухажоров, спала со всеми.
– А чего, маман, нынче все так делают: один туфельки новые подарил и духи, другой платье, в ресторан водил целую неделю, третий деньгами спонсировал. За так никому не давала.
Рассказывала мамке о своих интимных приключениях без всякого стеснения, откровенно, в деталях.
Степанида за голову бралась, краснела.
– Как же у вас теперь запросто всё получается. Кто же тебя замуж возьмёт с таким послужным списком? Без мужа ребятёнка поднять тяжело.
– На аборт пойду. Мне пока ребёнок ни к чему. Ещё не нагулялась. До свадьбы нужно успеть всё попробовать. Я всё ещё не успела.
На аборт сходила как на свидание. Пришла к обеду, как ни в чём не бывало. Провалялась до вечера на постели и ускакала на очередное свидание.
Степанида в слёзы. Ночь напролёт глаз не сомкнула: наяву грезила, перед глазами ребёночек не рождённый стоял, внучок. Ручонками машет, зовёт к себе.
Это был мальчик.
Долго он Степаниде снился, во сне с ней разговаривал, просил мамку простить.
– Бог простит, коли он есть. Или не простит.
Степанида бы не простила, только она мать, а потому своё дитя всегда оправдает.
За несколько лет этих абортов было много. Мамка только охала да ахала, потом привыкла.
А Верочка всё искала нечто особенное, идеальное, чтобы по всем статьям подходил её прихотям.
– А она, Верка-то, ему подойдёт али как? Кабы всё в жизни по хотенкам складывалось, не было бы убогих да несчастных, а их вон сколько, куда ни ткни.
Степанида сама такая.
Однако Верочка всё же родила.
Мальчика. Ванечку. Проворонила свой срок, в операции отказали.
Ругалась на медицину почём зря, потом смирилась.
Степаниде к тому времени шестой десяток шёл. У неё уже руки скрючило, ноги еле ходили, зрение никуда.
Пришлось на пенсию жить.
А дочка никак не нагуляется: кавалеров перебирает, хотя чего там искать – сама скоро никому не нужна будет. Работает через пень-колоду, зарабатывает копейки, но хорохорится.
Мужики пока клюют, даже в клювике чего-то приносят, но Верку не устраивают.
Ванечка полностью на бабушкиной опеке. Лишь изредка мамка удосуживается покачать, накормить, переодеть.
С грудничком Степанида ещё справлялась материально, хоть и с трудом, а после совсем стало пенсии не хватать.
Верочка редко когда деньжат подкидывала, оправдывалась, что самой не хватает.
Одежда на мальчика всё дороже с возрастом, а тут и вовсе Перестройка нагрянула.
С голода не пухли, но опять как в военные годы выживать стали.
Пришлось Степаниде работать идти. Курами и яйцами торговала у частника.
Платил тот не очень, но частенько позволял яичный бой домой забирать.
Мало, что Ванятку накормить нужно, так ещё и Верка порой столовалась, не стеснялась мать объедать.
Работать не хотела, говорила. что для её квалификации вакансий нет, а если есть – платить не желают .
– Какая к чертям собачьим квалификация? Иди хоть торговать чем или уборщицей, всё копейка. Не с голода же пухнуть.
Куда там. Так и ищет. Чего?
И ведь нашла.
Собрала вещички и упорхнула в неизвестном направлении, только хвостиком махнула.
Бабке-то с дитём как жить?
Ладно, пока силы есть, а как совсем не станет? Вот уж лихо, так лихо. В войну, легче было: молодость, люди добрее были, проще, помогали, чем могли. Теперь, совсем не так. Каждый сам по себе. Вот и дочка тоже.
– Как же она могла нас бросить? Ладно меня, Ванечку, кровиночку родную, как кутёнка слепого… Доченька, опомнись, милая!
Разве она услышит?
– Женишка себе отхватила. Надолго? Нагуляется, придёт худая, оголодавшая, опять деньги будет требовать. И где взять денег этих проклятущих. А как помру, тогда что, Ванятку в детдом определят? Нельзя помирать, никак нельзя. Он мой, родной, всё одно дотяну, выращу. Что бы ни случилось.
Время неумолимо приближало неизбежность. Возраст всё больше давал о себе знать. А доченька как сквозь землю провалилась.
Такого ещё не бывало, чтобы долго так у очередного принца жила.
Решила Степанида в разведку идти.
Кого могла – всех опросила. Выяснила. Что живёт Верочка с нефтяным магнатом местного розлива, хозяином двух заправочных станций, оптового склада ширпотреба, целого ряда лотков на рынке и так, по мелочам, киоски всякие.
По представлениям Степаниды – миллионер. Зовут Зорик. То ли азербайджанец, то ли чеченец.
Ещё сказали, что ему под шестьдесят. Решила она точнее узнать, не вздор ли несут?